Читать интересную книгу Забытый сад - Кейт Мортон

Милая Роза. Она казалась такой бледной, сидя в одиночестве на садовой скамейке. А потом едва прикоснулась к еде, только поворошив содержимое тарелки. После она отдыхала, чтобы не допустить возвращения мигрени, которая преследовала ее всю неделю.

Аделина разжала кулак, который сжала невольно, и стала задумчиво перебирать пальцы. Когда-то она четко поставила условия: впредь ни одна из девушек не должна являться в поместье Чёренгорб. Правило было простым, и до сих пор все шло хорошо. Тайна была надежно укрыта, и жизнь в Чёренгорбе вошла в мирное русло.

О чем же думала Элиза, нарушая свое слово?

Наконец Натаниэль дождался, когда Роза ляжет в постель баюкать больные нервы, а Аделина отправится с визитом. Он рассудил, что так никто не узнает, каким образом он обеспечил дальнейшее отсутствие Элизы. Едва услышав, что произошло, Натаниэль задумался, как лучше всего спасти положение. Подобное состояние жены — кошмарное напоминание того, что, несмотря на пройденный путь, благословенное возрождение после появления Айвори, другая Роза, истерзанная беспокойством, напряженная, капризная, всегда рядом. Он сразу же понял: необходимо поговорить с Элизой. Натаниэль должен найти способ убедить ее, что ей нельзя больше приходить.

Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз отважился пройти сквозь лабиринт. Натаниэль уже забыл, как темно было среди колючих стен, сколь ненадолго допускались в них солнечные лучи. Художник шел осторожно, стараясь вспомнить повороты. То был отголосок прошлого четырехлетней давности, когда он, разгоряченный, продирался через лабиринт в поисках своих эскизов. Тогда он пришел в коттедж и потребовал вернуть рисунки, кровь пульсировала в жилах, плечи ныли от непривычного напряжения. Натаниэль сказал, что эскизы принадлежат ему, важны и нужны для него. А потом, когда нечего было больше сказать, он просто стоял, переводя дыхание и ожидая ответа Элизы. Он не знал, чего именно — признания, извинения, возвращения работ, возможно, всего сразу, — но ничего не дождался. Наоборот, Элиза удивила художника. Мгновение она разглядывала его почти без любопытства, затем моргнула светлыми изменчивыми глазами, которые ему отчаянно хотелось нарисовать, и спросила, не проиллюстрирует ли он книгу волшебных сказок…

Послышался шум — и воспоминание испарилось. Сердце Натаниэля забилось быстрее. Он обернулся и вгляделся в сумрачное пространство за спиной. Одинокая ласточка с колючей веточкой в клюве вспорхнула и улетела.

Почему он так волнуется? У него издерганные нервы виноватого человека. Это нелепо, ведь в его действиях нет ничего дурного. Он просто хочет поговорить с Элизой, попросить ее не выходить за ворота лабиринта. Его миссия, в конце концов, направлена на благо Розы. Здоровье и благополучие жены для него превыше всего.

Натаниэль пошел быстрее, уверяя себя, что выдумывает опасности на пустом месте. Действительно, его миссия секретна, но не беззаконна. Это не одно и то же.

Когда-то он согласился проиллюстрировать книгу. Как мог он устоять, да и зачем? Рисовать эскизы было его заветной мечтой. Иллюстрации к ее сказкам позволяли проникать в мир, в котором не было тех огорчений, что свойственны его собственной жизни. Эта тайная работа стала спасательным кругом, который делал терпимыми долгие дни написания портретов. На встречах с богатыми титулованными олухами Аделина выставляла его вперед, приходилось улыбаться и изображать дружелюбие, подобно дрессированной гончей. В эти минуты Натаниэля согревало знание того, что под его карандашом оживает волшебный мир сказок Элизы.

Он так и не получил свой экземпляр. К тому времени, как книгу опубликовали, художнику стало ясно, сколь нежеланна она была бы в Чёренгорбе. Однажды, в самом начале проекта, он совершил роковую ошибку, упомянув о книге при Розе. Он думал, жена обрадуется, оценит союз мужа и любимой кузины, но ошибся. Он никогда не забудет выражения лица Розы: изумление и злость пополам с болью утраты. Жена сказала, что он предал ее, больше не любит ее, хочет бросить. Натаниэль был не в силах понять. Как всегда в подобных случаях, он уверил Розу в своих чувствах и спросил, нельзя ли нарисовать ее портрет для коллекции. Впредь Натаниэль хранил проект с книгой в секрете. Но не отказался от него. Не мог.

После того как родилась Айвори и Роза вновь стала сама собой, распущенные нити его жизни медленно сплелись обратно. Как странно, крошечный ребенок оказался способен вдохнуть жизнь в пустырь, поднять черную пелену, нависшую над всем — Розой, их браком, душой Натаниэля. Не сразу, конечно. Изначально по отношению к ребенку Натаниэль вел себя осторожно, следовал за Розой, постоянно памятуя, что происхождение Айвори может оказаться непреодолимым. И лишь когда увидел, что жена любит девочку как родную дочь, а не кукушонка, позволил собственному сердцу смягчиться, позволил божественной невинности малышки проникнуть в его усталую и раненую душу. Натаниэль поверил, что, когда их стало трое, а не двое, их маленькая семья стала цельной и сильной.

Мало-помалу он забыл о книге и той радости, которую дарили иллюстрации. Натаниэль шел по стопам семьи Мунтраше — делал вид, что Элизы не существует, а когда Аделина попросила изменить портрет Джона Сингера Сарджента, охотно, если не радостно, принял сомнительную честь испортить работу великого мастера. Натаниэлю казалось, он уже нарушил столько принципов, которые считал неприкосновенными, что еще один раз ничего не изменит…

Натаниэль дошел до просвета в середине лабиринта. Пара павлинов оценивающе его оглядели и снова стали прохаживаться. Он шел осторожно, чтобы не споткнуться о металлическое кольцо и не упасть, затем ступил на узкую прямую тропинку, с которой начинался путь к тайному саду.

Натаниэль замер. Послышался треск ветвей, легкие шаги. Они были тяжелее, чем шаги павлинов.

Художник остановился и быстро повернулся. Да… вспышка белого. Кто-то идет за ним.

— Кто здесь? — Он не ожидал, что его голос окажется таким скрипучим, и добавил в него немного стали: — Немедленно выходите!

После мгновенной паузы преследователь обнаружил себя.

— Айвори! — За облегчением немедленно последовал испуг. — Что ты здесь делаешь? Ты же знаешь, что тебе нельзя входить в ворота лабиринта.

— Пожалуйста, папа, — взмолилась девочка. — Возьми меня с собой. Дэвис говорит, в конце лабиринта есть сад, где начинаются все радуги на свете.

Натаниэль невольно восхитился этим образом.

— Неужели?

Айвори кивнула с детской серьезностью, которая пленила Натаниэля. Он взглянул на карманные часы. Аделина вернется через час и пожелает узнать, как продвигаются дела с заказом лорда Хеймаркета. Нет времени отвести Айвори домой и вернуться, к тому же кто знает, когда снова представится возможность поговорить с Элизой. Он почесал за ухом и вздохнул.

— Ну, тогда пойдем, малышка. Иди за папой.

Она шла за ним по пятам, напевая мелодию, в которой Натаниэль уловил песенку «Лимоны и апельсины». Бог знает от кого она услышала ее. Не от Розы, у которой была отвратительная память на слова и музыку, не от Аделины, которой до музыки и вовсе не было дела. Несомненно, от одного из слуг. За неимением подходящей гувернантки его дочь проводила много времени с прислугой. Кто ведает, какие еще сомнительные навыки она получит в результате?

— Папа?

— Да.

— Я нарисовала еще одну картинку в голове, как ты меня учил.

— Да? — Натаниэль отвел растущую на пути колючку, чтобы Айвори могла пройти.

— Это был корабль с капитаном Ахавом.[44] А рядом плавал кит.

— Какого цвета был парус?

— Белого, конечно.

— А кит?

— Серого, как пушечная бронза.

— А чем пах твой корабль?

— Солью, потом и грязными ботинками.

Натаниэль весело поднял брови.

— Да уж, наверное.

Это была одна из любимых игр. Днем, когда Айвори сидела в его студии, они часто играли в нее. Натаниэля поражало, что ему так нравится общество ребенка. Девочка помогала смотреть на мир иначе, проще, вдыхать новую жизнь в портреты. Ее частые вопросы, что он делает и почему, заставляли объяснять ребенку давно забытые основы: надо рисовать то, что видишь на самом деле, а не то, что кажется, любой образ состоит прежде всего из линий и форм, цвет должен одновременно выявлять и скрывать.

— Почему мы идем через лабиринт, папа?

— Я должен кое-кого повидать на другом конце.

Айвори задумалась над этими словами.

— Человека, папа?

— Конечно человека. По-твоему, папа хочет встретиться с животным?

Они свернули за угол, затем еще раз. Натаниэль вспомнил стеклянный шарик, скользящий по изгибам и поворотам дорожки, которую Айвори соорудила в детской. Так и он следует изгибами и прямыми линиями, не властный над своей судьбой. Но разве его сегодняшние действия не выдают человека, который взял судьбу в свои руки?