Читать интересную книгу История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе - Равиль Бухараев

Тюрки, вслед за арабами и персами, стали тем историческим фактором, который внес в четырехвековую к тому времени цивилизацию ислама не только новый дух, но и новое культурное своеобразие. Уже упоминавшийся нами арабский писатель и историк IX века ал-Джахиз, перечисляя достоинства и недостатки тюрков, говорил о них как о народе, которому несвойственны «лесть, задабривание, лицемерие, сплетни, притворство, клевета, высокомерие с товарищами или несправедливость в отношениях с партнерами». В свете наших бесед особенности интересно замечание ал-Джахиза о том, что

«тюркам неведомы никакие религиозные ереси: различные секты ислама не могут отвратить их от правоверия; к тому же ни они не присваивают себе состояний и не выдают такие состояние за законные посредством умелого толкования религиозного закона».

С одной стороны, нелукавое правоверие тюрков было надежной опорой суннизма в его постоянной идеологической борьбе с шиизмом, расколовшей Халифат на владения Аббасидов и Фатимидов. Но, с другой стороны, эта же приверженность тюрков единожды принятым убеждениям сослужила в XI веке службу консервативным ортодоксам от ислама, всячески пытавшимся отмести любой критический взгляд на сложившиеся в исламе традиции и на само филосфское мировоззрение ислама. Ал-Джахиз, основываясь на своих наблюдениях за наемной тюркской гвардией халифов в Самарре, пишет также о единственном, на его взгляд, национальном недостатке тюрков, который «превращает их в дикарей» и состоит

«в тоске по родине, любви к кочевым скитаниям, упоении набегами, страстном стремлении к грабежам, глубокой привязанности к собственным обычаям и постоянном напоминании друг другу о многократных победах и сладостности великих военных трофеев[320]».

По мнению исследователя Натана Лайта, из англоязычной работы которого о тюркской литературе взята вышеприведенная цитата,

«ал-Джахиз по большей части пишет об отличиях тюрков от других народов, однако он делает это так доброжелательно, что складывается впечатление, что он просто хочет показать, насколько тюрки равны арабам в благородстве… Тюрки, как он считает, нуждаются в окультуривании для развития своих врожденных умений в той же мере, в какой это относилось к другим народам; таким образом, «китайцы превосходили других в ремеслах, греки – в мудрости, персы – в государственности, а тюрки – в военном деле[321]».

Можно по-разному смотреть на тюркские завоевания XI века, но вряд ли можно судить их с точки зрения сегодняшнего дня, как это слишком часто случается по любым поводам в XXI веке. «Обратная волна» движения тюрков на запад более всего свидетельствует не о какой-то изначально присущей агрессивности тюркских объединений, действовавших согласно логике Средних веков, одинаковой для Востока и Запада, но о приведении в равновесие смещенного баланса власти в Халифате, к середине X века полностью утратившем свое политическое и духовное единство. Это движение тюрков на запад коснулось лишь земель Халифата, и завоевание части византийских земель, случившееся в ходе отпора угрозе со стороны самой Византии, происходило по большей части путем мирного расселения и ни в коей мере не являлось тогда вызовом тюркских мусульман самому существованию византийской власти. Как говорит И. М. Фильштинский,

«Сельджукиды Рума никогда не ставили перед собой задачи сокрушить Византию. Их политическим идеалом было сохранение в Анатолии дуализма, и они четко различали исламские владения (Дарал-ислам) и христианские земли (Дар ал-харб), которым надлежало остваться под властью византийского императора[322]».

Американский профессор Руфь Миллер в своем сравнении арабских завоеваний VII века и тюркских завоеваний XI века склонна рассматривать неостановимое движение тюрков на запад как «миграцию», а не серию сокрушительных набегов. По ее мнению, в отличие от древних арабов тюрки двигались на запад вместе со своими кибитками и семьями, и проводимые ими завоевания диктовались не столько политическими и религиоными, сколько чисто экономическими мотивами:

«К тому времени, когда сельджуки вышли на общеисламскую сцену в конце X века, они уже глубоко, если не страстно, восприняли ислам и практически не нуждались в том, чтобы распространять свое понимание религии на другие народы. Они продвинулись в Хорасан потому, что нуждались в земле и продовольствии, и когда их просьбы были отвергнуты Газневидами, они вновь перешли в наступление и сокрушили власть Газневидов не вовсе уж умышленно. Дальнейшие завоевания в Ираке и других арабских землях могут, таким образом, рассматриваться всего лишь как продолжение миграции на запад, начавшейся столетием ранее[323]».

В ходе этой миграции тюрки не только не уничтожали цивилизации древних исламских народов, но, напротив, всячески впитывали и усваивали достижения этой цивилизации, о чем свидетельствует высочайший уровень духвной и материальной культуры Средней Азии, Ирана, Ирака и Сирии в описываемое время. Однако следует, увы, отметить и другое. В ходе тюркских завоеваний 11 века слово «джихад» впервые начинает широко употребляться не по прямому назначению.

Так, «джихадом» называли походы Махмуда Газневи в Индию или войну сельджукского султана Алп-Арслана против египетских Фатимидов.

Очевидно, что война мусульман против мусульман, несмотря на различие в религиозных убеждениях и верованиях, не может называться «джихадом». Однако факт остается фактом: впервые после войн Халифата с Византией, лишь малая часть которых могла с натяжкой называться «джихадом», то есть, оборонительной войной в защиту веры, практические любая война с участием мусульман стала все чаще во имя политической целесообразности именоваться «джихадом». Великий термин человеческого самосовершенствования, Джихад, становился все более и более размытым, что в ситуации все увеличивающейся стагнации религиозной мысли, в конце концов, привело к тому, что истинный смысл джихада как разрешенной обороны против религиозного насилия был практически утрачен догматическим большинством исламского мира.

Однако подобную перемену в восприятии некоторых принципиальных положений ислама нельзя понять и осознать без того, чтобы не увидеть глубоких перемен, произошедших в исламском мире XI–XII веков в отношении самого подхода к религии и религиозному знанию. По счастью, эти перемены не тотчас коснулись Северного ислама, как в силу его удаленности от вековых споров исламского мира, так и в силу того, что главным занятием северных мусульман в описываемую эпоху были не теологические дискуссии, но дело развития собственной материальной и духовной культуры и государственности. Это развитие, между тем, происходило не за счет завоеваний, но за счет новых знаний, которые по-прежнему приходили на север путями торговли с той лишь разницей, что теперь, по мере развития системы мусульманского образования, эти знания были не изустными, но письменными, книжными знаниями.

Попытаемся же теперь представить себе цивилизацию Волжской Булгарии на фоне цивилизации всего мира ислама, а также и Руси в XI и XII веках. Так же, как в случае пришествия культуры христианства на Русь, пришествие культуры ислама в Волжскую Булгарию кажется истинным чудом. Это чудо в течение относительно недолгого времени самым сущностным образом изменило и преобразовало образ мысли и действия целого исторического сообщества.

Несмотря на отдельные сведения в исторических хрониках и анналах, несмотря на рост археологических данных о состоянии Волжской Булгарии в XI и XII веках, мы лишь весьма приблизительно можем оценить действительное состояние этой удивительной культуры. В желании представить себе, как протекала ее ежедневная жизнь, мы легко можем выдать желаемое за действительное, поэтому, думается, историк должен задаться здесь не широким вопросом «что могло быть», а более узким вопросом – «чего не могло не быть»? Например, зная о наличии в Волжской Булгарии мечетей, мы должны помнить, что мечеть в исламе является не только храмом и зданием для богослужения, но и местом учебы для взрослых и детей. По традиции, имам мечети хотя бы в дни поста обязан проводить ежедневные занятия по мусульманской нравственности, что невозможно без обращения к истории ислама. Что касается детей, то их обучение религиозным основам, а также чтению и письму также традиционно проводилось при мечетях, будь они городскими или сельскими, поэтому слова «мечеть» и «школа» в истории мусульманства являются совершенно нераздельными.

Необходимость иметь своих собственных учителей веры не могла не вызвать появления в крупных городах Волжской Булгарии учебных заведений типа медресе. Существует известие, что в одном из таких медресе учились даже приезжие студенты-шакирды из Багдада и других мест Ирака[324]. С пришествием и укоренением исламской культуры существовавшая ранее тюркская руническая письменность все больше заменялась арабской письменностью, что подтверждают археологические находки IX и X веков, не говоря уже о находке в Билярске бронзового замка, на котором выгравирован по-арабски автограф мастера, гласящий: