Глава 34
ПОБЕЖДЕННЫЕ
Самое поразительное состоит в том, что немецкие генералы, в общем, были людьми обыкновенными и выглядели вполне обычно. Образ прусского офицера, твердолобого, покрытого шрамами, с моноклем в глазу, создан Голливудом и массовыми изданиями. В реальности эти люди, представлявшие финальную ступень эволюции военной касты, выглядели и действовали как представители любой другой прослойки: пожилых банкиров, брокеров, клерков и торговцев, коих можно найти в Англии, США и других странах. Среди них встречались бледнолицые и смуглые, высокие и низкорослые, худые и толстые, глупые и умные, флегматичные и энергичные, убежденные и равнодушные, хорошие и плохие. Преданный, вероломный, тщеславный, мелочный, робкий, отважный, услужливый, властный, слабый, сильный – эти и множество других эпитетов подошли бы среднему генералу.
Эту точку зрения подтверждает история, рассказанная мне американским полковником, комендантом одного из первых лагерей для пленных старших офицеров, удачно названного «Мусоросборник». Водопроводная система в «Мусоросборнике» оставляла желать лучшего, и к услугам довольно большого числа генералов и фельдмаршалов была всего одна ванная комната. Этот гигиенический «приз» был очень неудобно расположен: примыкал к самой большой спальне, отведенной фельдмаршалу Кейтелю, как самому высокопоставленному офицеру лагеря. Многие генералы не любили Кейтеля, потому что во время войны он рассылал из ставки фюрера невыполнимые приказы. Большинство офицеров Генерального штаба презрительно называли его лизоблюдом или «Лакейтелем», так как он всегда подхалимски кивал, что бы ни изрек фюрер.
Поскольку пройти в ванную комнату можно было только через комнату Кейтеля, поток офицеров, направлявшихся в ванную комнату, постоянно нарушал уединение фельдмаршала. Отстаивая свое достоинство и превосходство в ранге, Кейтель запретил офицерам входить в свою комнату, тем самым лишив их возможности принять ванну. Генералы, как послушные дети, подчинились, хотя Кейтеля терпеть не могли.
Понимая, что открытый вызов власти Кейтеля лишь ухудшит ситуацию, лагерное начальство нашло гениальное решение проблемы содержания в чистоте своих подопечных. В «Мусоросборник» привезли еще одного фельдмаршала, который не только терпеть не мог Кейтеля, но был одним из немногих офицеров вермахта старше Кейтеля по званию. Вполне логично было предоставить лучшую комнату в лагере вместе со спорной ванной комнатой именно этому офицеру. Кейтеля же переместили в одно из менее шикарных помещений. Разместившись в лучших апартаментах, новый их обитатель установил собственные правила. Всем офицерам разрешалось проходить через его комнату в ванную в любое время... за одним исключением. Разумеется, этим исключением был фельдмаршал Кейтель[23].
Может быть, в процессе многочисленных пересказов эта история обросла цветистыми подробностями, но мы видим, что генералам вермахта была присуща та же мелочность, что и низшим клеркам какой-нибудь страховой компании. Только непоколебимой приверженностью к дисциплине даже в лагерях для военнопленных и отсутствием чувства юмора отличались они внешне от тех, кто взял их в плен. Очень важно отказаться от расхожего мнения о том, что немецкие офицеры как-то «отличались» от обычных людей, ибо из-за этого предполагаемого отличия, не имевшего реальных оснований, возник миф о их военном всемогуществе.
В создании этого мифа мировой прессе, безусловно, помогала немецкая пропаганда, которой удалось представить немецкого офицера как сверхчеловека, военную машину, превосходящую офицера любой другой страны. Многие немцы попытаются увековечить этот миф, предложив различные оправдания разгрому вермахта. Они возложат вину на Гитлера, на превосходящую материально-техничекую базу союзников, на глупость нацистских политиков, в общем, найдут десятки причин, и некоторые из них, несомненно, внесли свой вклад в падение Третьего рейха. Только одну причину поражения рейха они будут упоминать редко или предпочтут пропустить: рейх, при всех прочих недостатках, был разгромлен на полях сражений. Красная армия и западные союзники раз за разом одерживали победы. Я надеюсь, что в этой книге мне удалось доказать: кроме очень серьезных стратегических промахов в первые годы войны, немецкие генералы совершили чреватые страшными последствиями ошибки в планировании сражений на западе.
Эти ошибки немецкого Генерального штаба, который пытается снять с себя ответственность за военное поражение Третьего рейха, иногда совершались с помощью Гитлера, но большей частью – без его вмешательства. Найдя внешние причины поражения в Первой мировой войне, немецкий Генеральный штаб прибегнет к испытанной тактике и после Второй мировой войны, однако факты опровергнуть невозможно. Несмотря на то что немецкие генералы превосходили своих противников в подготовке, опыте и искусстве ведения войны, они привели свою страну к самому ошеломляющему поражению современности. Одного этого хватит, чтобы рассеять ореол их воинской славы.
А если нет, то процесс развенчания завершит образ этих солдафонов, лишенных мундиров и власти. Лишь немногие – очень немногие – генералы вермахта были упорными, расчетливыми, компетентными и проницательными. Основная их масса была так заурядна, что я диву давался, как они могли внушать страх и благоговейный трепет. Например, Штраубе – высохший, сморщенный командир корпуса, вечно унылый и склонный жаловаться на судьбу; Шак, который не мог запомнить номера трех полков своей дивизии; Дитрих, учившийся на мясника и до прихода к власти Гитлера не сумевший подняться выше сержанта; Фибиг, вылитый плейбой с Парк-Лейн; и многие другие, оставшиеся бы незаметными посредственностями, если бы Гитлер и война не сделали из них дутых гигантов и гениев.
После войны генералы разделились на три категории: фанатики, разочаровавшиеся и новообращенные. Самым ярким представителем фанатиков был бригадефюрер (генерал-майор) Курт Мейер. Мейер умер в 1961 году, проведя в тюрьме всего девять лет, хотя был приговорен к пожизненному заключению за то, что подстрекал своих людей расстреливать канадских военнопленных. Мировосприятие этого фанатика было так искажено псевдофилософией, шовинизмом и наглой лживостью нацизма, что горький жизненный опыт не заставил его отказаться от своих взглядов. Вместе со своим помощником я посетил тридцатичетырехлетнего бывшего командира 12-й дивизии СС «Гитлерюгенд» месяца через три после окончания войны. Первые слова, с которыми он к нам обратился, были: «В этом лагере вы услышите много плохого об Адольфе Гитлере, но только не от меня. Для меня он был, есть и останется лучшим, что когда-либо произошло в Германии». А ведь в то время большинство высших офицеров рвали на себе волосы, вспоминая, что они претерпели при национал-социалистском режиме, как они деградировали.
Я два дня обсуждал с Мейером деятельность его дивизии в Нормандии и имел возможность узнать, что происходило в голове этого типичного продукта гитлеризма. Сначала Мейер тщательно воздерживался от всех разговоров, кроме военных проблем своей дивизии, но, почувствовав, что нас интересуют исторические факты, а не военные преступления, в которых его обвиняли, он стал более словоохотливым. И когда его унесло в политические и философские сферы, мы как будто услышали лицемерные речи воскресших Гитлера и Геббельса.
«Германия вела эту войну за сохранение западной культуры и цивилизации, – уверял нас Мейер. – Фюрер всегда ощущал угрозу с Востока, и его единственной целью было спасение Европы от большевизма. Мы не ссорились с Англией или Францией, но, к несчастью, там ничего не понимали в народе и жизни Советского Союза. Недоразвитые народы Востока хотят уничтожить всю западную культуру и установить вместо нее собственный порядок. Именно это Германия безуспешно пыталась предотвратить».
Согласно Мейеру, восточная угроза исходила не только от СССР; проблема заключалась в том, что европейские народы пытались остановить наступление варварских азиатских народов. «Я так глубоко верю в эту угрозу, – продолжал Мейер, – что неоднократно говорил на эту тему с многими моими юными офицерами СС, которые сейчас находятся в этом лагере вместе со мной. (Этот лагерь по классификации относился к «черным»; в нем содержались самые опасные нацисты.) Все они соглашаются со мной в том, что необходимо покончить с восточной угрозой; я говорю не только о Советском Союзе, но и о Японии. Я готов предложить союзникам свою помощь и помощь тех эсэсовских офицеров, которые находятся в плену, в борьбе с Японией. (К моменту этой беседы война с Японией еще не закончилась.) Я предлагаю дать мне возможность сформировать из немецких военнопленных одну дивизию СС численностью около двадцати трех тысяч. Мы назовем ее дивизия СС «Европа» и вооружим немецким оружием. Я без труда найду для этой дивизии людей, жаждущих принять участие в борьбе против Востока. Мы покажем им, как умеют сражаться немцы».