— А откуда у вас этот коньяк? Похоже, французский… - сделал вывод Уваров, пытаясь разглядеть в свете костра этикетку. — Случайно не из ваших запасов?
— Нет. У нас в запасе только украинский самогон. Это ваш сержант-артиллерист Левченко, моих терцев, своих земляков, угостил. А они ему самогонки подкинули. — разъяснил Новицкий. — У меня его брат служит, да еще несколько человек с одной с ним станицы. Но мои пить его не стали, самогонка им лучше, чем коньяк. Мне отдали… Этот коньяк, как он пояснил, немецкий трофей…
— Ах, да… — вспомнил Олег. — С бронетранспортера. Мне лейтенант Григоров тоже предлагал…
Сделали еще по пару глотков коньяка. Посидели, помолчали, глядя на веселые огоньки разгоревшегося в темноте ночи костра.
— Михаил Николаевич, а как вы со своим отрядом на том озере оказались? — поинтересовался Уваров.
— Вы не поверите! — усмехнулся ротмистр. — Иван Сусанин нас, как поляков под Москвой, завел! Проводник, из местных, пообещал путь короткий показать. А на поверку, большевиком оказался. Завел нас и бросил в лесу. Хотели его шлепнуть, да он вовремя пятки салом смазал!
— Если вам не тяжело, расскажите о себе, а то я про ваше время только по книгам да кинофильмам знаю. Мне интересно будет узнать и вас послушать. — попросил Олег.
— А что рассказывать-то? У меня типичная судьба русского офицера. Родился, учился, служил, воевал. Теперь вот сюда вместе со всеми попал… — промолвил Новицкий. — Я один из многих, от других ничем не отличаюсь…
— Вот ведь как получается! Сколько бы лет не прошло, а у русских офицеров ничего не меняется. — воскликнул Уваров. — У меня похожая судьба. Тоже — родился, учился, служил и воевал. Правда в моем времени у меня еще жена и дочь остались. А у вас остался там кто-нибудь?
— Нет. Моих всех, в восемнадцатом году большевики убили. И жениться я не успел. — ответил ротмистр. Немного помолчав, он продолжил. — Я ведь из богатой дворянской семьи. Род Новицких давно дому Романовых служит, еще с восемнадцатого века. И все время в гвардии.
— А сколько вам лет?
— Две недели назад, тридцать два исполнилось.
— А откуда вы родом?
— У нас есть большое имение под Псковом… Вернее, было… Вот я там и появился на свет божий в семье потомственных военных. Мой отец генерал, еще в Болгарии с турками воевал. Он поздно женился. Нас в семье двое детей было: я и сестрица младшая, Танечка…
Уваров увидел, как лицо ротмистра немного изменилось, куда-то исчезла холодность и внешнее безразличие, вместо них появилась улыбка обычного живого человека, горячо любящего свою оставленную где-то семью, воспоминания о которой вызывают у него положительные эмоции.
— Я ведь о другой карьере, кроме как о военной, даже и не мечтал. — продолжал Новицкий. — Дед был кавалеристом, отец — генерал от кавалерии… Поэтому, как возраст подошел, сразу же поступил в Николаевское кавалерийское училище в Петербурге, которое закончил с отличием, а затем и Главную гимнастическо-фехтовальную школу. Некоторое время даже в ней инструктором по фехтованию был. На первенстве Петербургского военного округа занимал призовые места по бою на штыках и на эспадронах! С 1914 года служил в лейб-гвардии Гусарском его величества полку, место дислокации — Царское село… В нашем полку много знаменитых людей и царских особ служило, в том числе и мой любимый поэт Лермонтов Михаил Юрьевич…
— А на фронте с какого времени?
— Да чуть ли не с самого начала войны. Наш полк в составе 2-й гвардейской кавалерийской дивизии был отправлен на Северо-Западный фронт. Участвовал в Восточно-Прусской, Лодзинской и Сейнской операциях. В августе семнадцатого года я получил тяжелое ранение двумя пулями: в грудь и в левое предплечье. На юг, на лечение меня отправили. Я к тому времени уже ротмистра получил и отдельным эскадроном командовал. Хотел домой поехать, но не случилось… Большевики переворот устроили! Так и застрял под Таганрогом. А в мае восемнадцатого узнал, что наш полк расформировали. Снова хотел домой вернуться, но там уже немцы стояли… Потом новая война началась, с большевиками…
— А награды имеете?
— А как же! Я ведь боевой офицер, а не кисейная барышня! — гордо вскинул головой Новицкий. Стало заметно, что он немного захмелел и у него развязался язык:
— Награжден орденом Святой Анны с надписью "За храбрость", орденом Святого Станислава третьей степени с мечом и бантами, орденом Святого Георгия IV класса и Золотым Георгиевским оружием…
— А где все ваши награды? Что-то я их не вижу?
— Сейчас не время их показывать. А вот шашку могу показать… Прошу взглянуть…
Ротмистр немного приподнялся, поднял шашку и протянул ее Уварову. Ножны, рукоять шашки с гардой и дужкой были покрыты золотом. К рукояти был привязан темляк из георгиевской ленты. На эфесе, помещен миниатюрный Георгиевский крест.
— А что с семьей вашей случилось?
— Я об этом случайно узнал. Как-то в поезде встретил человека из нашего имения, он мне и рассказал, что всю мою семью большевики зверски убили. Пьяная солдатня, возглавляемая комиссаром-евреем, разграбила усадьбу. Маму сразу застрелили, а отца-старика, как генерала, распяли на воротах. Сестренку изнасиловали и потом штыками закололи. А ей то, всего восемнадцать лет было! Так большевики приказы своих красных жидов — Ленина и Троцкого, исполняли, по уничтожению дворянства как класса….
Новицкий прекратил свой рассказ, поднял бутылку и сделал из нее большой глоток. На его лице появилась боль и злость. С минуту помолчал.
— А вы хотите, чтобы я после этого большевиков полюбил! Ненавижу… — зло прошептал он. — Всеми фибрами своей души, ненавижу! Всех под корень, это быдло и жидов, уничтожал и уничтожать буду! За то, что они погубили мою семью и Великую Россию!
Олег понял, что о семье, ротмистра лучше больше не спрашивать. Это для него открытая болезненная рана, вызывающая приступы неконтролируемой ненависти.
Немного подождав и увидя, что Новицкий успокоился, Уваров извинился:
— Простите меня, Михаил Николаевич, я не хотел причинить вам боль. А что вы делали под Киевом, в Припятских лесах?
Ротмистр сделал вид, будто не расслышал. Его взгляд был устремлен на огонь костра. Он снова сделал небольшой глоток из бутылки и протянул ее Уварову. Олег не стал отказываться и последовал примеру Новицкого.
— Назад мы уже не вернемся. Можно и рассказать. Тем более, что вы, господин полковник, возглавляете нас и все должны знать. — проговорил Новицкий. — Я был в команде конных разведчиков в Киевской группе войск генерал-лейтенанта Бредова, в задачу которой входило захват Киева. Нас прикомандировали к пехотной дивизии и направили в обход Киева с севера, по красным тылам. Ну и погоняли же мы краснопузых! Они так драпали из Киева, что даже свои обозы побросали… Многих, как капусту, порубили… Дивизия пошла дальше воевать, а нам было приказано в Киев возвращаться и раненых сопровождать…
— Почему вы, лихой гусар, а казаками командуете?
— Казаки, отличные воины, но вот грамотных офицеров среди них нет. Задачи специфические мы выполняли, а для этого не только хитрость и сноровка нужна, но и определенные знания. Вот так.
— Значит мы с вами, коллеги. Я ведь, в своем времени, тоже на войне специфические задачи выполнял. — проговорил Уваров. Затем кивнул в сторону одной из подвод, возле которой маячила фигура стоявшего на посту вооруженного казака. — А что ваши люди так тщательно охраняют?
— Теперь уже нет смысла от вас скрывать, господин полковник. Но, думаю, что не стоит об этом распространяться на весь лагерь. — раскрыл тайну Новицкий. — Там ящики с золотом и драгоценностями, которые большевики забрали в банках и у киевских евреев. Хотели к своим, красным жидам, все отправить, но мы перехватили. Мне было приказано сопроводить груз в штаб группы, но не случилось… Не судьба… Сюда попали. Теперь вот надеемся, что в этом мире нам это добро пригодится. Золото везде и во все времена ценится…
— А другие об этом знают?
— Нет. Только мои люди, да и то, не все.
— Правильно. Меньше знают, спокойнее спят. — заключил Уваров. — А почему вы мне звание полковника присвоили? Я ведь — подполковник.
— У нас так принято. Если уважаешь старшего, то надо обращаться к нему на звание выше, господин полковник. — пояснил ротмистр.
— Спасибо за откровенность, Михаил Николаевич. Давайте уж прикончим ваш коньяк и на боковую, завтра рано вставать…