Читать интересную книгу Америkа reloaded game (с редакционными примечаниями) - Кирилл Еськов

– А мы действительно «первые некалифорнийцы», кого они удостоили этой самой «подорожной категории А»?

– Насколько мне известно – да. И вообще – первые русские в тех местах, поздравляю.

– Как это понять – «первые русские»? А – сами калифорнийцы?

– Калифорнийцы – они калифорнийцы и есть, – вздохнув, пожал плечами консул. – Ну, вы же не станете обзывать американцев и австралийцев «англичанами», а южноафриканских буров – «голландцами»?

– А техасских немцев и техасских запорожцев, – рассмеялся Ветлугин, – «немцами» и «запорожцами», понимаю… А как они, кстати, величают себя сами – «техасцами»?

– Да. А как еще?..

– О как… Да, у вас тут, в Америке, похоже, всё всерьез…

– Верно. А у вас там, в Метрополии, упорно отказываются понимать – насколько тут всё всерьез.

Помолчали, с преувеличенной сосредоточенностью раскладывая по блюдечкам варенье.

– А вот кстати, Аркадий Борисович, насчет того что калифорнийцы – это уже, считай, отрезанный ломоть, отдельный от нас народ, даром что русскоязычный… У них ведь тут возникла помаленьку вполне приличная собственная наука; подпитка из Метрополии, конечно, идет, но это именно что – подпитка. Научная среда сформирована, и я легко назову вам с десяток химиков и биологов самого что ни на есть мирового уровня; с физикой, правда, обстоит похуже – но это и у нас в России так. Плюс – кое-какая математика, плюс – отличная инженерная школа. И при всем при этом – никакого искусства, то есть никаких его следов! Ну, про калифорнийские живопись-архитектуру мы можем быть и не в курсе, но литература-то с музыкой до нас в каком-то виде доходить должны, верно? Выходит, они тут и вправду сплошь какие-то… левополушарные, что ли – с переразвитием логических контуров сознания за счет эмоциональных…

– Да скорее не они тут – левополушарные, а вы там – «ленивые и нелюбопытные», – усмехнулся консул. – Я ровно с той же легкостью перечислю вам с десяток авторов-калифорнийцев, что украсили бы собой любую литературу мира… Понятно, что в России их никто не издаст, покуда в цензурном ведомстве действует инструкция «о Русской Америке, несуществующей, и, следовательно, легендарной» – но при минимальном желании уже можно было бы ознакомиться с ними хоть в английских и французских переводах, к примеру. Да и с музыкой у них, насколько я могу судить, все в порядке; правда, она сплошь народная, а не классическая – испанская школа. Композиторов из Испании-то вы, небось, тоже навскидку назовете не слишком много – хотя более музыкальную нацию поди поищи…

Но кое-что насчет здешнего искусства вы ведь почувствовали верно, Григорий Алексеевич: печенкой почувствовали! В Колонии изначально отсутствовал тот обособленный слой богатых и независимых бездельников, что взрастил – по своей прихоти – «Великую литературу» Метрополии, привычно для вас бьющуюся над «вечными вопросами». Поэтому всё здешнее искусство – принципиально эгалитарно: его адресат – именно «почтеннейшая публика», столпившаяся вокруг скомороха на ярмарочной площади. Отсюда – занимательность, как condicio sine qua non : если зритель, заскучав, не досмотрит ваше представление и не бросит вам в шляпу благодарственную монетку, все присущие вам литературные высоты и философские глубины – не в зачет. То есть психологизм со всякого рода «вечными вопросами» отнюдь не возбраняются, но они должны быть – плюс к увлекательному сюжету и возможности сопереживать герою, а не – вместо них. Как там про Шекспира? – «Гениальный кичмэн: занимательные истории из жизни королей и герцогов, снабженные лихо свинченной интригой, с роковыми страстями, рубкой на мечах и с неизменной горой трупов в финале».И знаете – на фоне всеобщей грамотности здешней «почтеннейшей публики» получается местами очень недурно. Читаешь, например, индейские легенды в литературной обработке Анастасии Чудиновой – так мороз по коже, реально страшно! Да и вообще у них тут сложилось целое художественное направление – в Европе его успели уже обозвать «магическим реализмом»…

– «Магический реализм»? Это вроде как у Гоголя?

– Не совсем так. Николай Васильевич, изволите ль видеть, сам-то в том своем волшебном мире не живет, а описывает его со стороны; я бы сказал – даже если и живет, то старательно делает вид, будто – нет: «Что вы, что вы – я тут не абориген, а этнограф и фольклорист!» А вот здешние ребята среди всех этих духов предков, оборотней-тотемов и прочей индейской симпатической магии – именно что вырастают сызмальства, оно им родное. И для них этот странный реализм никакой, собственно, не «магический», а – просто реализм; ну, вот реальность тут – такая, где магия действует штатно.

Очень любопытные вещи у них творятся и с психологическим романом. Вот вам, к примеру, из недавнего – «Мужское искусство аранжировки цветов»: вроде как авантюрно-шпионская история о разведчике-нелегале на Дальнем Востоке, а по сути – потрясающее описание контролируемого сумасшествия, с двумя не шибко дружественными личностями, запертыми в одной черепной коробке… одна из которых, к тому же, постоянно пребывает – по служебной необходимости – в затейливом наркотическом бреду.

– Господи, – вырвалось у Ветлугина, – и как вы умудряетесь всё это читать?

– Это, вообще-то, входит в круг моих служебных обязанностей.

– Ну, спасибо за рекомендацию, Аркадий Борисович! Непременно дам прочесть эту самую «Аранжировку цветов» Расторопшину – что он скажет, как эксперт.

– Да уж – эксперт… – со странным выражением покачал головой консул. – Должен вам заметить, Григорий Алексеевич, что даже ваша «подорожная категории А» впечатлила меня меньше, чем разрешение на въезд в Калифорнию для господина ротмистра… с его-то послужным списком.

– Да, у нас были с этим проблемы в калифорнийском представительстве в Петербурге. Разрешившиеся, как мне показалось, столь же внезапно, как они и возникли. Внезапно, я имею в виду, не только для нас, но и для прикомандированного к экспедиции калифорнийского коллеги Павла Андреевича.

– Вот как?.. – ложечка, которой консул размешивал в чаю варенье, замерла на мгновение. – Это реально важная информация, спасибо…

– Послушайте, Аркадий Борисович, мне вовсе не хочется прикасаться к чужим гостайнам, но… Вокруг нашей экспедиции явно идет какая-то Игра, смысла которой я не понимаю совершенно – и это как-то неправильно, поскольку ответственности, в том числе и за жизнь спутников, с меня никто не снимал; и не об апачах за перевалом Дельгадо тут речь, как вы понимаете… В общем, если вы найдете возможным поделиться со мной… э-ээ… своим виденьем ситуации – было бы славно. Нет, если, конечно, нас решено положить на алтарь Отечества, из неких высоких государственных резонов – вопрос снимается…

– Насчет положить на алтарь Отечества – тут вы, голубчик, точно попали пальцем в небо; я не вправе открыть всю подоплеку, но прошу поверить на слово: если с вами тут приключится что-нибудь скверное – это будет иметь крайне неприятные дипломатические последствия для России. Настолько неприятные, что, с позиции моего ведомства, самым правильным в нынешних обстоятельствах было бы вообще отменить вашу экспедицию по форс-мажору и быстренько отправить вас обратно – от греха… Что ж до моего виденья ситуации – я в вашем распоряжении, извольте. В рамках вашего, РГО-шного, допуска, разумеется.

– Разумеется.

46

– Так вот, мне сдается, что после истории с Аверьяновым, – начал консул, продолжая «чайную церемонию», – Петрограду был острейше необходим примирительный жест. И возможность официально разрешить въезд в Калифорнию россиянам, официально же такое разрешение запросившим, пришлась как нельзя кстати; тем более по запросу Географического общества – не государственного, но Императорского: просто-таки идеальный вариант. Российская сторона, воспользовавшись случаем, продавила в состав экспедиции персону, в обычных обстоятельствах явно невъездную; калифорнийцы же, выразив несогласие, пошли на уступки – в несвойственной для себя манере. По-моему, так.

– Постойте, Аркадий Борисович. Давайте сначала: что за «история с Аверьяновым»?

Возникла пауза. Консул воззрился на Ветлугина в неподдельном изумлении.

– Вы… Вы хотите сказать, что Географическое общество не проинструктировало…

– Никак нет.

– Однако…

– Может, мне не положено – с моим, как вы выразились, допуском?

– Да какой там, к шутам, допуск – когда всё было в местных газетах! Ну, почти всё… Ладно, сначала – так сначала.

Официальные разрешения на въезд в Русскую Америку были введены, если вы не в курсе, лишь недавно, в царствование Николая Павловича, причем по инициативе Метрополии: царская администрация и Третье отделение пожелали заиметь еще один, дополнительный, механизм контроля за перемещениями своих подданных. Петроград, впрочем, особо и не возражал, поскольку сам опасался неконтролируемой иммиграции: криминальные элементы из Сибири и «юноши бледные со взором горящим» из столиц были Калифорнии совершенно ни к чему. Ну а чуть погодя выяснилось: ключевой пункт правительственного указа – что разрешение от самой Компании дается лишь после разрешительных резолюций российских инстанций – сформулирован столь коряво, что та компанейская виза «на последней руке» при желании может трактоваться и так: «Без разрешения представительства Компании въехать в Калифорнию теперь не может ни один россиянин – ну, кроме как по именному повелению компаньеро Императора ».Злые языки взялись нынче утверждать, будто криворукость готовивших тот указ чиновников была щедро оплачена Компанией; сие весьма сомнительно, да и цена такого рода подозрениям, по прошествии трех без малого десятилетий – сами понимаете какая… Разминировать заложенную тем правительственным указом юридическую мину можно было, в принципе, в любой момент – новым, императорским, указом, но это было бы сопряжено со столь очевидной потерей лица, что в Зимнем предпочли плюнуть и предать дело забвению. Взведенный тогда часовой механизм тикал себе тихонько все эти десятилетия, ничем реально о себе не напоминая, и это могло бы, наверное, тянуться еще столько же – не воздвигнись внезапно в Петербурге новое Министерство колоний, с высеченным по фронтону «Нам нужны не великие Америки, а великая Россия»…

– Как-как? – опешил Ветлугин.