— Это очень милосердное и мудрое решение, — улыбнулся Турон, поднимаясь и оглаживая свою седую бороду.
— Я пошлю с вами отряд стражников.
— Зачем? — недоумённо взглянул на него старец.
— На тот случай, если мои добрые подданные, обезумев от страха, решат поискать виноватых в их бедах среди ваших подопечных, — ответил Мизерис. — Я боюсь бунта, друг мой, но это — моя забота. Вам хватит медикаментов? Ведь столь резкий выход этих несчастных на солнце может привести к перегреву и прочим проблемам.
— Лекарства понадобятся, — кивнул Турон, — тем более что почти все они больны и истощены. Но с нами уже связались земляне. Они в ближайшее время доставят нам необходимые препараты, у них большой запас. К тому же прибудет их врач, мальтийский рыцарь. Они обещали, что при необходимости пошлют нам в помощь своих специалистов, обученных ухаживать за больными, но я думаю, мы справимся сами.
— При случае поблагодари от меня Богиню Неба, — произнёс царь и усмехнулся, заметив недоуменный взгляд посла. — Я говорю об их прекрасном командире. Разве это не светоч, явившийся в наш измученный мир?
— Да, пожалуй, эта женщина заслуживает такого звания, — согласился Турон. — Она сама предложила нам помощь, когда через свои спутники увидела толпы этих бедолаг, и наше стремление помочь им.
— Передай ей ещё… — начал Мизерис, но потом только печально покачал головой. — Впрочем, ничего кроме моей благодарности за её участие и доброту. И поговори со своими соратниками. Я не хочу умирать с мыслью, что сам позвал вас на погибель.
— Знаешь, господин, — улыбнулся ему Турон, — догадываюсь, что ты не послушаешь моего совета, но хотя бы подумай над моими словами. Ты ответственен за многое, но не нужно взваливать на себя ответственность за чужие решения и жизни. В этом мире каждый отвечает за себя.
— Ты прав, — грустно улыбнулся царь. — И всё же есть те, кто отвечают за всех.
Он проводил своего гостя до дверей, и снова вернулся в комнату. Небо над горами переливалось зелёными волнами. Выйдя на террасу, Мизерис остановился у парапета и облокотился на него, невольно залюбовавшись пробегающими по синему полотну неба изумрудными волнами. Они полыхали чистым и ясным светом, подсвечивая сумрачные сады и затмевая бледный Лилос, застывший в сторонке, словно в смущении перед этим великолепием.
— Неужели знамение смерти может быть так прекрасно? — пробормотал царь, глядя на сияние в небе.
Какое-то полузабытое детское воспоминание шевельнулось в его памяти, и он вспомнил, что именно так переливались цветные перья в хвостах красивых птиц, живших когда-то во дворце. Эти птицы раскрывали свои хвосты подобно веерам, и все, кто видел это, невольно замирали, восхищаясь этой красотой. А он, совсем маленький мальчик, подобрал однажды в саду большое перо, на котором в окружении такого же сине-зелёного сияния блестел круглый, очерченный оранжевым глазок. Он спрятал перо среди своих игрушек и часто тайком доставал его и гладил своё сокровище маленькими пальцами, вспоминая прекрасных царских птиц.
Потом он почему-то вспомнил, что птицы, которым надлежало чинно прохаживаться по мощёным тропинкам садов, то и дело сбегали к задним хозяйственным постройкам и выпрашивали у слуг еду, или просто рылись в кучах мусора, как обыкновенные курицы. Где сейчас эти птицы? Вернувшись на Агорис, он не видел ни одной, и даже не вспоминал о них? Живы ли они? И можно ли где-то в космосе раздобыть таких птиц?
Как ему захотелось, чтоб эти птицы снова гуляли по его садам! Он опустил взгляд на купы деревьев внизу и тут же обрушился с небес мечтаний на каменистую почву безрадостной реальности. Среди деревьев снова мелькали белёсые огоньки, и ветер уже начал доносить до него тоскливые стоны загубленных когда-то душ.
Он опустил голову, вслушиваясь в эти жутковатые стоны, и подумал, что скоро не будет садов, и много таких же бесприютных душ будет бродить среди развалин города и дворца. Надежда покинула его. Теперь он знал, что ждёт его город, и все посулы демона казались ему дьявольской игрой. Разве может он своей верой остановить зародившуюся в глубинах Агориса стихию, которая скоро вырвется наружу и расколет Тэллос на тысячу жалких осколков? Разве может он своим пусть даже самым отчаянным желанием погасить сияние в небе, затушить эти беспокойные огни, заставить смолкнуть духов? Разве это в человеческих силах?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он подумал о городе, раскинувшемся на холмах по другую сторону дворца, усталом, испуганном, забившемся под плоские крыши хрупких домов, ожидающий чего-то страшного, но всё ещё надеявшийся на чудесное спасение. Он любил этот город, этих людей, беспокойно спящих или бодрствующих этой ночью. Он вернулся сюда, движимый безумной мечтой повернуть вспять колесо, готовое раздавить остатки его народа. Но теперь сам чувствовал себя лишь одним из мечущихся муравьёв, на которых надвигается по колее широкий обод.
Он тревожился о тиртанцах, этих чистых, добрых и благородных друзьях, откликнувшихся на его зов, прилетевших сюда, в этот выжженный солнцем ад со своей прекрасной и уютной планеты, чтоб помогать, лечить, облегчать страдания, спасать. Он позвал их сюда, и теперь они тоже в опасности. И спасения нет! Можно было б броситься сейчас к Богине Неба и возопить о помощи! Просить вызвать звездолёты, чтоб вывезти с гибнущего Агориса людей, хотя бы детей и женщин. Но уже поздно: ни один звездолёт не успеет прибыть на помощь. И всё зря…
— Зря, — тихо произнёс он, глядя на зарево в небесах. — Всё зря…
Сзади послышались шаги и, обернувшись, он увидел ночного слугу, оповещающего о непрошенных гостях.
— Главная Жрица Апрэма просит принять её, господин, — произнёс слуга, поклонившись царю.
Ему хотелось спросить, зачем она явилась, но вряд ли эта высокомерная особа снизошла до объяснений в разговоре со слугой. Ему хотелось прогнать её, но если она прибыла во дворец в столь поздний час, значит, это было важно.
— Я приму её в малом зале для аудиенций, — проговорил царь, и слуга исчез во тьме, только шарканье сандалий раздавалось в тишине.
Царь ушёл с террасы и, пройдя по полутёмным комнатам, спустился в небольшой зал, стены которого были украшены витыми полуколоннами и яркими росписями, изображавшими волны моря и плывущие по нему корабли — картины давно ушедшего в прошлое морского величия Тэллоса. Сев в единственное кресло напротив входа, он с мрачным видом наблюдал, как слуги, беззвучно двигаясь, зажигают светильники на стенах, и смолистый аромат горящего масла заполнил зал.
Потом слуги удалились, створки дверей раскрылись, и в зал вошла Апрэма в белом платье и покрывале на золотых волосах.
— Что тебе нужно? — спросил царь, хмуро взглянув на неё.
— Я пришла предложить тебе сделку, господин, — как обычно без лишних церемоний заявила жрица. — Я прошу тебя отдать мне Существо Тьмы, а я дам тебе того, кого давно и безуспешно разыскивают твои шпионы.
— Отдать тебе Существо Тьмы? — Мизерис не смог сдержать удивления. — Зачем оно тебе?
— Я хочу убить его, — сообщила она.
— Как ты убьёшь его? — усмехнулся он. — Уронишь на него каменную глыбу?
— Я заставлю его взглянуть в Зеркало Света! Свет убьёт его. Ведь он — Тьма.
Мизерис молча смотрел на неё, и взгляд его был тёмен, как ночь.
— Ты никак не можешь успокоиться, женщина? — наконец, произнёс он. — Скоро Агорис будет корчиться в пламени гнева, и Тэллос исчезнет с его лица, как прародина наших предков в глупой женской сказке про белого быка. А ты продолжаешь строить козни. На что ты надеешься?
— На будущее, царь, — ответила она, подойдя к нему совсем близко. — Я верю в то, что Тэллос можно спасти. И я думаю, что ты тоже надеешься на это. Именно поэтому, я предлагаю тебе мену. Ты мне — исчадье Тьмы, я тебе — твоего слепого племянника.
— Ты нашла Билоса? — воскликнул царь, откинувшись назад.
— Я нашла его и предлагаю тебе, живым или мёртвым, как ты захочешь. Но сперва дай мне то, чего хочу я.
— Ты с ума сошла, — он поднялся и, оттолкнув её, прошёлся по залу. — Убить Существо Тьмы! Это безумие!