Читать интересную книгу Опыт воображения. Разумная жизнь - Мэри Уэсли

Лежа в ванне, Флора осматривала ноги, радуясь, что они выдержали испытание. Она потянулась, чтобы поиграть затычкой ванны. Ванны в Коппермолте были огромными, рассчитанными на больших мужчин. Школьные же, подумала она с возмущением, слишком уж экономно короткие. Она намылила шею и подмышки, поскребла спину люфой и вымыла лицо. Каждый раз, когда она умывалась, ей слышался презрительный голос матери:

— Угри.

Стряхнув воспоминания, она встала и намылила волосы.

Таши снаружи крикнула:

— Какое платье ты хочешь сегодня надеть? Джойс в шикарном красном. Хочешь мое маленькое голубое? Или зеленое Мэбс? А завтра примеришь желтое.

— Завтра меня уже здесь не будет.

— Что?

— Мисс Грин закинет меня в школу.

— Нет!

— Да. — Флора вылезла из ванны, обернулась большим полотенцем. Школьные — такие немыслимо короткие. Таши спросила из-за двери:

— Можно войти? — Флора открыла дверь. — И кто это придумал?

— Миссис Лей.

— Корова.

— Таши!

— Она же корова.

— Нет, правда, я уверена, что она…

— Ну ладно, какое платье? Голубое, зеленое? Желтое?

— Я бы надела черное, — сказала Флора.

ГЛАВА 29

— Ты думаешь, лучше девочку отправить? — В комнату Милли из своей гардеробной вошел Ангус. — Завяжи мне галстук. — Он стоял перед женой, одетый к ужину, концы черного галстука свисали на брюки. — У тебя это получается лучше.

— Ты вполне справляешься, когда меня нет рядом, — сказала она, но потянулась к галстуку.

— Так что, лучше отправить? — Их лица были так близко друг к другу, что Милли могла разглядеть серую щетину на щеках мужа и почувствовать запах мыла после ванны. — До начала ее учебы остается еще несколько дней, — сообщил Ангус.

— Дорогой, это политика. Ну ладно. Вот. — Она завязала ему галстук. — Она и так здесь уже долго, а мисс Грин прямо как знак Божий.

— Лично я оставил бы Всемогущего в покое. — Ангус сел на край кровати жены. Он тоже спал в этой кровати, но всегда думал о ней, как о кровати жены, его собственная односпальная стояла в его гардеробной, и он почти не ложился на нее. — Не думаю, что Бог приложил к этому свою десницу. — Он наблюдал за Милли, которая все еще была в комбинации и расчесывала волосы. Седых волос у нее было уже много, но у блондинок их почти не видно при электрическом свете. Его же некогда каштановые волосы совсем побелели, а усы стали полосатыми. Ангус наблюдал за ее отражением в зеркале. — Ну?

Милли обулась. На высоких каблуках она чувствовала себя увереннее.

— Я тебе говорила, дорогой, что мужчины таращатся на нее, и это бы ладно, но Космо… Я видела ее на террасе с Нигелом, он держал ее за руку. Может, это ничего и не значило, но… — Ангус наблюдал за женой, как она подошла к шкафу и вынула платье. Она пополнела, но фигура все еще прекрасна, и Ангус надеялся, что ей не придет в голову сесть на голодную диету, столь популярную среди дам. Она натягивала платье через голову, и ее голос стал глуше: — Помнишь, как мы волновались о Мэбс и Феликсе?

— Ну и ничего из этого не вышло.

— Слава Богу, что не вышло.

— Не слишком в этом уверен, его отец был хорошим другом. А отца Нигела я просто не выношу, этого либерала.

— Но Джеф не его отец, — Милли высунула голову из платья и потянула его вниз. — Застегни, дорогой. Роуз сама призналась.

Ангус встал с кровати, чтобы застегнуть платье.

— Выдумали бы что-нибудь попроще, а не эти крючки. Стой спокойно. Роуз, если ты помнишь, неисправимая шутница. Она и над тобой подшутила. Тебе не стоило спрашивать про такое, сама напрашивалась на неприятности.

— Но я спросила, и она ответила, что отец не он.

— И сплетни понеслись по всей Европе. Удивительно, как… — Ангус разглядывал крючки.

— Но не я их распустила, — сказала Милли. — „Неужели быстро?“

— Может, сама Роуз или Феликс, я бы не удивился. Ух, эти проклятые застежки.

— Ты царапаешь мне спину.

— Я никогда не говорил тебе, ты так чувствительно к этому относишься, но Феликс — точная копия братьев Роуз. Среди них есть и светлые, и темные.

— Ты хочешь сказать?..

— Да, и тот же нос. У него нос дяди.

— Значит, я выставила себя в глупом свете?

— Да, дорогая. Ну, все. — Ангус положил руки на плечи Милли и поцеловал ее в шею. — И поскольку мы уж начали про это, расскажу тебе еще одну сплетню. Говорят, он любит мальчиков.

— Как ужасно, — Милли казалась потрясенной.

— Я подозреваю, что нет ни слова правды и в этом, но, между прочим, прекрасная уловка, когда не хочешь оказаться связанным. Роуз жаждет, чтобы он женился, а ему нравится холостяцкая жизнь. И что лучше можно придумать? — Ангус ухмыльнулся. — Парень унаследовал юмор своей матери.

— Чрезвычайно опасный. — Милли надела кольца, потянулась за жемчугом. — И глупый.

— Что возвращает нас к девочке Тревельян.

— Нет, это совсем не то, — Милли провела щеткой по волосам и по бровям.

— Именно об этом речь. Родители должны стоять за спиной своих детей, но не манипулировать ими.

— Ты хочешь сказать, что я вмешиваюсь?

— Да. И все мы. Я не хочу все это анализировать, но было бы неплохо оставить девочку еще на несколько дней. Она никогда нигде не была. Она как приклеенная к школе круглый год из-за своих родителей. Она ничего не знает о жизни. Она как свалилась с Марса. И что плохого, если она…

— Ангус, да перестань ты. Дело сделано. Извини. Давай, закончим эту тему. Я написала дружеское письмо ее матери. А теперь, может, спустимся вниз и выпьем перед ужином?

— Отлично, Миллисент.

Милли раздраженно посмотрела на мужа, он никогда не называл ее Миллисент, разве только когда злился. Она окинула взглядом спальню. Здесь родились Мэбс и Космо. Все дышало интимностью. Дверь гардеробной была открыта, вещи Ангуса лежали в полном беспорядке и среди них множество шерстяных носков одного и того же рисунка, которые она связала ему за годы их супружества. Такую же пару она вязала, болтая с Роуз в Динаре. Роуз тогда что-то сказала, что шокировало ее, — она уже забыла, о чем шла речь, но хорошо помнила ощущение. Она закрыла дверь комнаты, слуги в ней уберут, а муж ждет. Она должна сегодня за ужином посадить мисс Грин справа от Ангуса, а милую, веселую Джойс — слева, завтра в это время причина, вызвавшая недовольство Ангуса по отношению к ней, исчезнет.

ГЛАВА 30

Фелисити Грин не понадобилось много времени для переодевания к обеду, она умылась, помыла под мышками, надела чистые панталоны и комбинацию и влезла в платье цвета ржавчины. Этот тон не портил цвета ее лица. „Да черт с ним, — думала она, расчесывая щеткой подстриженные волосы, — все равно я не стану лучше“. Она посмотрела в свое отражение в зеркале, увидела лицо, похожее на лягушачье, встретилась со взглядом черных умных глаз. Она подкрасила губы, попудрилась, оскалила зубы, желая убедиться, что помада не попала на них, и, кинув в вечернюю сумочку пудреницу, расческу и носовой платок, вышла. Ей очень хотелось оказаться в гостиной раньше всех и осмотреться. Она задумала роман, а в прошлый приезд в Коппермолт ей пришла идея, что эта гостиная достойна пристального изучения. В комнате никого кроме Нигела, нерешительно стоявшего над подносом с напитками.

— Привет, — сказал он. Он еще не переоделся к обеду.

— Мы как-то встречались, — протянула ему руку Фелисити.

— Да. — Нигел смотрел на нее, пытаясь вспомнить.

— Лига Наций, — помогла ему Фелисити.

— Точно. — Нигел раскачивал ее руку вверх и вниз, — правильно. А теперь попробуйте поговорить с ним о том немецком парне. Хотите выпить? — Он опустил ее руку.

— Я сама. — Фелисити налила себе чуть-чуть виски. — Кто-то уже попользовался графином.

— Я, — кивнул Нигел. — Бедный старый графинчик.

— Хм, — Фелисити смотрела на него, он переваливался с носков на пятни. Вообще-то она не любила ни во что вмешиваться. — Ну, я думаю, вам лучше пойти переодеться к обеду, — все же вмешалась она.

— Что? — оскорблено и громко спросил Нигел.

Появился дворецкий Гейдж. Он тихо подошел к камину, смел пепел, взбил диванную подушку, подошел к подносу с напитками и поджал губы.

— Гм. Обед через четверть часа, сэр. — Он забрал графинчик с виски, рюмку Нигела и вышел.

Нигел пошел следом.

Фелисити принялась обследовать комнату. Прелестные букеты цветов, „Вог“, „Татлер“, „Брэквуд мэгэзин“, „Роял джеогрэфикал“ и „Филд“ разложены на столике подле дивана. Чаши с ароматными смесями из сухих цветов. Из французского окна открывался пасторальный вид — лужайка, наклонно спускающаяся к низкому заборчику, окружающему имение, поля, простирающиеся до реки, кедр справа от дома, деревья, а дальше — пляж, дуб и липа.