Читать интересную книгу Стихотворения - Николай Языков

В. Н. АННЕНКОВОЙ

"Мне мил прелестный ваш подарок,"

                      Мне мил прелестный ваш подарок,                      Мне мил любезный ваш вопрос!                      В те дни, как меж лилей и роз,                      Раскидист, свеж, блестящ и ярок.                      Цветок веселого житья,                      Я полон жизни красовался,                      И здесь в Москве доразвивался                      И довоспитывался, — я,                      В те дни, златые дни, быть может,                      И стоил этих двух венков:                      А ныне… я уж не таков.                      Увы! Болезнь крутит и ежит                      Меня, и ест меня тоска;                      А вы и ныне благосклонны                      К тому, чьи песни самозвонны                      Давно молчат, чья жизнь горька,                      Кого давно уж, как поэта,                      И не приветствует никто!                      Лишь вы теперь, — и вам за то                      Моя хвала и многи лета!                      И много, много дай бог вам                      Созданий стройных, сладкогласных,                      Прекрасных дум, стихов прекрасных,                      Таких всегда, какие нам                      Вы так пленительно дарите;                      Да будут вечно, как они,                      Счастливы, ясны ваши дни,                      И долго, долго вы цветите!

ЗЕМЛЕТРЯСЕНЬЕ

                        Всевышний граду Константина                        Землетрясенье посылал,                        И геллеспонтская пучина,                        И берег с грудой гор и скал                        Дрожали, — и царей палаты,                        И храм, и цирк, и гипподром,                        И стен градских верхи зубчаты,                        И все поморие кругом.

                        По всей пространной Византии,                        В отверстых храмах, богу сил                        Обильно пелися литии,                        И дым молитвенных кадил                        Клубился; люди, страхом полны,                        Текли перед Христов олтарь:                        Сенат, синклит, народа волны                        И сам благочестивый царь.

                        Вотще! Их вопли и моленья                        Господь во гневе отвергал,                        И гул и гром землетрясенья                        Не умолкал, не умолкал.                        Тогда невидимая сила                        С небес на землю низошла,                        И быстро отрока схватила,                        И выше облак унесла:

                        И внял он горнему глаголу                        Небесных ликов: свят, свят, свят!                        И песню ту принес он долу,                        Священным трепетом объят,                        И церковь те слова святыя                        В свою молитву приняла,                        И той молитвой Византия                        Себя от гибели спасла.

                        Так ты, поэт, в годину страха                        И колебания земли,                        Носись душой превыше праха,                        И ликам ангельским внемли,                        И приноси дрожащим людям                        Молитвы с горней вышины,                        Да в сердце примем их и будем                        Мы нашей верой спасены.

ЭЛЕГИЯ

"Есть много всяких мук — и много я их знаю;"

                 Есть много всяких мук — и много я их знаю;                 Но изо всех из них одну я почитаю                 Всех горшею: она является тогда                 К тебе, как жаждою заветного труда                 Ты полон и готов свою мечту иль думу                 Осуществить; к тебе, без крику и без шуму                 Та мука входит в дверь — и вот с тобой рядком                 Она сидит! Таков был у меня, в моем                 Унылом странствии в чужбине, собеседник,                 Поэт несноснейший, поэт и надоедник                 Неутомимейший! Бывало, ни Борей                 Суровый, и ни Феб, огнем своих лучей                 Мертвящий всякий злак, ни град, как он ни крупен,                 Ни снег и дождь — ничто неймет его: доступен                 И люб всегда ему смиренный мой приют.                 Он все препобедит: и вот он тут как тут,                 Со мной сидит и мне радушно поверяет                 Свои мечты — и мне стихи провозглашает,                 Свои стихи, меня вгоняя в жар и в страх:                 Он кучу их принес в карманах, и в руках,                 И в шляпе. Это все плоды его сомнений,                 Да разобманутых надежд и впечатлений,                 Летучей младости таинственный запас!                 А сам он неуклюж, и рыж, и долговяз,                 И немец, и тяжел, как оный камень дикой,                 Его же лишь Тидид, муж крепости великой                 Поднять и потрясти, и устремить возмог                 В свирепого врага… таков-то был жесток                 Томитель мой! И спас меня от этой муки                 Лишь седовласый врач, герой своей науки,                 Венчанный славою, восстановитель мой —                 И тут он спас меня, гонимого судьбой.

К ***

"Сияет яркая полночная луна"

                      Сияет яркая полночная луна                      На небе голубом; и сон и тишина                      Лелеет и хранит мое уединенье.                      Люблю я этот час, когда воображенье                      Влечет меня в тот край, где светлый мир наук,                      Привольное житье и чаш веселый стук,                      Свободные труды, разгульные забавы                      И пылкие умы и рыцарские нравы…                      Ах молодость моя, зачем она прошла!                      И ты, которая мне ангелом была                      Надежд возвышенных, которая любила                      Мои стихи; она, прибежище и сила                      И первых нежных чувств и первых смелых дум,                      Томивших сердце мне и волновавших ум,                      Она — ее уж нет, любви моей прекрасной!                      Но помню я тот взор, и сладостный и ясной,                      Каким всего меня проникнула она:                      Он безмятежен был, как неба глубина,                      Светло-спокойная, исполненная бога —                      И грудь мою тогда не жаркая тревога                      Земных надежд, земных желаний потрясла;                      Нет, гармонической тогда она была,                      И были чувства в ней высокие, святые,                      Каким доступны мы, когда в часы ночные.                      Задумчиво глядим на звездные поля:                      Тогда бесстрастны мы и нам чужда земля,                      На мысль о небесах примененная нами!                      О, как бы я желал бессмертными стихами                      Воспеть ее, красу счастливых дней моих!                      О, как бы я желал, хотя б единый стих                      Потомству передать ее животворящий,                      Чтоб был он тверд и чист, торжественно звучащий —                      И словно блеском дня и солнечных лучей,                      Играл бы славою и радостью о ней.

" Увенчанный и пристыженный вами, "