Читать интересную книгу Архаические развлечения - Питер Бигл

– Хорошо. В этом доме есть углы, которых я ни разу не видел.

Брисеида взглянула ему в глаза смело и твердо, как когда-то в поезде, в синем аллигаторе. Фаррелл потребовал:

– Ну, давай. Ты же тут все знаешь, давай, покажи мне.

Брисеида, резким прыжком миновала его, засеменила по коридорчику, ведущему к шкафу для постельного белья. Коридорчик был сегодня куда длиннее, чем его помнил последовавший за Брисеидой Фаррелл.

Он давно уже смирился с тем обстоятельством, что точно определить количество комнат и окон в доме Зии или с уверенностью сказать, куда в настоящее время ведут определенные коридоры, вещь для него невозможная. Речь шла даже не о ложных стенах или потаенных ходах, их еще можно было установить, скажем, простукиванием, речь шла о множественности, об альтернативах, мирно уживающихся в одном и том же времени и в одном и том же пространстве. Сам факт существования альтернатив Фаррелла не пугал – пока на них можно было не обращать особого внимания, оставляя их на периферии зрения – но любая попытка осмыслить его вызывала у Фаррелла головокружение, особенно когда он попадал на чердак. Он оклинул Брисеиду:

– Эй, мы ведь не на чердак с тобой собираемся, нет?

Брисеида не оглянулась. Она ввела его прямиком в бельевой шкаф, который простерся вокруг них, словно замковый двор, пахнущий вместо свежих наволочек спрыснутой дождем старой брусчаткой, и повернула направо или что-то вроде того, проскочила комнату без окон, где ее охватила чрезвычайная нервозность, и начала подниматься по лестнице. Фаррелл фыркнул, потому что вспомнил, как Зия однажды упомянула о лестнице для прислуги, и как он взялся ее отыскивать, поначалу спустя рукава, а потом с упорством маньяка, словно преследующего некоего профессионально легендарного монстра, неизменно уползавшего от него в последний момент. Наверное, в кухне начинается, где-нибудь за кладовкой. Да нет, черт, я же там смотрел. Проклятье, эта псина явно тащит меня на чердак. Но лестница шла то вверх, то вниз, то каким-то образом вбок, пугающе влажная, легко проносящаяся под ногами. Он скоро оставил попытки сориентироваться относительно знакомого ему дома, единственное, в чем он был уверен, так это в том, что томительно тревожащее давление все усиливалось, взбирался ли он вверх или спускался вниз. Бывшее поначалу лишь ощущением тесноты в голове, оно, казалось, охватило теперь весь дом, без передышек стискивая его, словно бы в кулаке, пока не дошло до того, что Фаррелл уже с трудом передвигался сквозь безмолвие, отзывавшееся в его сознании внутренностью стеклянного колпака. Если он останавливался слишком надолго, Брисеида возвращалась, урча и подпихивая его носом к окончанию лестницы, к тому, что представлялось вначале уличным знаком, потом луной, а после дверью, за которой горит свет, как оно и было на деле. Брисеида одышливо заскулила, дверь отворилась, и оба путешественника ввалились через нее в послеполуденный свет и благоухание и предстали пред Зией, сказавшей:

– Спасибо, Брисеида. Ты замечательно справилась.

Она сидела посреди приятной, ничем не замечательной комнаты в кресле, свернувшемся под ней и вокруг нее и менявшем очертания при всяком ее движении. Нынешнего платья Фаррелл на ней еще не видел: синее и серебристое, как ночь, оно обтекало тело Зии, подобно облачной тени, прикасаясь к нему, как старый, добрый знакомый. Оно не льстило Зие, неложно очерчивая ее толстый живот и ноги, но Фаррелл склонился пред нею, как перед самой Каннон. Голос, который признал бы лишь давно уже впавший в детство патер Кроуни, произнес где-то рядом:

– Великая Царица Небес.

– Не валяй дурака, – нетерпеливо отозвалась она. – Совершенно я не царица, теперь уже нет, и не буду ей никогда, да и небес никаких не существует, по крайней мере тех, какие ты себе представляешь. Что же до величия… – Когда она улыбалась, лицо ее, будто разламываясь, изливалось светом. – Я послала Брисеиду, чтобы она привела тебя сюда, потому что мне одиноко. Я очень устала и очень напугана, но главное все-таки одиночество. Ты полагаешь, великая царица поступила бы так?

– Не знаю, – ответил Фаррелл. – Я до сих пор ни с одной не встречался.

Комната эта могла быть гостиной в деревенском отельчике, не хватало лишь пианино и лосиной головы на стене; в ней присутствовала пара книжных шкафов, две запыленные гравюры на стали, истертый, но настоящий турецкий ковер и обои с узором из сепиевых русалок и серых моряков. Фаррелл спросил:

– Что это за место? Где мы?

– Просто комната, в которой я когда-то была очень счастлива, – ответила Зия. – Не та же самая, конечно, та погибла, но я воссоздала ее, как могла, для себя одной. Порой она остается единственным, чем я владею.

– Но она ведь не в доме, – сказал Фаррелл.

Зия живо покачала головой, потом пожала плечами.

– Как тебе сказать, она и в доме и вне дома. Она находится не точно в одном месте с ним, но в той же мере составляет часть дома, в какой и всего остального на свете. Только найти ее бывает трудно, даже для меня. В этот раз мне понадобилось несколько недель, чтобы вспомнить сюда дорогу. Брисеида и вправду оказалась чрезвычайно умна да и ты тоже.

– А Бен здесь бывал?

Она не ответила, и Фаррелл двинулся к двум окнам, расположенным по сторонам натюрморта с яблоками и винными бутылками. За спиной у него Зия промолвила:

– Будь осторожен. В определенном смысле, эти окна – мои глаза, я не смогу тебя защитить, ты увидишь то же, что вижу я. Может быть, лучше тебе не смотреть.

На горячем, мреющем горизонте, далеко за просторными полями ячменя и пшеницы, охваченными и рассеченными желтоватыми колеями воловьих повозок, стояла крепость. На таком расстоянии она казалась сквозистой, похожей на острый горбик мыльной пены. Фаррелл отступил на шаг, сморгнул, и видение исчезло, сменившись пышным янтарным городом с такими зданиями, что от одного взгляда на них Фаррелла пронизал озноб и голова у него пошла кругом; город этот в свой черед сменило небольшое треугольное строение, встававшее из текущей по джунглям реки,– оно светилось и подрагивало в свете ранней зари. Рыбы проплывали сквозь его стены.

– Как чудесно, – сказал Фаррелл.

И словно сметенные его дыханием, дом, река и рассвет сгинули, он снова вглядывался в поля ячменя, в тропки и в широкие излучины рек под небом, похожим на бледно-золотой лепесток. На этот раз он не увидел ни крепости, ни огромных замков, он проглядел бы и тростниковые или мшаные кровли маленьких глинобитных хижин, если бы прямо у него на глазах по кровлям не покатился огонь, взъерошивая их одну за другой и расправляя, как расправляется проснувшаяся птица. Мимо хижин летели всадники, и какие-то люди с факелами бегали между ними.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});