25 октября
Вчера в VI классе, говоря о «Стоглаве», я сказал, что он составлен на церковном соборе. Несколько учениц стали возражать, что собор этот был земский (они на днях проходили это по истории). Я, не имея под руками точных данных, не стал с ними спорить, оставив вопрос открытым. Сегодня в перемену мои оппонентки с торжеством показали мне учебник Платонова, где, хотя и не говорится, что это был земский собор, но изложено так, что «Стоглав» составлен тем же собором, что и «Судебник», т. е. не церковным, а светским. Я сказал, что поразберусь в этом вопросе. По справке в «Истории литературы» (под ред. Аничкова, Бородина и Овсянникова-Куликовского) оказалось, что это были разные соборы, и что «Стоглав» составлен на соборе церковном. Тогда уже я нашел в зале учениц и показал им это место в «Истории литературы», добавив шутливо, что моя книга толще, чем у них. На это неугомонная З-на, уверенная в авторитете своего учебника, возразила: «А наша умнее». По справке, наведенной мною у учительницы истории, оказалось, что я прав (то же подтвердилось и у Ключевского). Поэтому, когда я спросил у учениц об этом после урока истории, те уже не стали спорить со мной и в свое оправдание ссылались только на то, что их ввел в заблуждение учебник. Случай этот несколько расшевелил учениц, заставил и нас подумать, и даже несколько сблизил нас на чисто научной почве. К сожалению, не часты подобные инциденты, возможные только при условии более или менее свободных и дружеских отношений между учащими и учащимися. Как отрадный факт в том же VI классе, не мешает еще отметить обнаруженный мной интерес у некоторых учениц к фольклору. Одна из них давала мне записанные ей заговоры, другая — частушки, третья — свадебные обряды.
Был сегодня урок и у словесниц. Я раздавал им классные и домашние сочинения, которые они исполнили очень слабо (темы были: «Как смотрели на задачи поэзии Пушкин и Некрасов» и «Русская крестьянка в изображении Некрасова»). Прежде раздачи сочинении я сделал их общий разбор со стороны содержания. Вопрос о том, в чем проявилось народничество Некрасова при изображении крестьянок, и реальны или идеализированы они у него, сильно заинтересовал класс. Завязались оживленные споры, которые мне приходилось только регулировать, заработала живая мысль, что далеко не часто бывает у нас на уроках, сводящихся к рассказыванию и спрашиванию.
26 октября
Странное распоряжение попечителя о закрытии приготовительных классов при всех женских гимназиях заставило нас перенести пробные уроки восьмиклассниц в городские школы, что сразу же вызнало массу неудобств. Приходится тратить время на ходьбу в школу, опаздывать на твои уроки; необходимо приспособлять занятия по методикам к тому, как ведется дело в той или другой гимназии, знакомиться с методами учителей, не принадлежащих к гимназической корпорации и обыкновенно смотрящих на нас как на незванных гостей. Восьмиклассницы же оказываются промеж двух огней и не знают, кого слушаться: своего ли учителя, преподающего методику, или народного учителя, преподающего в школе. На этой почве, несмотря на мои старания завязать со школьным учителем добрые отношения, уже начались конфликты. По словам восьмиклассниц, этот учитель, не стесняясь, критикует мои методы и требует, чтобы восьмиклассницы больше считались с ним, чем со мной. Возможно, что на него сумела повлиять в этом отношении бывшая фаворитка Б-ского — П-на. Хотя ей и пришлось оставить гимназию по малограмотности, однако судьба опять нас свела, т<ак> к<ак> она ныне практикуется в той же школе, где работаем и мы. Интересно также отметить, что эта на редкость нерадивая и ленивая ученица теперь, в роли учительницы, также строга и требовательна по отношению к ученикам, как и ее — блаженной памяти — патрон. Например, одного ученика I отделения она ухитрилась оставить в школе до 4-х часов за какую-то пустячную шалость. А недавно я прочитал в сочинении по педагогике у одной восьмиклассницы, как П-на (хотя она по фамилии и не названа) потребовала у одного забитого и бедного ученика, чтобы он показал перед всем классом и посторонними (гимназистками) грязную нижнюю рубашку. «Яблочко от яблоньки недалеко падает».
Жандармы проверяют библиотеку
29 октября
Опять начинается что-то кошмарное… Б-ский, оказывается, не только не оставил нашей гимназии в покое, но продолжает свою кампанию против нее еще более энергично. Проиграв дело в учебном округе, он пошел дальше: по министерствам. Его бывшие соратники тоже работают, не брезгуя никакими средствами. И в результате на первый раз получилось предписание, чтобы книги, опечатанные в прошлом году при ревизии, были представлены местной жандармерии. Хотят, очевидно, снова раздуть это дело. И чем это кончится, бог весть. А между тем наряду с 5–6 книжками действительно рискованными (исторические сочинения Маркса, Энгельса и Мун), пришлось отправлять в жандармерию целые сотни таких книг, как «Сигнал» Гаршина, «Невский проспект» Гоголя, «История русской интеллигенции» Овсянико-Куликовского, биография Пирогова и т.п. Попала даже в числе «конфискованных» методика «На первой ступени обучения», которая одобрена Министерством и специально рассылается по школам инспектором народных училищ. При желании придраться, конечно, всегда можно даже к таким книжкам, выписанным мною, как брошюрка Диесперова о Герцене (хотя он и включен в министерскую программу), книжки Когана по истории современной литературы и т.п. Но на нас постараются, вероятно, взвалить ответственность и за те книжки, которые были выписаны еще в 1905–1906 гг., хотя тогда (чего только тогда не было!) список этих книг прошел через цензуру самого округа. Благодаря доносам Б-ского и его союзников отношение к нам властей, кажется, очень неважное. Правда, наши педагоги — народ лояльный и ни в чем политическом не замеченный, но заметно стремление во что бы то ни стало винить нас, чтобы реабилитировать низверженных «богов»: Б-ского и Н-ва. Для этого не брезгуют никакими сплетнями. Оказывается, в вину нам ставят даже то, что мы на последнем гимназическом вечере были недостаточно внимательны к начальнице частной гимназии (которая тоже в числе сторонниц Б-ского и которая даже о таких мелочах строчит доносы жандармским властям). А председателю в вину было, например, поставлено и то, что последний педагогический совет продолжался только 23 минуты (хотя больше и делать было нечего), и то, что однажды у обедни он не встал на колени при пении «Тебе моем». Какое отношение всего этого к политике — трудно понять. Но служить при таких условиях — прямо мучение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});