Изгнание было нужно душе народной; она захотела оторваться от земли, исторгнуть свои корни.
При Ездре и Неемии… еврейство сделалось как бы одним твердым телом, не плотски – но духовно, ибо все атомы его были теперь пропитаны единой волей.
Катастрофа 70-го года, окончательное крушение еврейского царства, не была внешним событием, но сама воля еврейства, довольно и обдуманно произвела ее в вещественном мире своими духовными силами, в срок, какой она сочла благовременным.
Еврейское начало в мире кипятилось и процеживалось более тысячи лет; теперь оно было окончательно готово: крепчайший и чистый настой (…). На протяжении дальнейших веков еще несколько раз приходилось крепче затягивать срединный узел, чтобы еврейский ум не разложился в человечестве; таково было создание Мишны во 2-м и Талмуда в 5-м веке, таков был раввинат и кагальная система.
В общем цель достигнута: еврейство не имеет земного града.
За две тысячи лет еврейство сумело порвать крепчайшие цепи, какими человек привязан к земле. Потому же, я думаю, еврейский народ стал народом подвижных профессий, народом ремесел, торговли, обмена. Земледелие запрещено еврею его народным духом, ибо, внедряясь в землю, человек всего легче прирастает к месту и к устойчивой форме жизни. 14 млн. людей, чувствующих себя одной семьей, разбросано по 70 странам; народ, имевший свою культуру, внутренне распылен по двадцати инородным культурам; народ, забывший родную речь и говорящий на многих чужих языках, народ-хамелеон, народ-торгаш, оторванный от природы, хиреющий в городах».
Автор задумывается и над тенденцией, значит, в каком-то смысле, над целью этой эволюции. Он подчеркивает, что она далеко не безболезненна, конфликтна:
«Не безделицей было еврейство для мира все эти двадцать веков: народы со жгучим интересом следили за ним, и чем дальше смотрели, тем ярче их взор разгорался страхом и ненавистью. В том деле, которое делает еврей, есть какая-то вечная истина, но какая страшная. Мир думал, что он казнит еврейство, а на самом деле служил ему, как он служит всякой воле. Если бы не религия, не Тора и сознание общности своей, народ не прошел бы сомкнутым строем через такие муки. Вот последняя неподвижность: для верующего еврея – незаменимая Тора и неразложимое еврейство; для неверующего – по крайней мере последнее. Сказать ли мое предвидение? Но факты сами гласят, как открытая книга. Я вижу, что таинственная воля еврейского народа направлена к тому, чтобы разрушить и этот последний оплот…
Мне кажется, еврейство вступает ныне на последнюю стадию своего пути.
Мы уже теперь можем с уверенностью предвидеть: человек в еврействе станет нищ духом; не к этой ли цели стремится и все человечество.
Они насытятся пищей, которой мир еще не вкушал, ибо все мирские ценности – как бутафорские яства».
В работе Гершензона, сильно склоняющейся в мистическую сторону, можно выделить несколько конкретных положений, которые можно сопоставить с приведенным выше историческим материалом, да и фактами современной жизни.
• Неустанная, на протяжении трех тысячелетий, выработка сплоченности еврейства, подчинения его «единой воле»: как «кипячение и процеживание настоя».
• Также движущийся в одном направлении процесс, характеризуемый терминами «отрыв от земли», «отрыв от корней», «еврейство… не имеет земного града».
• В столь тяжелых условиях единство поддерживается религией (Тора, Галаха) и национальным самоощущением.
• Предвидение, что и эти связи будут разрушены. На первый взгляд звучит парадоксально: что же тогда значит еврейство, если отказаться от этих двух принципов общности – религии и нации?
Но ведь, например, Радзиховский насчитывает в России примерно 600 тыс. евреев по паспорту и около трех млн. «в еврейской сфере». Растет число смешанных браков среди евреев, сейчас оно уже превышает половину всех браков. Так, может быть, это осуществление мечты ассимилицианистов: евреи «растворяются» в русских?
Но Гершензон понимает это иначе:
«Зерно прорастает – шелуха должна лопнуть».
Он пишет:
«Кто есть еврей? – В ком действует народная сила еврейства… национальная воля, действующая в нем, сама уклонит его шаги на должный путь».
Видимо, во всем мире сложился слой, состоящий из ортодоксальных и из нерелигиозных евреев, тех, кто (по ленинскому определению) «с примесью еврейской крови», членов их семей и людей, так или иначе примыкающих к еврейству, как вообще часто люди льнут к любой власти.
Чем же объединяется весь этот слой? Шахак указывает, как на организующий центр – ортодоксальное еврейство с центром в Израиле и еврейские национальные организации в диаспоре (то есть по всему миру). Он утверждает, что Израиль контролируется раввинатом и его политика определяется в большей степени, как он говорит, «еврейской идеологией», чем геополитическими (хотя бы и империалистическими) интересами страны. Но, говорит он:
«Кроме политики Израиля, как можно думать, “еврейская идеология” влияет и на значительные группы, если не на большинство евреев диаспоры».
Это влияние, особенно в США, как он говорит, осуществляется через еврейские организации «закрытого» (эксклюзивного) типа, которые в принципе не допускают нееврейских членов. И зная, как еврейство умеет внушить другим свои точки зрения, заразить своим настроением, можно себе представить, как велико воздействие радикального, организованного еврейства на других евреев, членов их семей и близких им людей.
Например, Израиль совершает агрессивные, террористические действия против арабов, вызывая их крайнюю ненависть. А потом евреи диаспоры запугиваются угрозами, что если теперь не поддержать политику Израиля, то арабы там перережут всех евреев, да, пожалуй, начнутся еврейские погромы и по всему свету. Я хорошо помню, как лет 12 тому назад у нас в стране несколько раз возникала волна страхов близких погромов. И если сам процесс, вероятно, был искусственно организован, то истерика страха, скорее всего, была искренней.
Так что речь, по-видимому, идет о власти (в наше время – власти над почти всем миром) некоторого слоя, в котором евреи (как бы это слово ни понимать), возможно, и не составляют большинства, но их участие необходимо для единства и дееспособности всего слоя. Уж на что Гершензон: русский интеллигент, знаток русской литературы, участник и даже организатор «Вех»; судя по многим указаниям – не религиозен, уж тем более не связан ни с каким кагалом, но и он это ярко ощущает:
«Еврейское начало неистребимо, не растворимо никакими реактивами. Еврейский народ может без остатка раствориться в мире – и я думаю, что так и будет, но дух еврейства от этого только окрепнет».
Наконец, как понимать ту тенденцию «отрыва от земли», «отрыва от корней», которую постоянно подчеркивает Гершензон? Эти слова кажутся какой-то бессодержательной риторикой (а в статье Гершензона – аргументом в борьбе против сионизма, чему статья в значительной части посвящена). Однако они совпадают с тенденцией, двигавшей западный мир в течение последних веков. Это – создание так называемой «технологической цивилизации», которая начинает с уничтожения крестьянства как основной опоры жизни и строит жизнь, все более опирающуюся на технику, так что ее иногда и определяют как стремление уничтожить природу, заменив ее искусственной природой – техникой (но ведь человек – часть природы!). Теперь это прокламируется как идеология «постиндустриального общества», а реализуется так, что в биржевые спекуляции вкладывается в десятки раз больше средств, чем в реальную экономику. Эту экономическую политику настойчиво проводит Федеральная резервная система, ведающая выпуском долларов США. Долговременные ее председатели – Поль Волькер и Аллан Гриншпан. И самые крупные состояния теперь образуются либо на биржевых спекуляциях, либо на производстве объектов «виртуальной реальности». Да и наша революция 1917 г. провозглашала «интернационализм», то есть порывала с такими «бутафорскими яствами», как родина и патриотизм. Тогда же боролись и против «буржуазной семьи». Да и «сексуальная революция», бушевавшая на Западе в 1960-е – 70-е годы, ставила ту же цель. А употребление наркотиков понималось как путь к уничтожению «буржуазной репрессивной индивидуальности». И в книге Жака Аттали, написанной 10 лет назад, предсказывается, что в XXI в. судьбу человечества будет определять новое поколение победителей и побежденных:
«Покончив с любой национальной “привязкой”, порвав семейные узы, заменив все это миниатюрными микропроцессорами… потребители из привилегированных районов мира превратятся в “богатых номадов”. Возникнут и мириады бедных кочевников. Эти обнищавшие пираты будут курсировать по всей планете в поисках пропитания и крова над головой. Чувство привязанности к тому месту, которое рождало все культуры, превратится лишь в слабое, достойное сожаления воспоминание».