Читать интересную книгу Фигляр дьявола - Мюррей Смит

И уж тем более он не знал, что на данный момент Дэвид Джардин еще не решил окончательно, кто из них будет рисковать жизнью, обращая на себя внимание Пабло Энвигадо и внедряясь в картель.

Значит, информацию колумбийцам передавал Мэнни Шульман. Эдди Лукко покачал головой, листая толстые подшивки распечаток всех исходящих документов от отдела разведки департамента полиции Нью-Йорка другим американским и зарубежным департаментам полиции. Он использовал все свои связи в ходе этого чертового расследования. Казалось, прошла целая сотня лет с того момента, как он сбежал по ступенькам в женский туалет на Центральном вокзале, вытер с лица девушки следы рвоты и, хотя застывшие конечности явно говорили о том, что она мертва, все же попытался вернуть к жизни, заполнив ее холодные легкие своим горячим дыханием.

Сиобан… девушка с ирландским именем, она уехала из Рима со своим смазливым другом, ныне покойным Рикардо Сантосом Кастанедой. Брошенное дитя с прекрасными волосами, отравленное грязным «крэком».

Лукко не сомневался, что она вышла из отеля «Хэмптон Хауз» и направилась к Симбе Патрису, околачивавшемуся невдалеке от того места, где Лукко подстрелил брата Симбы Малыша Пи, и умолила его дать ей несколько порций «крэка». А Симба есть Симба, он потребовал расплаты натурой.

Как он сказал тогда, в ресторанчике «Морта да Паста»? Он стоял возле стойки бара, а бармен Тони записывал их разговор. «Послушай, парень, я ничего ей не продавал…»

Да, он не продавал. Продала она, Сиобан, неопознанный труп номер 0801 в морге больницы Бельвью, она продала себя в обмен на «крэк», который, по ее представлению, должен был открыть ей новый мир.

Что ж, он и вправду открыл его.

Эдди Лукко был опытным детективом, поэтому не особо удивился, прочитав копию компьютерной распечатки, в которой содержалась серия обычных запросов из департамента связи колумбийской национальной полиции. Среди них были и три запроса в отдел компьютерного опознания фотографий, то есть к Мэнни и Джейку. Запрос состоял из фотографии девушки и обычных вопросов: не попадала ли в больницу, не арестовывалась ли и тому подобное. Так что это был вполне обычный, невинный с виду запрос, если не знать, что он поступил от кокаинового картеля.

Мэнни отправил по факсу в отдел поиска без вести пропавших фотографию мертвой девушки. Какой-то заботливый фотограф перед съемкой вымыл лицо девушки и аккуратно причесал волосы. Лукко подумал, не тот ли это самый парень, который фотографировал подвешенный труп Мэнни с перерезанным горлом, в мокрой от крови рубашке, с цепями и наручниками на руках и ногах.

Вот этот факс и решил судьбу Рикардо, Малыша Пи, Поросенка Малруни, почти десятка полицейских, а на руках у исполняющего обязанности лейтенанта отдела по убийствам Эдди Лукко оказалось крупнейшее в его жизни дело, но вместе с тем и самое беспокойное, представляющее серьезную опасность для жизни.

Сиобан, Сиобан… Да кто же ты такая, черт побери? Уже не в первый раз Лукко поймал себя на мысли, что ему хочется поехать в морг больницы Бельвью и постоять там над замерзшим, сине-серым трупом девушки, которая хотела вкусить запретной жизни.

Эдди покинул отдел разведки департамента полиции, пожелал спокойной ночи Сэму, которому предстояло отогнать «мустанг» в 14-й полицейский участок и вернуться домой на собственной машине.

Эдди Лукко брел среди спешащей по делам вечерней толпы, шум и гудки транспорта заставили его почувствовать облегчение от того, что он не за рулем. Газетные стенды пестрели сообщениями о последних перестрелках и убийствах в городе. Он был почти уверен, что это работа единственного оставшегося в живых из братьев Патрис — Абдуллы, который мстит убийцам своих братьев одним единственным известным ему способом. Лукко пожал плечами и подумал, что шанс Абдуллы Патриса добраться до настоящих виновников смерти его братьев отнюдь не больше шанса самому остаться в живых до конца месяца. А другими словами, просто равен нулю.

Только дойдя до Западной 43-й улицы и направившись на север по Шестой авеню, Лукко точно убедился, что за ним следят семь или восемь человек. Все одеты по-разному: двое, как рабочие, трое, как бизнесмены, остальные, как бродяги. Когда он остановился на перекрестке, пережидая сигнал светофора, у тротуара затормозил синий «кадиллак» и Лукко почувствовал, как в ребра уперлись два ствола. Один из «бизнесменов» распахнул заднюю дверцу «кадиллака» и замер возле нее. Эдди не знал, что это был Бобби Сонсон.

— Успокойся, Эдди, — сказал Сонсон. — Я отвезу тебя к человеку, у которого есть кое-какая информация. Только не хватайся за пушку. Мы не собираемся дырявить тебя.

«Бизнесмен» говорил с колумбийским акцентом.

Лукко почувствовал, как замирает сердце, потом оно снова забилось, но уже не так ровно, как секунду назад. Он осторожно оглянулся, чутье бывшего морского пехотинца подсказало ему, что сейчас не время строить из себя героя.

Он пожал плечами и забрался в машину.

Там уже сидел Мурильо. В «кадиллак» втиснулись еще двое колумбийцев, и машина рванула с места.

Мурильо кивнул Лукко без всякой враждебности, как профессионал профессионалу, сунул руку под пиджак полицейского и вытащил короткоствольный револьвер «смит-вессон». Откинув барабан, он вытряхнул на ладонь шесть пуль с медными наконечниками, после чего вернул револьвер владельцу. Лукко сунул его назад в плечевую кобуру.

Спустя двадцать минут детектива из отдела по расследованию убийств ввели в теплую и уютную комнату роскошного дома, расположенного на Мэдисон-сквер. На стенах комнаты висели выполненные маслом картины, стояла дорогая кожаная мебель, лежали восточные ковры, полностью заглушавшие шаги обитателей квартиры.

В комнату вошел холеный мужчина среднего роста. Широкие плечи, волосы чуть длиннее, чем модно носить в Нью-Йорке, безукоризненный темно-серый костюм итальянского покроя и, конечно же, мягкие кожаные туфли. Плоский золотой браслет для часов стоил, пожалуй, столько же, сколько система жизнеобеспечения в дорогой больнице.

— Лейтенант Лукко. Меня зовут Луис Рестрепо Осорио. — Говоривший не протянул руку и не стал рассыпаться в глупых любезностях. — Я здесь для того, чтобы сделать вам предложение от имени моих хозяев.

Лукко мог не спрашивать, кто были эти хозяева.

— Ну так давай свое гребаное предложение, у меня сегодня был трудный день.

У Нэнси Лукко выдался удачный день в суде. Она защищала молодого брокера, обвиняемого в махинациях. С первого же дня судебного заседания стало ясно, что его подвели под монастырь старшие партнеры уважаемой уолл-стритской фирмы «Льюис, Джаспер и Ходжез». Ее перекрестный допрос старого Ходжеза — президента привилегированного манхэттенского яхт-клуба — привел в смущение этого миллионера, столпа общества.

Это не прошло незамеченным, и судья Альмеда, чья фотография до сих пор висела на стене в баре, где он в свое время играл на пианино, одновременно обучаясь в колледже, даже незаметно подмигнул ей. Этим самым он дал понять, что вовсе не возражает против выбранной Нэнси линии защиты, которая встретила протест и возражения со стороны обвинения.

Ей очень хотелось, чтобы в этот момент в суде присутствовал Эдди Лукко, пусть бы он послушал, посмотрел, как она прекрасно работает. А если бы она заранее знала, что судьей будет Альмеда, то позвонила бы в 14-й полицейский участок и пригласила мужа посмотреть на своего кумира. Но он так занят расследованием кровавой бойни в больнице Бельвью, что они лишь мельком виделись за последние несколько дней. Нэнси продолжали охранять два детектива, приставленные к ней департаментом полиции Нью-Йорка, они присутствовали и на заседании суда. До вчерашнего вечера Эдди не звонил на квартиру к сестре Сэма Варгоса, и Нэнси тревожилась за него. Голос у него был нормальный, может быть, чуть усталый… и задумчивый. Как она будет рада, когда завершится это расследование.

И вдруг, к своему радостному удивлению, она увидела в дверях зала заседания высокую, плотную фигуру мужа, он прошел мимо полицейского и сел в заднем ряду. Эдди поймал ее улыбку и кивнул в сторону Альмеды, словно хотел сказать: «Вот это да…». Или «потрясающе!» Это выражение они услышали во время просмотра по телевизору черно-белого кинофильма с участием английских актеров. Дадли Мур или кто-то там еще произнес с лондонским акцентом: «Это потрясающе!», и Лукко выражение понравилось, он посчитал его самой забавной фразой, которую когда-либо слышал. Все-таки у него неважно с чувством юмора. И с тех пор он иногда щеголял этим выражением, на что Нэнси всегда восклицала: «Боже мой, Лукко!»

Рядом со зданием суда находился неплохой китайский ресторанчик, и Нэнси настояла, чтобы они зашли туда перекусить. Она испытывала подъем от удачного продвижения дела.