Он не мог заставить себя посмотреть заложнику в глаза – своему неудачливому двоюродному брату, стадному животному, способному, однако, в полной мере ощутить ужас смерти.
К чугунной ограде был привязан единственный оставшийся в живых узник лаборатории. Впервые за много недель наевшийся до отвала – наглотавшиеся брикетной травы вперемешку с лишенными запаха гранулами.
– Уходите! – торопила Лана. – Уже время…
По ржавой железной лестнице они поднялись на крышу.
Сумерки сгустились окончательно. Тот, привязанный, казался смутным белым пятном на темном снегу.
Дым обернулся к Лане:
– Иди в дом… Люк, уходите оба. Быстро.
Лана не стала возражать. Люк помог ей пробраться по скользкой крыше к слуховому окошку; Дым слышал их дыхание, да хлюпанье жидкой грязи под ногами того, кто пытался освободиться от спутавшей его веревки; волки были близко, их присутствие ощущали и Дым, и тот. Определенный на роль приманки.
Дым приносил в жертву живое существо. Существо, похожее на него с точностью до волоска, до узора вен и сосудов, существо, чувствующее боль и приближение конца.
Лучше всего сейчас было уйти с крыши вслед за Люком и Ланой – но Дым остался.
Далеко, в стороне промышленной зоны, завыли тонко и жалостливо, и от этой печали Дым сжался в дрожащий комок, а тот, привязанный, забился и закричал.
Дым оглянулся – никого, кроме него, не было на крыше.
Дым посмотрел вниз – улицы казались заполненными черной стоячей водой. Залитыми ночью; в какой-то момент ему показалось, что темнота шевелится, живет. Нет, только показалось.
Идите сюда, беззвучно сказал Дым. Идите. Мы ждем вас. И несчастная приманка, чья судьба предопределена. И я… И все мы, потомки Лидера. Идите, все готово…
И снова послышался вой – на этот раз гораздо ближе; оголодавшие охотники не ошиблись в выборе маршрута.
– Идите, – сказал Дым шепотом. – Идите… Мы не звали вас в наш город. Но теперь чего уж там, идите. Здесь ждет сюрприз, который должен вам понравиться. Ну же…
Тот, назначенный на роль приманки, совсем обезумел.
Он рвался и метался на привязи; он орал, Дым знал, что эти крики слышны и в доме. Скорее, взмолился Дым, обращаясь к волкам. Не тяните, давайте же…
Крик вдруг сменился хрипом.
Дым перегнулся через край крыши, но ничего не мог разглядеть. Он готов был поклясться, что волки еще не пришли на площадь – но приманка уже молчала. Неподвижное белое пятно… Слабо хлюпнул талый снег. Тишина.
Дым чиркнул спичкой. Руки тряслись.
Он разжигал фонарь только в экстренных случаях – экономил масло. Но сейчас был именно экстренный…
Под чугунной оградой лежало обмякшее, грязное, маленькое тело.
Обвитое веревкой, как мертвый плод пуповиной.
* * *
– Это очень важно – понять. Они не стали есть его, потому что их отпугнул препарат?
– Они не могли почуять препарат, – убежденно сказала Лана. – Они… побрезговали трупом, вот что!
– Тихо, – сказал Люк, серый, растрепанный и смертельно усталый. – Тихо… Это я виноват. Надо было вторую очистку… Я спешил… Я идиот, волчья сыть!
– Успокойся, – сказала Лана. – Мы все равно это сделаем. Мы придумаем, как… Ты только успокойся. Может быть, поспишь?
– А если провести вторую очистку – они, ты думаешь, не почуют? – спросил Дым.
Люк помотал головой:
– Вторую… Если бы… Эх…
Свет едва пробивался сквозь занавешенные окна. Пол был гладким и чистым – ни единой пылинки, ни единой соломинки. Солому давно съели, а пыль и песок ежечасно выметает Ланина мать. У нее прямо психоз какой-то – водит и водит тряпкой по чистому полу…
– Надо поспать, – повторила Лана. – Всем нам…
Все мы, подумал Дым. Мы – все…
Чья-то ошибка. Чудесный дар – разум – доставшийся жвачному стаду.
Подпевающие на площади, копирующие одежду и прически, тупо ходящие друг за другом. Дорожащие мнением лидера, одинаковые, обреченные…
Они сидели у самодельного очага – плечом к плечу.
Дым положил правую руку на плечи Люка, а левую – на плечи Ланы. Лана обняла мать, мать обняла сидящего рядом парня, и вот уже плотный круг молчаливых, полузнакомых, обнявшихся сидел перед самодельным очагом и смотрел в огонь.
* * *
«Лидер говорил: так сложилось, что мы не можем выжить друг без друга; это не проклятье и не благословение.
Лидер говорил: мы можем презирать друг друга… Мы неравны по отношению друг к другу, и никогда не были равными. Нас привязывают друг к другу наш страх, наш голод, наша глупость и наша любовь.
Мы – это то, что нас объединяет».
(«Сказание о Лидере»)* * *
Близилась весна.
Кое-где на поле снег уже сошел, из проталин выползла, как солома из матраса, прошлогодняя бурая трава.
А под ней, если разворошить – зеленые побеги. Бледно-изумрудная новорожденная травка.
Дым шел через поле. Отвыкший от неба над головой, притерпевшийся к низким закопченным потолкам, он шел, преодолевая головокружение, и дышал полной грудью.
Ветер пропах волками. Дым мечтательно улыбался.
Он вспоминал Хозяина, с его непроницаемыми щитками поверх пристальных глаз. «Ты не поймешь», – говорил Хозяин и сочувственно качал тяжелой головой.
Я-то все прекрасно понимаю, молча отвечал Дым, продавливая пяткой оседающий серый снег. Я все понимаю, а если не умею сформулировать – что же… Может быть, я просто не считаю нужным. Зато ты -то, Хозяин, не поймешь меня наверняка.
Вы не ходите стадом? Ваше счастье. Но зато вам никогда не понять одной вещи… Впрочем, я уже зарекся объяснять. Все равно вокруг никого нет, кроме сырой равнины, сладкой травы в проталинах и приближающегося волчьего запаха.
А мне-то казалось – как только я выйду в поле, волки посыплются горохом. Их не так много, волков, им требуется время, чтобы найти добычу… Воистину – у страха глаза велики.
Облака были такие же серые, как снег. И в облаках тоже были проталины, только вместо робкой зелени из них проглядывала синь, а из одной дыры, разъехавшейся прямо посреди неба, вдруг брызнуло солнце. Дым зажмурился.
Вот так, Хозяин. Паси свои стада, стриги, собирай шерсть; через несколько поколений ты вполне можешь отправить их на бойню, они нисколько не огорчатся… Они пойдут покорно, чередой, как ходили всегда, и только за мгновение до смерти позволят себе испугаться…
Нет; Дым тряхнул головой, отгоняя лишние мысли.
Стадо обязано пастись? Под взглядом пастуха либо под взглядом волка? А это вы видели?
И Дым, рассмеявшись, как подросток, показал серо-синему небу широкий непристойный жест.
Небо не смутилось.
Может, мы и скоты, думал Дым, по щиколотку проваливаясь в талую воду. Может быть… Но нашу судьбу не тебе решать, Хозяин. И не волкам. Я понимаю, что тебе глубоко плевать на эти мои рассуждения, ты даже никогда о них не узнаешь… я надеюсь только, что ты удивишься, узнав о возрождении цивилизации. Нашей Цивилизации, потому что она возродится, Хозяин, ого, еще как…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});