Избыток солнца в Мексиканском заливе изменяет погоду в другом конце света — на Британских островах. Океан грузит себе на хребет в Мексике солнечные консервы и бесплатно везет их англичанам. В Тихом океане происходит то же самое, только наоборот. Горячие головы перуанцев охлаждаются антарктическим льдом.
Перуанцы руками и ногами отмахиваются от именования этого течения Гумбольдтовым. Но это единственное, что они могут сделать. Если переименовать течение в «Перуанское», то это никак не изменит его извечного направления, от патриотического жара перуанцев оно не станет теплее ни на один градус, а их самые благочестивые пожелания не вернут песчаным дюнам на побережье зелень тропиков.
Слалом на песке
Перуанскому побережью для жизни не хватает одного важного условия: пресной воды. Островки жизни появляются на нем лишь там, где холодные горные быстрины отводят воду с андских ледников в океан. Так по крайней мере бывало всегда. Но наше время принесло пустынному побережью и другую реку жизни: сплошную, хотя местами и в выбоинах, ленту асфальта, которая, как бегун, кружит по песчаным просторам и проникает по отрогам гор от границы Чили к самому заливу Гуаякиль.
Конец каждой недели пускает кровь лимским авенидам и улицам Кальяо, отводя на это шоссе тысячи машин, которые наполняют артерии города в рабочие дни. Мотоциклы, легковые автомашины, автобусы и грузовики вырываются из столицы на побережье. Чем дальше от Лимы, тем реже их поток. Одна за другой машины сворачивают с шоссе и по песчаным дорогам устремляются на пляжи и к дачам на побережье. Эти несколько десятков километров песка севернее и южнее узла Кальяо в солнечные дни представляют собой раздвинутые на воскресенье предместья Лимы.
Хотя в Перу и не одна гора, на которой круглый год держится снег, перуанских лыжников можно перечесть по пальцам. Впрочем, стоит ли удивляться. Езда на лыжах на высоте 5 тысяч метров над уровнем моря, в разреженном воздухе и по снежным полям на краю стометровых ущелий исключает представление о лыжах как о спорте. Тем большее удивление вызывают перуанские лыжники, когда их видишь в плавках возле моря. С лыжами на ногах! При отсутствии снега! Их вполне удовлетворяют стометровые дюны тончайшего песка, который нанесло сюда с пляжа ветром. Начало этому спорту положили эксцентричные американские туристы, которые хотели похвастаться перед перуанцами чем-нибудь сенсационным, необычным. Доморощенные перуанские эксцентрики попались на эту удочку и теперь обдирают свои носы о песок с тем же успехом, как и их северные учителя на своем весеннем фирновом снегу.
У настоящих спортсменов песчаные лыжники большого удивления не вызывают. Прикрепив к босым ногам лыжи, они наслаждаются тем, что скользят несколько десятков метров по склону к подножью дюны.
В 50 километрах южнее Лимы приморскую полосу песка пересекает барьер голых выветренных скал; он ответвляется от главного массива Кордильер и доходит до самого океана. В нескольких километрах от главного шоссе, которое преодолевает это препятствие несколькими спиралями среди отвесных скал, грохочет прибой. Океан пробил узкое ущелье к котловине в прибрежных скалах и образовал там соленое озеро, окруженное домиками рыбаков и дачками лимских туристов, стремящихся найти здесь воскресный отдых. И находят его, потому что Сан-Бартоло — одно из самых удаленных мест, которые в праздничные и воскресные дни становятся предместьями Лимы.
Скалистое жерло бухты Сан-Бартоло то и дело сотрясается, словно от удара огромного копра. Перед каждым ударом из глубин каменного мешка раздается гулкий грохот, могучий, как эхо грома; он приближается и усиливается, пока его не прерывает удар, который спокойно может заглушить даже орудийный салют. А вслед за этим из скалы вырываются гейзеры вспененной воды. Это знаменитый Бокейрон — олицетворение безмерной силы и ярости океана. Тихий океан пробил себе в котловину Сан-Бартоло один открытый путь через скалистое ущелье. Но миллионы ударов, которые днем и ночью наносят волны по скалистой дамбе, образовали еще другой проем, другой водосброс, который сужается со стороны океана в огромную воронку. В его устье шириною более 100 метров скалы захватывают одну волну за другой. Высокая стена воды валится внутрь, кипит, рассыпается брызгами и грохочет, борясь за место, которого с каждой долей секунды становится все меньше и меньше, карабкается вверх, как всклокоченная голова дракона, слизывает белым языком все, что ей попадается на пути, словно хочет прожечь своим ядом непроницаемую скалу; в конце каменистой воронки она вздымается всей своей страшной силой, и… вслед за тем вся масса воды наносит удар по пасти скал, но столь же безуспешно, как и 100 миллионов раз до этого. Так повторялось год за годом, век за веком, пока неутомимая стихия не прогрызла крытый тоннель длиною в добрых 200 метров — огромный ствол, через который море выпускает в лоно лагуны заряд за зарядом.
От селения Сан-Бартоло дорога тянется на юг, минуя щупальца предгорий Анд, через ровные пояса пустыни и вдоль подножий песчаных дюн. На протяжении 200 километров пути взгляд всего лишь два раза отдыхает в зелени оазисов, которые питают влагой горные речки. Поля сахарного тростника дают здесь богатый урожай по крайней мере дважды в год. Среди огромных банановых листьев дозревают гроздья плодов, на рынках лежат горы фруктов и овощей. Но люди в этих оазисах живут ничуть не богаче и не счастливее, чем на лимских окраинах. И в селениях на побережье Тихого океана земля также принадлежит нескольким людям из города, а индейцы работают как невольники или же как батраки на чужой земле.
Прибрежное шоссе временами поднимается на 200 метров над прибоем и тут же спускается к самой воде. Тихий океан виден как на ладони. По бескрайному водному простору под облачками дыма ползут наполовину спрятавшиеся за горизонтом океанские пароходы. Недалеко от берега гладь океана усеяна белыми точками. Это чайки отдыхают во время перелета к местам своего летнего гнездовья, на пути из Чили через экватор в Северную Америку. А на границе воды и песка пенится белая полоса прибоя, на севере и на юге исчезающая в туманной дымке.
Немного погодя шоссе соскальзывает прямо на прибрежный пляж. Оно окаймляет его плавной пятнадцатикилометровой дугой, над которой поднимается массивный свод сплошных дюн, закрывающий весь восточный край горизонта. Здесь находится конечная станция воскресных вылазок. Еще дальше к югу кончается и воскресная Лима и начинается… Перу.
На протяжении всего пути меняется ландшафт, меняется наклон дороги и дыхание океана, меняется и небо. Кое-где на нем сияет солнце, в другом месте лучи его пробиваются сквозь фильтр легкого тумана. Лишь единственный и постоянный признак перуанских берегов Тихого океана остается без изменения.