Она тихонько тянет Никиту за полу куртки и шепчет:
– Выйдем, сынок, на два слова!
Никита понимающе кивает и выходит следом за матерью.
– Я должна сказать тебе кое-что.
– Догадываюсь, – по-взрослому усмехается сын, присаживаясь рядом с ней на кушетку. – Не волнуйся, бабушка уже провела со мной разъяснительную работу. Она говорит, вы, наверное, с дядей Толяном поженитесь… Я видел нового мужа тети Нины. И знаешь, думаю, что, будь я женщиной, ни за что бы Аристова на него не променял! – Высказав такое мнение, он на минуту замолкает, а потом выпаливает то, что не дает ему покоя: – Она… Шуркина мать говорит, что дядя Толян ходить не сможет!
– Что за ерунда! – возмущается Евгения. – Недавно у нас был врач, очень известный. Он сказал: будет ходить, если захочет.
– Как это? – не понимает Никита.
– Если у него хватит силы преодолеть болезнь…
– У него хватит! – не дослушав, горячится сын. – Знала бы ты, мама, какой это человек!
– Догадываюсь, – улыбается она. – Но я не договорила… Если случится… бывают все же случаи… ты должен знать: я все равно его не брошу!
– Мама! – Никита, разволновавшись, даже вскакивает и опять, сконфуженный, садится. – В общем, если тебя мое мнение интересует…
– Интересует!
– То я – за!
– Спасибо, сынок! – говорит она. – Мне очень нужна была твоя поддержка.
– Конечно, папа расстроится, – рассудительно добавляет он. – Сам виноват! Женщину надо завоевывать, а если завоевал – из рук не выпускать!
Евгения прикусывает губу, чтобы не рассмеяться – так не сообразуются его слова с юным чистым лицом, которого еще не касалась бритва, и наивными карими – в маму! – глазами.
В дверях палаты появляется Шурик:
– Ник, иди, тебя папа зовет!
Никита торопится на зов. Евгения входит чуть погодя и застает такую картину: оба парня сидят вплотную к Толяну – Шурик на кровати, Никита рядом на стуле – и влюбленными глазами смотрят на него.
– Ты послушай, Жека, что надумали два этих чижика! Они хотят поступать в милицейскую академию!
– Никита вроде в медицинский институт собирался.
– Вот именно! А Шурка – в университет, на экономический.
Ребята переглядываются.
– А теперь передумали! – твердо говорит Никита.
– В милицию им захотелось! – недоумевает Толян. – Да разве вы не знаете, сколько там сейчас взяточников, проходимцев?!
– Но кому-то же надо начинать! – упрямо набычивается Аристов-младший, и Евгении приятно сознавать, что ее Толян воспитал хорошего сына. – Значит, мы будем одними из немногих, за которыми придут тысячи… Да и вам будет легче: казарменное содержание, стипендия!
– Успокоил! – фыркает Толян. – Жека, ты чего в дверях стоишь? Иди к нам, садись!
Она присаживается на уголок кровати и ловит ревнивый взгляд Шурика. Привыкай, милый, жизнь иногда преподносит сюрпризы…
– Ой, бабушка же пирожков напекла! – спохватывается Никита. – Она, знаешь, какая хитрая! Вот кому надо было в милиционеры идти! Шурку расколола, он и мяукнуть не успел! «Шурик, а что любит твой папа?» Шурик – человек простой: пирожки с капустой, говорит.
– Ничего я не раскололся, – не соглашается Шурик. – А то я не понял, для чего ей это! Она бы все равно чего-нибудь испекла, а так заодно папины любимые. Пожилым людям надо идти навстречу! А я, кстати, батя, пива тебе купил. Твоего! И Славка тебе бананов передал. Он тоже хочет прийти. Спрашивает: можно?
– Господи! – стонет Толян. – Что за глупый мальчишка! Скажи, что я его очень жду! Пусть немедленно приходит!
– Да он вроде бы уже пришел! – В дверях появляется Ярослав.
– Я думал, ты меня забыл! – укоряет Толян.
– А я думал, ты от меня отказался, – тихо говорит Ярослав.
– Быстро подойди, обними меня и попроси прощения за то, что посмел так обо мне подумать! Ты же мой старший! Разве не был я всегда рядом с тобой? Разве не люблю тебя всем сердцем?
– Правда? – несмело улыбается юноша.
– А я тебя когда-нибудь обманывал? Садись рядом с нами на кровать. Сейчас тетя Женя стол накрывать будет!
– Хочешь сказать – тумбочку?
В ход идут еще теплые пирожки, которые запивают пивом, заедают бананами, кузнецовскими апельсинами и конфетами, которые до сих пор без надобности лежали в пакете.
Евгении жаль только одного: что все трое юношей – не их общие с Аристовым дети…
Посетители уходят, и на лице Аристова еще некоторое время блуждает счастливая улыбка.
– Ты доволен? – спрашивает Евгения.
– Еще бы! Я боялся, что Нина отучит мальчишек от меня.
– Что ты говоришь – отучить от отца!
– Но ведь пыталась же она отучить меня от меня самого!
– Судя по всему, ей это не удалось… Так что если сыновья в тебя…
– В меня! Даже Ярослав. Я в его годы был такой же неуверенный в себе и лопушастый.
– Не придумывай! Ты был задира и драчун. Дрался с каждым, кто смел на тебя косо взглянуть!
– Я и говорю: приходилось самоутверждаться. А ты-то откуда знаешь?
– Наводила справки… Шучу, друзья рассказывали.
– Ох уж эти друзья… – смущается Толян.
Вскоре после ухода мальчиков появляется друг Толяна Кузнецов, и больной его с места спрашивает:
– Кузя, ты не в курсе, водитель встречной машины… тот, с которым мы столкнулись, он жив?
– Умер на месте! – Александр не знает, в чем дело, и потому смягчить сообщение не пытается. – Ежу понятно, ты здесь ни при чем, ведь это он на твою полосу выскочил!.. Фамилию, честно говоря, я узнать не успел. Сказали только, что мент.
– Я знаю, – вырывается у Толяна.
– Откуда? Ты же был без сознания!
– Увидел… В последний момент. – Он неловко шутит: – Помнишь, кто-то из старшеклассников написал в сочинении: «Перед испусканием духа ему показалось, что он видит тень своей жены!»
– Хватит об испускании духа! – хлопает в ладоши Кузнецов. – А я, кстати, пиво принес. Твое любимое!
Толян переглядывается с Евгенией, и они смеются.
– Ох, Жека, замучаешься утку выносить!
Проводив очередного посетителя, Евгения застает в палате Михалыча, который наконец добрался до своей кровати.
– Этак, Михалыч, ваш шов никогда не зарастет, – пеняет она непоседе.
– Женечка, движение – это жизнь! – по-философски вздыхает он. – А ты на своего мужика наглядись, пока лежит. На ноги встанет, только ты его и видела! Опять куда-нибудь умчится!
– А вы откуда знаете?
– По глазам вижу. У шалых мужиков в глазах бесенята заводятся. Они ему покоя не дают, а все толкают: иди куда-нибудь, иди!
– Напридумывал! – довольно улыбается Толян. – Я и дома люблю посидеть!
– Не без этого, – соглашается Михалыч. – Иначе от кого бы твоей жене троих сынов нарожать? Они все твои?
– Все мои, – скрывая улыбку, кивает Толян и любовно смотрит на Евгению, как будто она и вправду родила ему троих сыновей.