Мои беззаветно храбрые и честные друзья бросили все, кроме карабинов и патронов, в своих квартирах и, через дворы и огороды, отступали вслед за мною, ехавшим, стоя на тачанке, с пулеметчиком и кучером, управлявшим лошадьми.
Человек 22–25 немцев, австрийцев и вартовых бросились за нами, крича «Стой!» и целясь в нас. Я крикнул кучеру:
– Поворачивай лошадей назад и держи направление параллельно бегущим негодяям!.. ГАВРЮША, ВОЗЬМИ ПРИЦЕЛ!
Гаврюша (пулеметчик), словно присосался, прилег к пулемету. Кучер же с лихорадочным волнением, но быстро повернул лошадей в указанном направлении и, как бы теряясь, нервно натягивал вожжи, будто хотел остановиться. Каратели-налетчики приблизились к нам уже шагов на 20–25, направляя дула своих карабинов прямо на нас.
Я поднял левую руку и крикнул этим негодяям:
– Пан, стой, не стреляй! Мы – милиция.
Со стороны врагов раздался злобный ответный голос:
– Яка мiлiцiя?
И они как будто перестали целиться в нашу сторону.
Я крикнул Гаврюше: «Бей!» И сам выстрелил в сторону нападавших. Пулемет «максим» заговорил как бы с задержкой, но так метко, что ни один из нападавших не устоял. Все упали, частью разорванные пулями, частью легко раненные, но притворившиеся убитыми.
Товарищи, отступавшие в пешем порядке, быстро окружили нападавших и предложили им подняться. Тех, которые позалезали в кусты и оттуда отстреливались, расстреляли тут же. Нескольких раненых подобрали и увели с собою. Затем бросились – одни выхватывать своих оставшихся по дворам крестьян, лошадей и седла, другие в погоню за убегавшими немецко-австрийскими солдатами и гетманскими вартовыми, не успевшими попасть под наш пулемет. Я лично с тремя товарищами кинулся к телеграфным и телефонным столбам, ведущим к Гуляйполю, и перерезал на них провода.
Товарищи, бросившиеся в погоню за убегавшими солдатами и вартовыми, поймали нескольких из них. Среди пойманных оказался и начальник гуляйпольской варты. Последний был тут же пристрелен. Солдат и рядовых вартовых мы забрали на свои подводы.
«Как же быть с убитыми? – мгновенно мелькнуло у меня в голове. – Ведь за них гетманское правительство и немецко-австрийское командование взыщет с крестьян деревни. (То был период, когда за каждого погибшего немецкого и австрийского солдата или вартового, погибшего в самой ли деревне или на земле этой деревни, власти взыскивали с крестьян этой деревни в виде расстрела известного количества крестьян и наложения на всех крестьян тяжелой денежной контрибуции, которая должна была быть внесена в указанные часы. Невыполнение контрибуции каралось новыми расстрелами крестьян, конфискацией имущества и т. п.)».
И я тут же распорядился, чтобы сбежавшиеся нам на помощь крестьяне взяли лопаты и, подобрав все трупы убитых, вывезли их за деревню, в помещичий лесок, и там прикрыли бы их землей или просто так бросили бы их там…
Трупы были подобраны и вывезены из деревни в помещичий лесок.
Мы же, попрощавшись с крестьянами, выехали в направлении села Туркеновки и по дороге, как бы обходя это село, остановились в одной из балок. Здесь я опросил захваченных в плен. Среди них оказались два человека украинцев-галичан из австрийской армии. Мы с ними сговорились написать под мою диктовку письмо к немецким и австрийским солдатам, в котором наша повстанческая организация предлагала им не слушаться своих офицеров, перестать быть убийцами украинских революционеров, крестьян и рабочих и палачами их революционного освободительного дела, а убивать своих офицеров, которые привели их на Украину и делают из них убийц лучших сынов трудового народа, и уезжать на свою родину: творить там революцию и освобождать своих угнетенных братьев и сестер. «В противном случае, – подчеркивалось в этом письме, – украинские революционные труженики под знаменем восстания против власти ваших офицеров и поставленного ими гетмана Скоропадского принуждены будут убивать и вырезывать всех вас поголовно вместе с вашими офицерами и агентами гетмана как убийц и палачей…»
Вручив это письмо пленным и отпустив их, мы сами на их же глазах тронулись в одном направлении. А как только наступила ночь, мы свернули влево, а затем назад и остановились в 17 верстах от Гуляйполя, в деревне Шанжаровке.
Глава VI
Немецко-австрийские войска в деревне Марфополь после уничтожения нами их отряда. Мы в Гуляйполе
Как только мы оставили деревню Марфополь, туда прибыли войска. По вступлении в деревню они сразу же расстреляли старшего из хозяев той квартиры, где я с Марченко и Лютым сутки помещались. Затем согнали сельский сход. Перепороли шомполами тех из крестьян, чья физиономия не нравилась озверевшим офицерам. Кое-кого из крестьян арестовали и отправили в Гуляйполе в штаб, где их пытали и истязали при допросах. И потом уже наложили на всю деревушку непосильную, в шестьдесят тысяч рублей наличными, контрибуцию, которую крестьяне в течение суток должны были собрать между собою и внести в их штаб в Гуляйполе.
Многие крестьянские семьи не в силах были внести требуемое с них палачами. Начались избиения прикладами, порка шомполами, этих крестьян. Стоны избиваемых в этой деревне быстро долетали до нас: вести о событиях распространялись всюду по другим деревням и селам Гуляйпольского района. Но в этих стонах не чувствовалось отчаяния, и этого-то обстоятельства глупые палачи не понимали и не учитывали.
Само собою понятно, что наглого насилия по отношению к крестьянам деревни Марфополь со стороны немецко-австрийских и гетманских сатрапов ни мы, ни крестьяне простить этим непрошеным хозяевам и властелинам не могли.
На другой же день мы, посоветовавшись между собою, разделились: товарищи с берегов Днепра и из некоторых других районов выехали сейчас же в свои местности с целью ни минуты больше не ждать, а повсеместно выступать и решительно действовать, увлекая на этот путь все лучшее и преданнейшее делу революции в крестьянстве. Мы же и обитатели других сел и деревень перебросились в само Гуляйполе, из которого в это время главные немецко-австрийские силы выехали в район охотиться за революционными крестьянами, оставив в нем лишь одну роту своих солдат и усердно ей прислуживавших человек 80 гетманской варты.
В Гуляйполе мы совсем раздробили свои силы и разослали их по району, оставив для Гуляйполя всего-навсего семь человек во главе со мною. Наша гуляйпольская организация, которая все время оставалась в нем, в следующую же после нашего прибытия ночь постановила созвать в ближайшую ночь все свои вооруженные силы неподалеку от Гуляйполя, в открытом поле, чтобы я мог видеть этих бойцов и поговорить с ними.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});