минуты и суровый директор общежития придет и прогонит тебя метлой.
— Имя. Последний раз спрашиваю.
— Просто прекрати это, Киллиан. — Она наполовину возмущена, наполовину смирилась. — Ты не можешь просто выследить всех мужчин из моего прошлого.
— И твоего настоящего и будущего вместе взятых. Но мы начнем с якобы парня с большим членом. Простите, я имею в виду огромным.
— Он взял отпуск, чтобы поработать волонтером в правозащитных организациях в Африке.
— Ты даже следишь за его жизнью. Давай, дай мне больше причин выгравировать его в моем списке дерьма.
Она слегка смеется.
— Ты невозможен. Ты знаешь это?
— Конечно, знаю. Эта фраза — твоя ежедневная мантра.
— Это ты сказал, что прошлое в прошлом. Это я должна обижаться на твоих бесчисленных подружек, приятелей и игрушки, а не наоборот.
— У меня никогда не было девушки. До тебя, конечно. Хотя я предпочитаю термины «моя девушка», «моя женщина», «моя», которые ты, кстати, до сих пор не озвучила.
Ее щеки вспыхнули красным.
— А как же Черри?
— Черри была теплой дырочкой. Щелью, если быть более точным.
— Ты отвратителен. — Она вынимает свою руку из моей.
— Она обманщица и импульсивная анархистка, которая пристрастилась к большему количеству наркотиков, чем рок-звезды. Кроме того, разве ты не ревнуешь?
— Какими бы ни были мои чувства к ней, ты не должен так говорить о женщинах. Мы больше, чем просто дырки для твоего развлечения.
— Разве ты не маленькая феминистка?
— Не вешай на меня ярлыки, когда сам их ненавидишь. А теперь, спокойной ночи. Вообще-то, спокойной ночи тебе не желаю.
Она поворачивается, чтобы уйти, но я ловлю ее за запястье и тяну, пока она не захлопывает дверь.
— Ты не должна быть сложной во всем, Глиндон. Это начинает утомлять, повторяться и раздражать.
— Тогда отпусти меня, — промолвила она, ее глаза загорелись вызовом.
— Ты все еще на своем? Видимо, я недостаточно тебя наказал.
— Пошел ты.
— О, детка. Ты же знаешь, что этот грязный маленький ротик возбуждает меня.
Я ожидаю, что она бросит один из своих безвкусных ханжеских комментариев, но все выражения исчезают с ее лица, когда она наклоняется, приближает свое лицо к моему и шепчет:
— Тогда оставайся твердым.
А затем она быстро убирает руку и идет к двери своего общежития, соблазнительно покачивая бедрами.
Она только что это сделала?
Да, блядь, сделала, и я стал еще тверже, чем раньше.
Она, наверное, не думала, что я могу забраться к ней в окно и преподать ей пару уроков.
Мой телефон вибрирует от сообщения.
Глиндон: Даже не думай забираться ко мне в окно. Я буду спать сегодня между Авой и Сесилией.
На моих губах появляется улыбка. Моя Глиндон действительно быстро учится. Если бы кто-нибудь другой начал читать меня так легко, я бы вышвырнул его на другую планету.
С Глиндон я не возражаю.
Я знаю. Я шокировал себя этой информацией, прежде чем смог признаться себе в этом.
Киллиан: Ты говоришь так, как будто это меня остановит.
Глиндон: Не смей.
Киллиан: Нет, если только ты не скажешь, что мечтаешь пососать мой член.
Глиндон: Я буду мечтать сосать твой член до тех пор, пока ты не сделаешь глубокий толчок и я не задохнусь. Теперь доволен?
Блядь. Я чуть не кончил в штаны от ее редких грязных разговоров.
Киллиан: Надо было попросить тебя сказать, что ты моя.
Глиндон: Ни за что на свете.
Я стучу указательным пальцем по задней стенке телефона, чувствуя, как сжимаются сухожилия моей челюсти.
Эта ее сторона заставляет меня хотеть совершить гребаное убийство.
Мой телефон снова загорается, и я думаю, что это она, но это сообщение из группового чата Язычников.
Николай: Я говорю, одержимость Киллиана Глин дергает за мои несуществующие сердечные струны. Думаешь, он позволит мне трахнуть ее, когда закончит?
Киллиан: Иди, трахни труп, и пока ты здесь, превратись в него, пока я тебя не нашел.
Николай: Йоу, ублюдок, ты меня не заблокировал?
Джереми: Он разблокировал тебя, чтобы посмотреть, как ты разбойничаешь и нарываешься на неприятности. Прощай, засранец.
Николай: Что за гребаный RIP? У Киллиана внимание как у комара, и он отпустит ее до начала экзаменов. Что плохого в том, что я получаю объедки? Я делаю это по очень важной причине.
Киллиан: Скрести мое сердце и надейся умереть, кузен. Единственные остатки, которые ты получишь, это твои яйца после того, как я засуну их тебе в глотку. Я серьезно, брось это нахрен.
Николай: Стоп. Погоди. Ты только что угрожал моим яйцам убийством из-за киски? Кто ты такой и что ты сделал с нашим наследником Сатаны?
Гарет: Прекрати, Нико. На этот раз все по-другому.
Я тоже хочу вцепиться брату в глотку, но это только испортит мне настроение, поэтому я сую телефон в карман и выезжаю из КЭУ.
Через несколько секунд после того, как я выезжаю из главных ворот, я чувствую, что что-то не так. За мной едет машина.
Нет, две.
Пять.
Черт.
Я сворачиваю вправо и еду по грунтовой дороге, но проходит всего несколько секунд, как мне в лицо ударяет ослепительный свет.
Машина — или что-то больше, грузовик — мчится прямо в мою сторону с включенными ослепительными фарами. Я не пытаюсь уклониться, потому что врежусь в другие машины.
Я не пытаюсь смягчить удар, я даже нажимаю на газ. Хотите безумия? Я дам вам чертово безумие.
Последнее, что я слышу, это громкий треск и звук подушки безопасности, когда она отбрасывает мою голову назад.
Горячая жидкость стекает по моему лбу, а моя шея остается в откинутом назад положении.
Я не уверен, нахожусь ли я в сознании, без сознания или между ними, но я чувствую резкий укус боли, когда меня выдергивает из машины.
В воздухе звенит очень знакомый, очень раздражающий голос.
— Твои семь дней истекли, ублюдок.
В ушах звенит шум, похожий на подземный, а за моими оранжевыми веками пролетают теневые фигуры.
Я медленно открываю их, и внезапная пульсация пронзает мой череп.
Ублюдок.
Я не испытывал такой боли с тех пор, как группа неудачников набросилась на меня в старших классах.
Только на этот раз моя голова стала тяжелее, и мне трудно сосредоточиться. Это сотрясение?
Я почти уверен, что во время аварии я не получил никакой тупой травмы, так как удар был не очень сильным, и подушка безопасности защитила мою голову.