Читать интересную книгу Господь - Романо Гуардини

Это событие – пророческое... Пророчества прекратились уже давно. Столетия прошли с того времени, когда говорил Малахия. После него голос замолк, пока не пробудился еще раз в Иоанне – «в гласе вопиющего в пустыне» (Мф 3.1-3). Теперь и его нет в живых. И вот пророческий дух является в последний раз; на сей раз им охвачен весь народ. Народ «в духе» и пророчествует: смотрит, истолковывает, действует.

Пророческий опыт уничтожает рамки, в которые заключает человека историческое бытие. Живя в истории, мы находимся здесь, а не там; нам ведомо близкое, а не далекое. И хорошо, что это так, ибо благодаря этому наша деятельность имеет свое время и место; мы можем принимать решения и осуществлять их. В пророчестве Святой Дух сметает все ограничения. В духе пророк видит как далекое, так и близкое. Он стоит над пространством и видит совокупность вещей. Исторически мы живем в данный час. Мы знаем, что происходит теперь, а о будущем – только то, что можно угадать или вывести из настоящего. И это тоже к лучшему, ибо если бы мы знали о грядущем, то не могли бы действовать. Только наше незнание дает нам свободу земного делания.

У пророка эти рамки снимаются Духом. Он видит в настоящем прошедшее и грядущее. В его глазах они сдвигаются и смешиваются, ибо он стоит над временем... Живя в истории, мы находимся среди людей. Они видят нас снаружи, но наша внутренняя жизнь скрыта от них, как и их внутренний мир скрыт от нас. Внутреннее можно видеть, слышать, воспринимать только тогда, когда оно раскрывается, выражается во внешнем. Это тоже хорошо. На этом основываются стыдливость и благоговение. А кроме того – и возможность действия, риска и судьбы. Если бы внутреннее было обнажено, то история была бы невозможна. Она может разыгрываться только между скрытыми внутренними мирами. Когда души будут явлены в вечности, истории больше не будет...

Для пророка же внутреннее открыто уже теперь. Его взгляд проникает в другого человека. Вернее: в духе он находится там, откуда внутреннее представляется открытым... Живя в истории, мы видим только явление – его смысл скрыт от нас. Смысл происходящего проступает только в короткие мгновения, его приходится угадывать, и он скрывается снова. Таким образом, мы живем среди тайны, нас поддерживает надежда... Пророку смысл раскрывается. Сокровенное и явное сливаются воедино. Тайное открывается ему Духом.

Но надо отметить и другие различия. У людей бывает особая одаренность. О ясновидении говорят много непроверенного и неясного; в большинстве случаев все это – просто обман. Но в том, что нечто подобное вообще существует, вряд ли можно серьезно сомневаться. Однако это еще не является пророчеством. Пророком человека делает не одаренность, а Дух Божий, призывающий его служить Своему спасительному знанию. Пророк связан с этой волей, с ее воздействием на происходящее и с историей, развивающейся под ее воздействием. Сущность пророка не в том, что он истолковывает историю соответственно спасительной воле Божией и своим словом вносит эту волю в историю. Пророчество есть раскрытие в истории смысла, исходящего от Бога... Здесь мы видим именно такое пророчество. Иисус действует, но Дух, Которым Он действует, влияет и на окружающих Его людей и открывает им глаза на Него. Они видят образ и усматривают смысл. Их взгляд направлен на идущего мимо Господа, их дух постигает, что все это означает. И одно связано с другим: Божественный смысл открывается в осязаемо происходящем, а то, что видят глаза, становится прозрачным для духа. И познают это не особо одаренные, сильные, гениальные люди, а «народ земли», люди с улицы, первые встречные. Ибо сила, дающая здесь познание, не человеческая сила, а Дух Божий. И именно «малые» способны принимать этот Дух, потому что в них еще не противостоит Ему то, чего человеческий дух достиг сам, – именно «младенцы», о которых говорил Иисус, дети, «ибо таковых есть Царствие Божие» (Мф 11.25; Мк 10.14). Вот всемогущество творческого Духа: если бы люди захотели закрыться от Него, то камни стали бы свидетельствовать.

Это – последний час, последнее мгновение, еще дарованное Богом. Найдут ли в себе охваченные Духом также силу и действовать в Нем? Силу открыть Царствию Божию ворота, которые кажутся безнадежно замурованными? Если мы взглянем на Господа, проходящего по улицам, и на окружающих Его людей, то проникнемся словами апостола: «Для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1 Кор 1.23).

Для иудеев соблазн... Соблазн был всегда. Он возник уже давно в Назарете (см. выше: «Соблазн»). И потом еще много раз. Иисус мог говорить что угодно, какие угодно слова, исполненные божественной силы и мудрости, все время Он получал ответы, дышащие ожесточением, недоверием, ненавистью. Он мог делать что угодно – исцелять, помогать, освобождать, осыпать дарами, – взамен Он получал ожесточение сердец, клевету на Его намерения, хулу на Духа. И теперь снова возникает соблазн. Когда волны возбуждения в Духе захлестывают храм, преодолевая равнодушие, болезни, страдания людей, так что кажется – вот сейчас сопротивление будет сломлено, сейчас возникает великое единство, дающее простор Царству Божию, – в это время выступают фарисеи и требуют от Него доказательств Его прав. Спрашивают возмущенно, слышит ли Он, какие кощунства изрекают его ученики, и намерен ли Он прекратить бесчинства кричащих детей. Они настолько не способны прочувствовать происходящее, что после слов о камнях, которые возопили бы, если бы люди умолкли, Он оставляет их и уходит.

А безумие с точки зрения язычников? Один из комментаторов обращает внимание на возможность сравнить пришествие Господа с известной нам из истории формой торжественного шествия – с римским триумфом. Там тоже представлен властелин. Одержана победа. Явлена сила. Ликующий народ окружает римского победителя, и ощущается нечто божественное... Но затем, говорит он, представим себе, что римский офицер высокого ранга, хорошо знающий, как выражается высшее могущество, в эту минуту проезжает мимо, на благородном коне, в блестящих доспехах, во главе войск, пронесших по всему миру могущество Рима. Что бы почувствовал он, если бы увидел бедно одетого Человека на ослике, с плащом вместо седла, и людей, Его окружающих? Больно об этом думать, – но ведь было так!

Вот как выглядит Бог, когда Он приходит к людям! Соблазн и безумие кажутся настолько вопиющими, что праведники и правоверные начинают готовить судебный процесс.

Даже голос истинной бедности не раздается в этот миг. Она могла бы быть силой, ибо сила существует ведь не только в блеске и величии, но и в бедности возвышенной или трогательной. Но вокруг Иисуса нет такой бедности. Ни у Его учеников, ни у народа.

Народ – это народ мастерских, лавок и улиц. Так же, как и теперь: человеческая повседневность, посредственность, ни величие, ни нужда не придают ей ничего патетического.

Трудно узнать Бога, открывающего Себя! Трудно избежать соблазна земного благоразумия и соблазна праведности!

2. ОЖЕСТОЧЕНИЕ

Когда мы слышим о торжественном вступлении Иисуса в Иерусалим и о том, как Он словом и делом подтверждает Свою волю быть признанным как Мессия, то ждем, что Он будет за это бороться. Но последующий текст приводит нас в изумление. Как охарактеризовать поведение Иисуса в эти дни? Что, собственно, Он делает? Борется ли? Да, конечно. Он не отрекается. Он до конца не отступает от Своих притязаний. Более того, вплоть до конца существует и возможность того, что Он будет услышан. Царство все еще может прийти. Вожди еще могут принять Его, народ может к Нему обратиться. Но Он видит, что фактически решение уже принято и что Его путь ведет к смерти. Он не борется за то, чтобы привлечь народ на Свою сторону или повести за Собой его руководителей. Но Он и не ждет пассивно, пока решится Его судьба. Что же, собственно, делает Иисус?

Пожалуй, можно сказать так: Он доводит до конца то, что Ему поручено. Все время Он говорит то, что должно быть сказано. Вновь и вновь Он свидетельствует. Постоянно повторяет то, чего желает Бог. При этом у Него нет заранее установленного плана. Всякий раз Он исходит из ситуации. Он не старается ускользнуть, но и не нападает; не уходит от борьбы, но и не суетится, пытаясь одержать победу. Он завершает Свое дело и об окончательном завершении скажет перед смертью: «Совершилось!» (Ин 19.30). Отсюда насыщенность этих дней, их сила, их решающее значение, а вместе с тем и своеобразная тишина. Что-то выясняется. Что-то предельно важное проступает со всей четкостью.

В этой связи особое значение приобретают некоторые сцены, тесно связанные между собой. В ходе их ставятся четыре вопроса. Но истинный их смысл становится понятен лишь с учетом того, кто спрашивает, как спрашивает, какой получает ответ и как он воспринимается.

Вечером того дня, когда Иисус вступает в Иерусалим, Он не остается в городе, а возвращается в Вифанию. На следующее утро Он опять приходит в храм. Далее сказано: «И когда пришел Он в храм и учил, приступили к Нему первосвященники и старейшины народа, и сказали: какою властью Ты это делаешь? и кто Тебе дал такую власть? Иисус сказал им в ответ: спрошу и Я вас об одном; если о том скажете Мне, то и Я вам скажу, какою властью это делаю. Крещение Иоанново откуда было: с небес, или от человеков? Они же рассуждали между собою: если скажем: „с небес“, то Он скажет нам: „почему же вы не поверили ему?“ А если сказать: „от человеков“, – боимся народа; ибо все почитают Иоанна за пророка. И сказали в ответ Иисусу: не знаем. Сказал им и Он: и Я вам не скажу, какою властью это делаю» (Мф 21.23-27).