русскую культуру, но отождествляя себя с «униженным и замученным» еврейским народом, не мог принять концепции мира на идеологии, которая противоположна традиционному иудаизму и его духовно-политической концепции. Гершензона интересовало не сохранение сверхличных ценностей, а счастье и свобода отдельного человека и своего народа. Гершензон, как и лидеры ортодоксальных евреев, не мог согласиться с его исчезновением, с его растворением в единстве с другими народами. Конечно, я уверена, что внутренняя борьба и выбор в действительной жизни носили ещё более комплексной характер. Но, всё же отмечу. Во время Первой мировой войны в Российской империи расцветала еврейская культурная жизнь. Между Гершензоном и редактором сионистской газеты «Еврейская жизнь» Лейбом Яффе установилась дружба. Согласно (Горовиц, стр. 282), Гершензон всё более и более интересуется еврейскими проблемами, становится всё более тесно связанным с еврейской культурой.
После 1917 года Михаил Гершензон был первым председателем московского Союза писателей и главой литературной секции Академии художественных наук с 1922 по 1925 г.
Писатели, историки, философы и общественные деятели не только участвовали в различных совместных проектах, но и встречались в литературных кружках, беседы в которых можно тоже отнести к «русскому литературному процессу»:
Культура в форме литературных обществ, книжных и газетных изданий, создания школ, воплощающая стратегию Gegenwartarbeit – деятельность на благо евреев диаспоры и её легальные возможности, включая парламентскую борьбу, – была направлена и на победу в идеологической войне евреев в царской России» (Горовиц, стр.97).
В литературном кружке Михаила Стасюлевича, редактора и издателя уже не раз упомянутого мною «Вестника Европы», по существу, центрального органа либеральной оппозиции тех лет, собирались Гораций Гинзбург, Иван Тургенев, Иван Гончаров, Владимир Стасов, Владимир Соловьёв и многие другие. И, конечно, эти взаимоотношения влияли на формирование взглядов участвующих.
Писатели, историки, философы и общественные деятели встречались также в различных салонах, что было в традициях общественно-политической жизни той эпохи. В русско-еврейской среде заинтересованных в национальном развитии своего народа возникали и ставились различные вопросы, например, соотношение иврита, идиша и русского языков.
Дом Горация Гинцбурга и дом банкира А.И. Зака были салонами, где встречались представители как русскоговорящей еврейской, так и русской интеллигенции. Ранее было уже отмечено, что Зак был активным деятелем петербургской еврейской общины и активным лоббистом прав евреев. Согласно (Кельнер, стр. 36) он собирал в своём салоне крупных государственных деятелей своего времени.
А.И. Зак входил в руководсво петербургского ОПЕ, неформального центра еврейского населения Российской империи.
Участником встреч в этих салонах был, например, Аркадий Георгиевич Горнфельд.
Аркадий Горнфельд (1867, Севастополь – 1941, Ленинград), литературовед, литературный критик, переводчик, публицист. Из семьи нотариуса, который окончил житомирское раввинское училище. Аркадий окончил гимназию в Симферополе, юридический и филологический факультеты Харьковского университета. Изучал теорию словесности и поэтику на филологическом факультете Харьковского университета. Учился на философском факультете Берлинского университета. В 1893 г. приехал в Санкт-Петербурге. С 1895 года сотрудничал, например, в отделе критики и беллетристики журнала «Русское богатство», одним из руководителей которого был В.Г. Короленко. Горнфельд считал, что литературное наследие 1860-х годов требует «модификации», методология современной критики – обновления.
Дом публициста Д.А. Левина и переводчика З.А. Венгеровой был салоном, где встречались юрист Максим Винавер, философ Л.И. Шестов и Аркадий Горнфельд (Кельнер, стр.71).
В принципе, есть два отношения к любой национальной культуре. Для одних национальная литература, история, философия, да, и театр тоже, – это нечто такое, что является отражением духовно-душевных качеств народа и его устремлений, что должно при своём развитии оставаться обусловленным именно национальными психофизическими особенностями, притяжением или отталкиванием той или иной идеи, всем строем его исторически сложившегося отношения к миру. Национальное – это индивидуальная сущность и назначение народа. Для других, культура – это симбиоз нескольких культур, это обогащение существовавшей прежде национальной культуры в смысле возможности появления других видов мышления, чувствования и форм самовыражения.
Русские писатели и мыслители по вопросу места и роли евреев в русской литературной деятельности разделились на две группы. Одна группа, которую можно назвать сочувствующей, занявшей христианско-гуманистическую позицию, встала на защиту евреев и приняла на равных еврейских интеллектуалов в круг русской интеллигенции. Вторая группа, реагируя на наплыв евреев в русскую журналистику и русскую литературную деятельность, считала евреев чужаками в русской культуре, выражала свою тревогу относительно образовавшейся еврейской критики русской литературы, которая не только формировала вкусы читателя, но и определяла дух русской литературы, величие того или иного писателя.
Корней Чуковский в работе «Евреи и русская литература»:
«Вы думаете, что достаточно выбросить из своего прошлого две тысячи лет, забыть талес, и тору, и микву, и шолом-алейхем, и выучить наизусть:
Птичка Божия не знает, —
чтобы сделаться Достоевским или Тютчевым? Нет, чтобы только понять Достоевского, вам нужно вернуться назад по крайней мере на десять веков – ни годом меньше! – и поселиться, по горло в снегу, средь сосновых лесов, и творить с дикими «гоями» их язык, их бедную эстетику, их религию, ходить с ними в деревянные церкви и есть кислый хлеб – и только тогда прийти на Невский проспект и понять хоть крошечку изо всего, что здесь делается. Я утверждаю, что еврей не способен понять Достоевского, как не способен понять его англичанин, француз, итальянец, иначе либо Достоевский не Достоевский, либо еврей не еврей. И я не уважал бы еврея, не считал бы его личностью, если бы было иначе. Прочтите, что пишут американцы о Толстом, или французы о Чехове, или англичане о Мопассане, – и вы поймете, что духовное сближение наций невозможно».
Василий Розанов:
«Это просто проклятье, писал Розанов в 1910 г., что „в будущем наши дети будут читать Гершензона, еврея, когда они захотят узнать о Чаадаеве, Киеревском или даже о том, как писать хорошую русскую прозу“» (Горовиц, стр.283).
Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев) в работе «Штемпелёванная культура»:
«Бесспорна отзывчивость евреев к вопросам искусства; но равно беспочвенные во всех областях арийского искусства (русского, французского, немецкого), евреи не могут быть тесно прикреплены к одной области; естественно, что они равно интересуются всем; но интерес этот не может быть интересом подлинного понимания задач данной национальной культуры, а есть показатель инстинктивного стремления к переработке, к национализации (юдаизации) этих культур (а следовательно, к духовному порабощению арийцев); и вот процесс этого инстинктивного и вполне законного поглощения евреями чужих культур (приложением своего штемпеля) преподносится нам как некоторое стремление к интернациональному искусству: вы посмотрите списки сотрудников газет и журналов России; кто музыкальные, литературные критики этих журналов? Вы увидите почти сплошь имена евреев;