– Но возвращаться потом в темный дом – тоже, знаешь…
Я не рассказываю ей, чтобы не запугать, как в прошлом году в Стокгольме, где в самом центре произошел аналогичный технический сбой, уже к ночи начались массовые грабежи. Полиции удалось их остановить с большим трудом. Я лишь предлагаю, пока свет не наладят, ночевать у нее.
– Буду встречать тебя, скажем, часов в десять у офиса, кормить, прогуливать и отвозить домой.
– Ну, конечно, конечно!.. – кричит Аля в телефонную трубку.
К счастью, именно в этот день свет дают.
Правда, ни к чему хорошему это не приводит.
У Али в квартире немедленно возникает пожар.
Хорошо еще, что она в тот момент находится дома: разложив на подоконнике справочники, сверяет цифры по строительно-монтажной спецификации. Запах дыма она ощущает не сразу, но вдруг поднимает голову, подскакивает, распахивает дверь в коридор. Оттуда вываливаются на нее клубы серого дыма. Он такой страшный, пахучий, такой едкий, непроницаемый, злой, так лезет в горло, так разъедает глаза, что Аля только и может выдавить из себя слабое: а-а-а…
Чуть не падает в обморок, по ее словам.
В коленках – слабость, в голове – гудящая пустота.
Что делать? Куда бежать?
Наверное, уже не спастись.
И вот тут происходит нечто необыкновенное.
– Ты же знаешь, – говорит Аля, рассказывая мне об этом через четыре часа. – Если что-то случается, то ни одной мысли у меня в голове нет. Я как курица начинаю квохтать, метаться и хлопать крыльями… Пока меня не поймают и не водворят на насест…
Однако в данном случае Аля проявляет чудеса разума. Оказывается, горит на плите таз, где у нее аккуратно сложено выстиранное сухое белье. Она поставила его на плиту, поскольку куда же еще? Тем более что плита выключена: электричества давно нет. Атмосфера в самой кухне – невыносимый кошмар: дым такой, что сквозь него не различить ничего. Заметны лишь языки пламени, вздымающиеся чуть ли не до потолка, да хлопья копоти, порхающие по воздуху, как черные мотыльки. Вот тут в Але и просыпается разум. Вместо того, чтобы бежать на лестницу и кричать, бессмысленно размахивая руками, она одним мощным движением выдергивает из розетки вилку плиты, а затем, прихватив полотенцем таз, так же одним движением перебрасывает его на мойку. Она даже умудряется включить воду. Все это в полубессознательном состоянии, точно совершает действия не она, а кто-то другой. После чего, задыхаясь, кашляя, падает на пол и, работая коленями и локтями, перебирается в комнату.
– Знаешь, так, ползком-ползком, как разведчик…
В комнате же она распахивает окно и ложится на подоконник, глотая всем горлом уличный светлый мороз.
И что вы думаете?
Уже через час все в порядке.
О пожаре, который тут мог бы заполыхать, напоминает лишь таз с лохмотьями обугленного тряпья (я выношу его на помойку, обернув предварительно в полиэтилен), да еще бархатные трилистники копоти на стене: Аля их специально не вытерла, чтобы продемонстрировать мне.
Но почему вдруг стала нагреваться плита?
– Все ручки, смотри, стоят в выключенном положении. Честное слово, честное пионерское, я – ничего!..
Мастеру, которого она вызывает, остается только репу чесать. Плита исправна. Включиться сама она категорически не могла.
Ну почему, почему?
Да потому что Аля – не из этого мира. Она не чувствует его геометрию, не видит заранее, издалека, его выступы и углы. И, разумеется, как только начинает порхать, сразу – бац!
Особенно ясно это становится через несколько дней. Алю, ни много ни мало, задерживает милиция. Ее останавливает ГИББД, когда она проезжает мимо поста на Московском проспекте, и сообщает ей, что она, точнее машина ее, объявлена в розыск.
Как?.. Откуда?.. По какой причине?.. За что?..
В тот же день Аля – у следователя, ведущего это дело. Правда, ответы на животрепещущие вопросы свои она получает не сразу. Сначала инспектор, которого Аля характеризует как суконного дурака, долго и упорно интересуется тем, что она делала такого-то числа в октябре?
Аля искренне возмущена.
– Откуда я знаю, что я делала такого-то числа в октябре? Прошло три месяца. Ну, вот ты, например, мог бы сказать, что делал в тот день?
Да уж, спрашивать Алю на подобные темы бессмысленно. Для нее даже неделю назад – все равно что в прошлом году. Следователь, конечно, мог бы это понять. Проницательности здесь не требуется – достаточно на Алю взглянуть. Что же касается обстоятельств самого дела, то через час разговоров, вызвавших у обоих только взаимную неприязнь, следователь, наконец, нехотя, как военную тайну, сообщает ей, что такого-то числа в октябре неизвестным лицом, водителем, был совершен некий наезд. Произошло это в Петроградском районе, на пересечении улиц Большой Разночинной и Корпусной. Сам водитель с места происшествия скрылся, но было несколько очевидцев, которые описали примерную марку машины, конфигурацию, цвет, даже, можешь представить себе, первые буквы номера. Совпадают с моими. Главное – что за рулем находилась блондинка.
Это порождает в Але особое негодование.
– Да, я – блондинка! – гордо заявляет она. – Захочу – завтра стану брюнеткой. А что? Мне пойдет!..
Пойдет, конечно, пойдет.
Але практически все идет.
Вместе с тем веселого в этой ситуации мало. Я не столько боюсь, что Алю могут по-настоящему за что-то привлечь – выяснится в конце концов, что все это ерунда, – сколько муторного и тяжелого разбирательства, которое надолго отравит ей жизнь. Ведь начнут, бог ты мой, без конца дергать, начнут допрашивать, назначать экспертизы, копаться в деталях, с очевидцами этими устроят наверняка очную ставку – нависать будет над нею как мегалит, как многотонная смерть, готовая рухнуть и погрести под собой.
Что делать? Что делать?
– Прежде всего – не хлопай крыльями, – говорю я.
Действительно, чем она занималась такого-то числа в октябре?
С восемнадцати до двадцати двух часов?
– Это ведь пятница, – уточняю я, справившись по календарю.
И вдруг вздрагиваю, точно в голове у меня раздается звонок.
– Что, что, что?..
Аля испугана.
– Все!.. – торжественно поднимая ладони, провозглашаю я. – Все, ставь кока-колу!.. В этот день, в пятницу, с восемнадцати до двадцати двух часов ты находилась со мной. Мы сидели на набережной, махали корабликам. Помнишь, к нам еще подошел Гера Симак?
– Да я тебе хоть целую ванну налью. А ты уверен, что это был тот самый день?
– Пятница, – радостно объясняю я. – В предыдущую пятницу мне в издательстве заплатили аванс, такое событие, как ты понимаешь, забыть нельзя, ну а в следующую пятницу, то есть уже через две недели, у тебя был день рожденья сестры. Помнишь, ты еще жаловалась, что – дождь, не хочется ехать, не знаешь, что подарить…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});