дальше, сочиняя на ходу. Ыня, не зная, на самом деле, как помочь другу, пошел за советом к Похоронычу, прихватив с собой пару ведер свежего овсяного киселя, которого от души наварила Добростряпа. Правда, по пути одну бадейку парень попробовал и умял. Похороныч откинул крышку, выкушал подношение, выслушал условия задачи, долго думал, а потом посоветовал обратиться к умельцу Левше. Как удалось выяснить в «Косогорсправке», тот обитал черт знает где – в Англии. Достал подбогатырок из чулана ковер-самолет, выбил из него пыль, раскатал на траве-мураве. А так как Левша не только далеко жил, но и родился спустя тысячу лет спустя, Ыня сначала дернул за правый передний угол, отвечавший за перемещение во времени, а потом уже за левый – ведавший движением в пространстве. Топнул, дунул-плюнул…
– Минуточку, – прервал меня Лемешев, вернувшийся в действительность. – Но ведь Левши никогда не было, он придуманный персонаж. Нестыковочка!
– Не возникай! – рявкнул Жаринов.
– Ну почему же? – ответил я не моргнув глазом. – Никакой нестыковочки нет. Ыня ведь тоже придуманный… Так на так и выходит!
– Логично, – согласился Пашка.
– Ври дальше! – приказал тираннозавр. – А ты, Лемеш, не мешай. Умнее всех? Будешь у меня сейчас пятый угол искать!
Тут в дверь снова постучали. На сей раз суетливый Засухин принес одно-единственное письмо, отдав мне в руки все тот же листок, сложенный треугольником. Я развернул и прочитал: «Почему же тогда ты не предложил мне дружить? Я бы согласилась!» Подумав, что не велико счастье дружить с приставучей и болтливой Красновой, я ответил уклончиво и, кажется, совсем не обидно: «Прости, не хватило смелости!»
Когда Засухин понес треугольник к двери, Барин, проводив его нехорошим взглядом, ревниво спросил:
– С кем это ты, Шляпа, так зацепился?
– Не знаю, – честно пожал я плечами. – Инкогнито.
– Инкогнида? Ну, валяй – дунди дальше!
…Ыня и Комар-пискун долго искали Левшу, которого коварные англичане запрятали в башню Тауэр. Ее я, затягивая время, долго и подробно описывал, вспоминая отличную книжку «Принц и нищий». Друзьям в поисках умельца помог Том Кенти, хранитель Большой королевской печати, так как, будучи выходцем из бедняцкой среды, он с уважением отнесся в подбогатырку. Они нашли узника и помогли Левше бежать из темницы, а пока летели назад, умелец, узнав про угрозу ДДТ, пообещал каждому комару смастерить крошечный противогаз, чтобы пережить любую потраву…
– Противогаз комару? Он должен быть меньше… меньше… – Пферд не смог подобрать сравнения.
– Но блоху-то Левша подковал! – возразил я.
– Это верно!
33. Темная
Тут снова пришел ответ. Засухин, которому явно нравилось злить своего обидчика, подошел ко мне и с поклоном отдал единственное письмо. Все посмотрели на меня с завистью, особенно Пферд. Я развернул треугольник. Пашка протянул мне фонарик и скосил глаза, изнывая от любопытства: что же это за переписка такая – одна на всю палату?! Но я прикрыл листок рукою, как в школе от соседа по парте. Мой друг обиделся и демонстративно отвернулся.
«Будь смелее!» – написала мне Нинка.
Я нацарапал в самом внизу листка: «Буду!»
Почтальон, забрав ответ, двинулся к двери, когда Жаринов грозно окликнул:
– Зассыхин, неси-ка сюда! Хором почитаем. Что-то Шляпа сегодня слишком секретный! Где больше двух – там говорят вслух.
Бедный парень замер в нерешительности, понимая, что попал в переделку.
– Жар, это не по правилам! – мягко возразил я.
В общем-то, никаких жутких тайн в письме не было. Да и какие особые секреты могут связывать меня с Красновой? Но из-за того, что тираннозавр с издевкой прочтет вслух мою переписку, пусть даже с нелепой Нинкой, меня охватила непонятная ярость. С какой еще стати?
– Да, так нельзя! – подтвердил Лемешев. – У нас даже государство письма не вскрывает.
– Заткнись! Зассыхин, давай сюда, убью!
Несчастный почтальон вздрогнул, повернулся и покорно побрел к Жаринову. Оказывается, когда в книжках пишут, будто героя что-то толкнуло или подбросило вверх, это не преувеличение и не фантазия автора, это чистая правда! Сам не понимая, как я вмиг, словно меня метнула катапульта, очутился перед испуганным Засухиным и выхватил треугольник из его шершавой от экземы руки.
– Отдай, – испугался он.
– Неси сюда! – приказал мне Аркашка, лениво поднимаясь с койки.
– Да пошел ты на… х-ху…тор бабочек ловить! – ответил я, порвал письмо, а клочки бросил на пол. – Читай, урод!
– Что-то-о-о! – Жаринов вскочил, звякнув пружинами, и двинулся на меня с беспощадной ухмылкой.
В лунном свете я отчетливо увидел его ощеренный щербатый рот и веселые глаза, а пружинистое тело тираннозавра отчетливо вспучилось бугристыми мышцами, напоминавшими крупную выпуклую чешую. Окончательное сходство с кровожадным доисторическим ящером ему придавали руки, он держал их на уровне квадратиков накачанного пресса, но не сжав в кулаки, а, наоборот, свесив кисти – так нас в детском саду учили изображать доброго зайчика-попрыгунчика в зимнем лесу:
Трусишка, зайка серенький,Под елочкой скакал.Порою волк, сердитый волк,С лисою пробегал…
Но я-то знал: опущенные руки – это хитрый хулиганский приемчик, чтобы жертва расслабилась, не ожидая удара.
«Смешно, – мелькнуло в голове, – из-за Нинки Красновой меня сейчас отмутузят…»
Я объявлюсь дома с расквашенным носом, лиловым фингалом под глазом, и Лида, увидев избитого сына, в ужасе залепечет:
– Да что же это такое! Я думала, ты вернешься из лагеря посвежевшим!
В палате наступила такая тишина, что слышно было, как скрипят половицы и бьется под потолком в паутине погибающая муха. Отчаянные взгляды пацанов прожгли мне кожу. Подойдя вплотную, Аркашка, дохнув на меня кислым табачищем, проговорил сквозь зубы:
– А ну, повтори!
– Ладно, ладно, Жар, я не прав, извини! – как можно жалобнее отозвался я.
– Ну вот! Другое дело, Шляпа! Сразу бы так! – Он дружески положил мне левую руку на плечо, а правой молниеносно ударил под дых. Я согнулся пополам, понимая, что никогда больше не смогу вздохнуть. Второй раз он обычно бил сбоку в челюсть, а потом, когда человек падал, добавлял ногой по почками. Дворовая техника. Вжав голову в плечи, я хотел закрыть лицо ладонями, но не успел. Лемешев с каким-то индейским воплем бросился на врага, с разбега ткнув макушкой в бок. Тот от неожиданности отшатнулся, больно налетев поясницей на спинку Борькиной кровати. Пферд, не долго думая, вскочил, размахнулся и шарахнул врага сзади по голове подушкой. А тут еще здоровенный Папик подвалил и швырнул поплывшего злодея через бедро на пол:
– Я тебе покажу армяшку!
– Темную! – очнувшись от оцепенения, страшным голосом заорал Засухин и набросил на поверженного тираннозавра одеяло.
– У-у-бью… – захрипел Аркашка, пытаясь встать.
Но Пферд, размахнувшись, как молотобоец, окончательно снес его с ног новым, чудовищным ударом подушки. Жаринова никто уже не боялся. Мы принялись бить смешно дергавшееся под одеялом тело руками и ногами. Жирттрест сначала, не веря своим глазам, наблюдал за схваткой, а потом с протяжным стоном, напоминающим вой кота, загнанного собакой на дерево, подбежал и, подпрыгнув, всей тушей обрушился на беспомощного обидчика. Послышался вопль и хруст костей.