ж на дачу едем.
— Может, мы куда-то и едем, да только при чём тут это Бубенцово-Зажопино? Позвольте спросить? А? — Рудаков ещё добавил в голос вежливости.
Мы с мосластой развели их в стороны, и, всё ещё придерживая, задумались. Никто не помнил, куда нам нужно и, собственно, даже какая нам нужна железнодорожная ветка. Спроси нас кто про ветку — мы бы не ответили. А сами мы были как железнодорожное дерево, были мы пропитаны зноем, будто шпала — креозотом или там бишофитом каким. Отступать, впрочем, не хотелось — куда там отступать.
— А пойдём пива купим? — вдруг сказала мосластая.
Я её тут же зауважал. Даже не могу сказать, как я её зауважал.
Мы подошли к стеклянному магазину и запустили туда Рудакова с мосластой.
Мы с Лёней закурили, и он, как бы извиняясь, сказал:
— Ты знаешь, я не стал бы наседать так — ни на тебя, ни на Рудакова, но очень хотелось барышню вывести на природу. А ведь дачи — всегда место не только романтическое, но и многое объясняющее. Мне на дачах многое про женщин открывается. Как-то я однажды был в гостях у своего приятеля. Назвал приятель мой друзей в свой загородный дом, а друзья расплодились, как тараканы, да и принялись в этом доме жить. Я даже начал бояться, что приятель мой поедет в соседний городок и позовёт полицаев — помогите, дескать, бандиты дом захватили. Разбирайся потом, доказывай…
Гольденмауэр сделал такое движение, что можно было бы подумать, будто он провёл всю молодость по тюрьмам и ссылкам.
— …Но как-то все, наконец, устали и собрались домой. Лишь одна гостья куда-то делась, в последний раз её видели танцующей под «Хава нагилу» под дождём на пустых просеках. Мы стали её ждать и продолжили посиделки. В этом ожидании я наблюдал и иную девушку, что делала странные пассы над головами гостей. У меня, например, этими пассами она вынула из левого уха какую-то медузу. По всей видимости, это был специальный термин, сестра чакр и энергетических хвостов. Знаешь, так и живу теперь — без медузы.
В первый момент жизнь без медузы мало чем отличалась от жизни с медузой — тем более медуза после извлечения оставалась невидимой. Но потом произошло то, что навело меня на мысли об участии Бога в моей жизни.
Я к чему тебе всё это рассказываю? Дело в том, что несколько лет назад я ухаживал за одной барышней. Несмотря на платоничность отношений, я серьёзно задумывался тогда о том, понравилось ли бы ей пить со мной кофе по утрам. Надо сказать, эта девушка была красива, а ум её обладал известной живостью. Однако это было несколько лет назад, и вот, наконец, я встретил её в дачной местности.
Так вот, после того как из меня вынули медузу, я вдруг обнаружил, что в другом конце стола сидит страшная тётка. Такое приключается в венгерских фильмах, которые мы с тобой так любили в нашем пионерском детстве, в тех детских фильмах, в которых принц, оттоптав свои железные сапоги и миновав все препятствия, сжимает в объятьях принцессу. Но та внезапно превращается в злобную ведьму.
Очень я удивился этому превращению. Видимо, Господь спас меня тогда от утреннего кофе и сохранил для какого-то другого испытания. Более страшного…
Наши друзья пробыли внутри магазина полгода и наконец выкатились оттуда с десятью пакетами. В зубах у Рудакова был зажат холодный чебурек.
Надо было глотнуть противного тёплого пива, а потом решительно признаться друг другу в том, что мы не знаем, что делать.
Спас всех, как всегда, я. Увидев знакомую фигуру на площади у автобусов, я завопил:
— Ва-аня!
Знакомая фигура согнулась вдвое, и за ней обнаружились удочки.
Рудаков ловко свистнул по-разбойничьи, и из человека выпал и покатился зелёный круглый предмет, похожий на мусорную урну.
Фигура повернулась к нам. Это был Ваня Синдерюшкин собственной персоной.
Извините, если кого обидел.
13 июня 2011
История о категориях
А вот кто может сформулировать, в чём отличие между нравственностью и моралью?
Извините, если кого обидел.
14 июня 2011
История про затруднения
В некоторых случаях возникают удивительные затруднения при разговоре о каком-нибудь персонаже.
И сейчас я поясню, почему.
Я не имею в виду затруднения с определением позиции — трудности разговора о Сталине совсем иного рода. Это столкновения психического состояния людей, их внутренних образов.
За последнее время я не встречал иного разговора, то есть не видел внеэмоционального обсуждения.
Но со Сталиным всё куда понятнее — то есть цепочка выборов (то есть моментов, когда наблюдатель говорит "это в нём хорошо" или "это в нём плохо") известна и описана.
Тоже самое с обсуждениями Наполеона, да и любого вождя.
Я расскажу, о куда более сложном случае.
Тут совершается переход от тиранов к женщине.
Жила себе Лиля Брик, много кого повидала, и наконец, была развеяна по ветру на одной поляне под Звенигородом.
Споры об этой женщине, конечно, не споры о Сталине.
Но вот посмотрите:
Модель первая — это история мудрой и прекрасной женщины, которая осветила собой жизнь большого поэта, затем помогла словом и делом многим другим людям — влоть до режиссёра Параджанова и поэта Сосноры и стала символом русской литературы XX века.
Модель вторая — это история не очень умной женщины, пользовавшаяся своим животным магнетизмом и выгодно распорядившаяся им, получавшая пожизненную социальную ренту с имени большого поэта.
Спор между защитниками этих конструкций может продолжаться бесконечно.
Время от времени противники делают шаги друг к другу, каким-то образом объясняя известные им события.
В самом деле, письма её большому поэту почти не требуют пародирования: "Телеграфируй, есть ли у тебя деньги. Я всё доносила до дыр. Купить всё нужно в Италии". И если человек лезет груздем в кузов, занимая кадровую позицию жены, то вместе с социальными дивидендами, налагает на себя обязательства. Если большой поэт неотвратимо двигался к самоубийству, то куда глядела жена? — закономерно спрашивает наблюдатель.
Другой наблюдатель справедливо замечает, что другой большой поэт при живой жене жил с другой женщиной — и вообще, история знает и вовсе причудливые человеческие отношения. и вообще, лазить в постель к большим поэтам — неприлично.
Ему, в свою очередь, возражают, что у поэтов, больших и малых публичный продукт не разделён с собственной жизнью, и если для понимания работы физика Льва Ландау знания о его романах не нужны, то для понимания