кабинет Уинтерса — старомодно обставленную комнату с одним большим давно не мытым окном. Рабочий стол окружали шкафы с документами. Когда я вошел, лейтенант копался в бумагах.
— Какие новости? — спросил я.
Взмахом руки он показал мне на кресло и одновременно отгреб бумаги в сторону.
— Никаких. Есть только заключение по поводу анонимного письма. Почерк идентифицировать не удалось, хотя мы сравнили его с почерками всех, кто был в доме. Бумага самая обычная, в доме такой нет, но она продается повсюду. Красный карандаш — самый обыкновенный, дюжина точно таких же валяется по всему дому; отпечатки пальцев на письме только ваши…
— Но я ничьих отпечатков не стирал, вы же понимаете?
— А там нечего было стирать. Иногда мне кажется, что киношникам и телевизионщикам следует запретить все разговоры про отпечатки пальцев. Теперь каждый преступник щеголяет в перчатках, и все из-за того, что ходит в кино. — Он мрачно выругался.
— Ну, в газетах про вас хорошо пишут, — подбодрил я.
— И сразу перестанут, когда обнаружится, что Холлистера кто-то убил… Если, конечно, это в самом деле так.
— Ну а у меня есть кое-какие новости, — я протянул ему бумаги.
Мы потратили около часа, их изучая. В таких вещах мы не слишком разбирались, но основное уловили. Для разработки нефтеносных земель в штате сенатора была создана некая компания. Были выпущены акции, компания начисляла приличные дивиденды. Потом ее преобразовали и переименовали, но совет директоров остался прежним. Были выпущены дополнительные акции, потом компания слилась с подставной фирмой, принадлежащей губернатору. И вкладчики остались с носом. Только Руфус Холлистер, губернатор и покойный сенатор из этой сложной процедуры вышли с выгодой.
Нет нужды говорить, что на самом деле все было значительно сложнее; последующие публикации в «Нью-Йорк Таймс» по поводу всех этих дел дают гораздо более полную и ясную картину, чем это сделал я. Но становилось ясно, что сенатор так все устроил, что в случае разоблачения аферы остался бы чист, а вся ответственность легла на Руфуса Холлистера. И губернатор тоже бы остался в стороне, по крайней мере так получалось на бумаге.
Уинтерс вызвал в кабинет специалиста по отпечаткам пальцев и юриста и передал им документы на исследование.
— Все это довольно странно, — заметил я.
— Зачем, — спросил Уинтерс, — понадобилось посылать вам документы? Да и предыдущее письмо, конечно, если оба прислало одно и то же лицо.
— Возможно, кто-то полагает, что я смогу их должным образом использовать.
— Тогда почему не послать их прямо в полицию?
— Может быть, человек не любит полицейских.
— Тогда почему из всех, живущих в доме, он посылает их именно вам? — лейтенант подозрительно посмотрел на меня.
— Единственная причина, которая приходит мне в голову, если не считать моего неотразимого обаяния и интеллигентности, состоит в том, что я опишу все это в газете… Может быть, убийца заинтересован, чтобы все это было подробно освещено в прессе. Возможно, для него не безразлично, к кому попадет информация, так как он знает, что в конце концов она окажется в полиции. А может быть, это просто каприз. Согласитесь, стиль первого письма был довольно капризным.
Уинтерс что-то проворчал и уставился в потолок.
— Кое-кто мог бы мне довериться, учитывая мою связь с четвертой властью. Говоря между нами, однажды ночью Камилла Помрой пришла ко мне, чтобы заявить, что убил сенатора ее муж. На следующее утро миссис Роудс сообщила мне очень ценную информацию о гражданском браке сенатора… Видимо, вы читали мою статью…
— И удивлялся, откуда вы все это взяли. А что именно сказала вам миссис Помрой?
Я повторил ее слова, умолчав о предшествовавших им событиях, как не имеющих отношения к делу.
— Не понимаю, — вздохнул Уинтерс.
— Единственная мысль, которая приходит мне в голову: стоило бы тщательно исследовать отношения между тремя наследниками покойного сенатора.
Сейчас эта мысль неожиданно показалась мне важной.
— Мы этим уже занимаемся, — заметил Уинтерс.
— Кто-то из них мог убить сенатора ради наследства.
— Вполне возможно.
— С другой стороны, его могли убить по политическим мотивам.
— Тоже возможно.
— А кроме того, могли убить из мести.
— Это тоже весьма вероятно.
— Другими словами, лейтенант Уинтерс, у вас нет ни малейшего представления о том, почему его убили и кто это сделал.
— К сожалению, дело обстоит именно так.
Уинтерс вовсе не выглядел расстроенным, и у меня возникло неожиданное подозрение.
— Надеюсь, вы не собираетесь оставить это преступление нераскрытым? Не собираетесь остановиться на том, что у вас есть признание и тело мнимого виновника убийства?
— Что вас заставило так думать? — вежливо поинтересовался Уинтерс. Я понял: именно это он и планировал.
Я не мог его осуждать; он допускал, что Холлистера убили и признание подделали, но оказывался в глупейшей ситуации. Доказывая всем и каждому, что Холлистера убили, он рисковал никогда не найти настоящего убийцу. Тогда он подорвал бы доверие к полиции и сам вполне мог лишиться места. Поэтому мне трудно было осуждать его за безразличие к торжеству справедливости. В конце концов, кого затронуло убийство сенатора и Холлистера? Никто их особо не оплакивал.
На какой-то миг во мне поколебались любовь к закону и стремление к справедливости. Но тут я напомнил себе, что должен выполнять свой долг. В немалой степени на мою решимость подействовал тот факт, что я могу прославиться, если сумею найти убийцу после того, как полиция дело официально закроет.
— Долго вы сможете удержать всю команду вместе? — спросил я, записывая Уинтерса в союзники.
— День или два, пока все доказательства не будут тщательно проверены… Пока мы не получим результаты вскрытия и все такое.
— Потом мы сможем разъехаться?
— Если не произойдет чего-то непредвиденного.
— Вроде еще одного убийства?
— Нового убийства не будет, — уверенно заявил лейтенант, и у меня возникло подозрение, что он располагает дополнительными доказательствами, мне неизвестными. В конце концов, Холлистер мог действительно покончить с собой… И толкнул его на это обладатель документов, эксцентричный негодяй, который явно наслаждался всем происходящим.
— А что известно о пистолете?
— А что может быть о нем известно?
— Он ведь принадлежал миссис Роудс, верно?
— Верно… И на нем не обнаружили никаких отпечатков, кроме отпечатков Холлистера. Миссис Роудс держала пистолет в ночном столике у кровати. Она не заглядывала туда больше месяца. Любой мог войти в комнату и взять его.
— Но кто в доме знал, где лежит пистолет?
— Не имею понятия. Хотя Холлистер знал, — лейтенант довольно улыбнулся. — Он знал обо всем, что где лежит.
— Если не считать бумаг, которые сенатор прятал в кабинете и которые кто-то нашел раньше его.
— Но кто?
— Убийца.
— Я не вижу доказательств.