посмотрела на него. Они были одни в темной каюте тихо покачивающегося на волнах ялика на благоухающем озере в частном саду удовольствий на окраине М'йона, на вечеринке, которую устраивала одна из семей, разбогатевшая некогда на правительственных контрактах. Оба были в масках и простых плащах, как и все остальные участники праздника.
— Ты говоришь, у тебя есть такое? — спросила она.
Он улыбнулся и открыл футляр, обнажив в нём секретный уровень, где лежала чуть более тонкая версия изделия, тоже сверкающая, как узкий карман кружева из жидкого золота, усыпанного крошечными драгоценными камнями.
— Вот! — продемонстрировал он, улыбаясь. — Посмотри!
— Они не постоянные, не так ли? Их можно как то снять…?
— Да. Проще всего — прикоснувшись тканью футляра к любой их части. Можешь оставить футляр себе. Я буду носить свой вечно, клянусь.
Она издала тонкий смешок.
— А как мы… их… наденем?
— Может, сначала я надену свой? Или это сделаешь ты?
— Может быть, — сказала она, рассматривая устройство. Оно слегка отливало золотом в приглушенном свете. — Какое странное, — сказала она и прижалась к нему. — Так ведь будет не слишком удобно?
— Пожалуй, нет, — согласился он, ложась на спину.
* * *
Трамвайная линия тянулась в туманное небо.
Высадка была произведена максимально близко к месту назначения, но, тем не менее, ей всё равно пришлось пробираться через густые поля бронзовой травы, доходившей почти до подбородка, к пыльной грунтовой дороге, а затем проделать еще более долгий и утомительный путь к заброшенной трамвайной остановке посреди равнины.
Ожидая на платформе, она смотрела в сторону далёких гор. Оранжево-белые перья облаков высоко в небе на востоке проплывали над вершинами, но сам хребет был виден плохо, погруженный в туманную дымку.
Она направлялась в Ахен'таяву, поселение слушателей на склонах горы Джаманатрус хребта Керечуй, Цетид.
Одинокий путешественник проехал по дороге с противоположного направления на ветхом трехколесном транспортном средстве, которое перемахнуло через рельсы, подняв облако пыли. Существо вышло из машины, подхватив мешок, после чего двинулось к остановке. Увидев Тефве, путник замедлил шаг и поклонился, подступив к сиденью на платформе с противоположного края от того, где ожидала Тефве, и компактно сложил себя в некую конфигурацию, напоминающую ромб, узорчатой головной частью нависавший над сонмом искривлённых плоскостей, по всей видимости, используемых им как конечности.
Увануи были маттиформны. Большинство людей, вероятно, назвали бы их складчатыми, хотя этот термин мог показаться оскорбительным, в зависимости от языка, на котором он был произнесен, и вида, для описания которого использовался. Они выглядели как высокие, темные, угловатые, многослойные палатки, сложенные причудливым образом. Ромбовидные части их голов, украшенные полосами глаз и ушными полостями, прочерчивала щель, являвшая собой рот и походившая на необычно склонённые и нависавшие над телом лепестки. Это были существа — оригами, существа из складок.
Трамвай прибыл с грохотом — длиной в три вагона, с открытой верхней площадкой, расположенной посередине. Тевфе и темная складка вошли.
Внутри было почти пусто. Трамвай уверенно двинулся по склону наклонной равнины, время от времени останавливаясь, чтобы подобрать или высадить пассажиров. Последние, завидев Тефве, на несколько мгновений замирали, таращась на неё и не решаясь подойти ближе. Никто из них так и не рискнул подсесть к ней и поэтому она вынуждена была выступать в качестве наблюдателя, следя за перемещениями странных созданий, не имевших аналогов в известной ей части космоса, на какое-то время погрузившись в свои мысли, воспринимая только необычное гудение, сопровождавшее взбиравшийся в предгорья трамвай.
Этот звук, обретавший в среде где-то на грани восприятия, постепенно нарастал — медленно, но неуклонно. Трудно было определить, когда он впервые выделился из шума дребезжащего, раскачивающегося трамвая и проносящегося над окружающими полями ветра, колыхавшего высокие бронзовые травы и изредка мелькавшие толстоствольные медные деревья. Тевфе осознала звук, когда поняла, что уже некоторое время прислушивается к раздававшемуся, как ей мнилось, за её спиной монотонному гулу, непроизвольно оглядываясь, но так и не обнаружив источник.
— Это… звук? — обратилась она к костюму.
— Да.
Трамвай с грохотом остановился на очередной остановке, и теперь она могла распознать звук более отчетливо — он представлял собой низкий рокочущий набор тонов, похожий на очень далекий и продолжительный гром, отдельные части которого синхронно перекатывались, то приближаясь, то удаляясь, словно подхваченные шальным ветром.
Она встала с неудобного сиденья, пройдя к передней части среднего вагона трамвая, откуда поднялась наверх, чтобы иметь максимальный обзор. Здесь было больше местных жителей, при её появлении расступившихся, словно приглашавших её пройти вперед. Однако она, как могла, показала им жестами, что предпочитает держаться позади, тем более что обзор здесь был лучше.
Горы поднимались из туманной равнины впереди темной каменной грядой, мрачные массивы которой прорезали облака, а самые высокие вершины покрывали оранжево-белый лёд и снег.
Звук нарастал и стихал с дразнящей грацией, силу его, казалось, питали не только лёгкие бризы, кружившие вокруг трамвая, но и более могучие ветры, дувшие на десятки километров в сторону далекого горизонта с подёрнутым дымкой небом. Похоже на огромный хор басов, поющих медленный, звучный гимн на неизвестном языке, подумалось ей.
Трамвайная станция в предгорьях встретила их непривычной оживленностью. Темные складки разгуливали по перрону и в окрестностях, странно переваливаясь с ноги на ногу. Станция соединялась с целым веером зубчатых фуникулёров, уходящих в горы, постепенно расходившихся, подобно распутываемому на глазах гигантскому клубку. Звук здесь был немного громче, но все ещё зависел от проносившихся воздушных потоков.
Линия, по которой она пошла, покинув трамвай, поднималась, постепенно изгибаясь, вдоль склона одной из гор, проходя через высокий виадук и следовавший сразу за ним длинный туннель. Она заканчивалась на другой станции, где сходились три других таких же отростка канатной дороги. Указатель подсказал ей, на какую из них нужно сесть. Звук сделался ещё громче, настолько, что в вихре ветра иногда слышались ноты или наборы нот, эхом отражавшиеся от далёких утесов.
После трамвая в вагоне фуникулёра оказалось тесновато, а в гондоле канатной дороги места было еще меньше — местным жителям то и дело приходилось касаться ее. Часть её инструктажа подразумевала приблизительное понимание их языка. Меж собой они, как правило, выражали удивление, вызванное, помимо прочего, тем, что она, похоже, не издавала никаких запахов.
Канатная дорога взлетала над тёмной долиной сланцев и осыпей, проходя над наклонной равниной из обломков скал, перемежаемых островами низкого плотного кустарника. Заросли трепетали на ветру подобно мрачному взъерошенному морю, расцвеченному оранжево-кровавыми сполохами далёкого светила. Воздух был удивительно чистым и слегка разряжённым. Ко всему здесь уже отчётливо ощущался холод.
Когда гондола, наконец, припарковалась у голого навеса