Сын Мэрриота, Макс, объявился в Нью-Йорке и остановился у своего отца, вернувшись с рюкзаком за плечами из одного походов, которые, как считал Эдди, под силу только молодым. Люсьен, не зная, что делать с сыном, предложил всем троим встретиться в «Макдоналдсе». К тому времени, когда приехал Эдди, однобортный клетчатый пиджак в стиле принца Уэльского и потертая кожаная куртка сидели рядом за пластмассовым столом и покатывались от смеха.
Как выяснилось, Макс Мэрриот был приятелем племянницы Эдди, Тэш, так что его появление в Нью-Йорке на этой неделе оказалось очень кстати.
«Да, мы с Тэш когда-то очень дружили, — заявил Макс. — А что из себя представляет ее мать?»
«Александра?» — Эдди привел краткое описание жизни своей сестры, заканчивающееся браком с чрезмерно богатым, неизлечимо ленивым и невозможно обаятельным французом — Паскалем д'Эблуа.
«Однако большую часть истории я знаю из вторых рук, — признался Эдди. — У Александры такая блестящая жизнь, мы на самом деле мало общаемся».
Эдди не стал упоминать, что на самом деле это он порвал отношения, когда сестра еще была замужем за самодовольным Джеймсом Френчем.
«Звучит впечатляюще! — Глаза Макса загорелись. — Тэш никогда не рассказывала, а ведь д'Эблуа — известная во Франции фамилия. Боже, я бы с радостью снова встретился с Тэш. Она такая… совершенно… ну… особенная. — Его брови трагически приподнялись. — У нас были… м-м-м… некоторые отношения одно время».
Он вздохнул с глубоким сожалением, отчего Эдди тоже почувствовал сильную печаль.
Люсьен, однако, снова кашлянул, как будто подавляя смешок. Ему явно потребуется некоторое время, чтобы развить родительское сочувствие.
Эдди привел их в один из своих любимых баров и настоял, чтобы отец и сын поехали с ним во Францию на вечеринку Александры. Все казалось так просто за бутылкой шампанского.
Теперь, когда пыл Эдди был охлажден задержкой рейса и трезвостью, идея казалась ему не такой уж удачной. Ведь он уже больше десяти лет не общался с родственниками. Он даже не видел самых младших детей и нового мужа Александры. И вот теперь — возьмет и привезет с собой троих неприглашенных гостей.
— Эдди, ты готов? — теплая ладонь партнера хватала его руку.
— Приятного полета! — пропела светловолосая стюардесса, возвращая им корешки от посадочных талонов.
Глава тридцать восьмая
Освещенная заново установленными прожекторами усадьба выглядела так, как будто ее окунули в позолоту и вставили в раму из быстро меняющегося, в пятнах, темно-синего неба. Богато украшенные окна светились ярко-желтыми огнями, как маяки. Запущенный, обветшалый старый дом возродился к своей прежней славе и на одну ночь превратился в зачарованный замок. Один энергичный голливудский продюсер уже спрашивал у Александры, можно ли будет использовать их усадьбу для съемок.
Голоса гостей перекрывали звон бокалов и заглушали тонкие звуки клавесина. Расставленные повсюду цветы заслужили многочисленные похвалы. Огромные свечи, зажженные в самых темных углах, освещали красивые, характерные, смеющиеся, спорящие, флиртующие лица.
София, рассматривая гостей, светилась, как сигнальный огонь совершенного веселья. Она гордо стояла рядом с Беном и приветствовала вновь прибывших. На ней было дорогое кремовое платье классического покроя и шесть ниток жемчуга, на которые, наверное, ушли все жемчужины Тихого океана. Комплименты сыпались на нее, как из рога изобилия. Она не чувствовала такого восторженного опьянения со дня свадьбы.
— Как мило с вашей стороны, — она смотрела на энергичного араба в темных очках и полотенце на голове. — Добро пожаловать, и возьмите пунша, он сегодня особенно хорош.
Шейх резко удалился, его полотенце развевалось за ним.
— Милая, он не пьет, — прошипел Бен. — Им же религия не позволяет.
— Ой, — София почувствовала себя задетой. — Я знаю.
Она скользнула за мраморную статую, достала свой спрятанный кубок и спешно отхлебнула еще один большой глоток пунша.
Даже появление Жана и Валери не могло уменьшить ее восторга. На них были лучшие выходные костюмы, которые супруги, вероятно, приобрели еще во времена немецкой оккупации. На Валери красовалась шляпа. Жесткие черные штаны Жана были коротковаты ему сантиметров на пять.
Александра, необыкновенно тронутая, сказала обоим, что они выглядят очаровательно.
София вдохнула запах одеколона Жана, после чего ей понадобился еще один глоток пунша.
Подглядывая из-за статуи, София внезапно увидела облако взъерошенных волос и неприлично рваные джинсы, которые произвели переполох в главном холле.
София напряглась. Сначала она подумала, что это какая-нибудь сумасбродная знаменитая модель, поскольку с ней дружески болтали два чиновника из «ЮНЕСКО». У Софии отпала челюсть, когда высокая девушка обернулась: ее взору предстала Тэш.
Как она посмела? София пришла в ярость. Так вырядиться! И на ней серьги матери. Какой эгоизм! Как старшая дочь она имела право первой их надеть.
В этот момент Софию отвлекло прибытие одной назойливой знакомой и ее нового жениха из клана Кеннеди.
Они как раз позировали фотографу из «Хелло!», и, вынырнув из-за статуи в самую подходящую минуту, София оказалась запечатлена на снимке: ее в обе щеки целуют самые знаменитые губы Голливуда.
Несколько гостей по ошибке приехали в камзолах и кринолинах. Некоторые, считая, что костюм должен быть еще более позднего периода, появились в корсажах, многоярусных накрахмаленных париках и с кружевными веерами. Один человек даже пришел в костюме гориллы. Он вел колонку сплетен в «Бритиш дейли» и после нескольких бокалов пунша отправился в направлении амбара, откуда так и не вернулся.
Лавируя между официантами и гостями, появилась группа артистов, нанятых Софией для увеселения гостей. Мужчина на ходулях жонглировал ножами, заклинатель змей, одетый как придворный шут, оборачивал своего удава вокруг украшенных бриллиантами шей смеющихся, глубоко дышащих от страха или визжащих женщин и непристойно шутил на итальянском языке.
В длинной галерее гости по очереди играли в средневековые игры. Майкл Хэннесси наслаждался своей ролью судьи: свисток и трубка зажаты между зубов. Вместо того чтобы позволить знаменитостям жульничать, он, по совету Софии, кричал и вопил, как большая шишка, окруженная подобострастными подхалимами. Многим это обращение показалось таким оригинальным, что они с удовольствием вставали в очередь, чтобы поиграть еще.
— Извини, дорогая, но не могу, черт возьми, позволить тебе жульничать. Ступай в конец чертовой очереди.