Дон Педро. Теперь хорошо.
Адраст. Немного больше в эту сторону. Прошу вас, устремляйте ваши взоры все время на меня. Ваш взгляд должен быть прикован ко мне.
Изидора. Я не из тех женщин, которые хотят, чтобы они были на портрете совсем другими, чем в действительности, которые выражают неудовольствие, если художник не приукрасил их. Чтобы их удовлетворить, следовало бы написать один портрет для всех, потому что все они требуют одного и того же: чтобы щеки у них были цвета лилии и розы, нос хорошо очерчен, ротик маленький, глаза большие, живые, а главное, чтобы лицо было не больше, чем с кулак, хотя бы на самом деле оно было у них шириной в фут. А мне хочется, чтобы это была я, чтобы не надо было спрашивать, кто изображен на портрете.
Адраст. В данном случае подобный вопрос был бы неуместен — на вас мало кто похож. Сколько в ваших чертах нежности, очарования и как трудно их писать!
Дон Педро. Нос, по-моему, выходит толстоват.
Адраст. Я где-то читал, что Апеллес некогда писал портрет возлюбленной Александра,[81] изумительной красавицы, и безумно в нее влюбился, так что чуть не умер от любви; Александр по своему великодушию уступил Апеллесу предмет его желаний. (Обращаясь к дон Педро.) Со мной могло бы случиться то же, что случилось с Апеллесом, но вы, пожалуй, поступили бы не так, как Александр.
Изидора (к дон Педро). Как в нем чувствуется национальность! У французов такой запас галантности, что они проявляют ее на каждом шагу.
Адраст. Тут ошибиться трудно. Вы слишком умны, чтобы не догадаться, из какого источника проистекает все, что вы слышите. Да, если бы здесь был Александр и если бы он был вашим возлюбленным, я бы не постеснялся сказать, что никогда не видел ничего прекраснее той, которая сейчас предо мною, и что…
Дон Педро. Синьор француз! По-моему, вы слишком много говорите, это отвлекает вас от дела.
Адраст. Нисколько! Я всегда много говорю — беседа возбуждает дух живописца и придает веселое выражение лицу, которое он пишет.
ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
Те же и Али, переодетый испанцем.
Дон Педро. Что этому человеку нужно? Кто посмел впустить его без доклада?
Али. Я вошел без позволения, это правда, но у дворян так принято. Вы меня знаете, синьор?
Дон Педро. Нет, не знаю.
Али. Я дон Хиль де Авалос. История Испании, верно, поведала вам о моих доблестях.
Дон Педро. Вам что-нибудь угодно от меня?
Али. Да, мне нужен совет в вопросе чести. Я знаю, что в этих делах трудно найти более осведомленного человека, чем вы. Но только умоляю вас, отойдем в сторонку.
Дон Педро. Мы достаточно отошли.
Адраст (глядя на Изидору). У нее голубые глаза.
Али. Синьор! Я получил пощечину. Вы знаете, что такое пощечина, когда вам ее влепляют со всего размаху. Это меня просто удручает, и я не могу решить, как лучше отомстить за оскорбление: драться с моим противником или послать людей убить его?
Дон Педро. Убить — это дело будет вернее. Кто ваш враг?
Али. Давайте говорить тише!
Адраст (становится перед Изидорой на колени). Да, прелестная Изидора, мои взгляды говорят вам об этом более двух месяцев, и наконец вы их услышали. Я люблю вас больше всего на свете, у меня нет другой мысли, другой цели, другого желания, кроме как принадлежать вам всю жизнь!
Изидора. Не знаю, правда ли это, но я вам верю.
Адраст. Сумел ли я внушить вам хотя бы некоторое расположение ко мне?
Изидора. Боюсь, что я слишком к вам расположена.
Адраст. Но достаточно ли, прекрасная Изидора, чтобы дать свое согласие?
Изидора. Этого я еще не могу сказать.
Адраст. Чего же вы ждете?
Изидора. Мне надо решиться.
Адраст. Когда любишь, решаешься мигом!
Изидора. Ну хорошо… Да, я согласна.
Адраст. А согласны ли вы, чтобы это совершилось сейчас же?
Изидора. Если решение принято, то какое значение может иметь срок?
Дон Педро (к Али). Таково мое мнение. Честь имею кланяться.
Али. Синьор! Когда вы получите пощечину, я тоже сумею подать вам совет и отплатить за вашу любезность.
Дон Педро. Я вас не провожаю, но дворянам простительна эта вольность.
Али уходит.
Адраст (Изидоре). Ничто не изгладит из моего сердца нежные знаки… (К дон Педро, заметившему, что он наклонился к Изидоре.) Я разглядывал ямочку, которая у нее на подбородке. Сперва мне показалось, что это пятнышко… На сегодня довольно, закончим в другой раз.
Дон Педро хочет взглянуть на портрет.
Смотреть еще рано. Пожалуйста, велите все это спрятать! (Изидоре.) А вас я прошу не падать духом и не терять жизнерадостности, — она так нужна для осуществления замысла, увенчающего наш труд!
Изидора. Нет, жизнерадостности я не утрачу!
Адраст и два лакея уходят.
ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
Дон Педро, Изидора.
Изидора. Как он вам понравился? По-моему, на редкость любезный человек. Нельзя не согласиться, что французы — самый учтивый, самый галантный народ на свете.
Дон Педро. Да, но они слишком вольно ведут себя, в голове у них ветер, они готовы ухаживать за первой встречной.
Изидора. Они знают, что дамам это нравится.
Дон Педро. Дамам-то это нравится, а мужчинам очень даже не нравится. Что хорошего, когда у тебя перед носом волочатся за твоей женой или возлюбленной?
Изидора. Ведь это они только в шутку!
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
Те же и Климена.
Климена (под вуалью). Ах, благородный синьор, спасите меня от преследований разъяренного мужа! Он невероятно ревнив и в своих действиях преступает всякие границы! Он доходит до того, что требует, чтоб я всегда ходила под покрывалом! Увидав, что я слегка открыла лицо, он выхватил шпагу и довел меня до того, что я бросилась к вам молить о защите!.. Вот он идет… Умоляю вас, благородный синьор, оградите меня от его гнева!
Дон Педро. Войдите в мой дом вместе с ней и не бойтесь!
Изидора и Климена уходят.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
Дон Педро, Адраст.
Дон Педро. Как, синьор, это вы? Француз — и такой ревнивый! Я думал, что только мы на это способны.
Адраст. Французы первенствуют во всем. Когда мы начинаем ревновать, то становимся в двадцать раз ревнивее всякого сицилийца. Негодная думает, что у вас она в безопасности, но вы человек благоразумный, вы не осудите мое негодование. Позвольте мне воздать ей по заслугам.
Дон Педро. Ни шагу далее! Вина ее так мала, что не может возбуждать столь великий гнев.
Адраст. Дело не в важности проступка, а в нарушении приказаний; всякая мелочь становится преступной, если она запрещена.
Дон Педро. Судя по ее словам, у нее не было дурного умысла, и я очень прошу вас помириться с ней.
Адраст. Как! Вы становитесь на ее сторону? Вы, столь щепетильный в таких вещах?
Дон Педро. Да, я становлюсь на ее сторону, и если вы хотите сделать мне одолжение, то успокойтесь и помиритесь с ней. Я прошу у вас этого как милости и приму ее как первый шаг к нашей дружбе.
Адраст. При таких условиях я не могу вам ни в чем отказать. Я сделаю все, как вы хотите. (Прячется.)
Дон Педро (обращаясь за кулисы). Выходите!
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ
Те же и Климена.
Дон Педро (Климене). Идите за мной! Я помирил вас. Хорошо, что вы на меня напали.