Читать интересную книгу Операция «Молот». Операция «Гадюка-3» - Уолтер Уэйджер

— Несостоятельно! — презрительно повторил маршал, чуть повысив голос.

И тут его раненая нога снова заныла, и он сквозь зубы изрек грубое солдатское ругательство, более подходящее сержанту-десантнику, нежели Главному маршалу бронетанковых войск Красной Армии. Союзов вернулся к столу, сел, и в этот момент фельдъегерь из Кремля доставил ему пакет. Машинописный текст был кратким и предельно ясным.

Как и запланировано, операция начнется в 3.00.

Союзов рассмотрел подписи и заметил, что приказ был собственноручно завизирован министром обороны и начальником Генштаба.

Ну и ладненько.

Теперь вся ответственность висит на них.

Он нажал кнопку вызова адъютанта — подполковника Вельского.

— Подполковник Вельский, — начал маршал, постукивая пальцем по листку бумаги на столе, — операция начинается сегодня. Свяжитесь с соединениями в Германии и дайте им команду приступить к операции «Ямщик».

Через некоторое время после ухода Вельского маршал Союзов развернулся в своем кресле и выглянул из окна на большую площадь. Снегопад усилился. Как вычислил Союзов, при таком снегопаде завтра к утру снежный покров составит по меньшей мере три дюйма. На мгновение он еще раз задумался о том, какой же будет реакция на «Ямщика» в Вашингтоне, этом далеком городе за горами и за долами, расположенном столь далеко отсюда, что там сейчас еще только воскресный день.

Интересно, на этот раз американцы уступят или будут опять упорствовать?

Предсказать их поведение было трудно.

14

Дом 1600 по Пенсильвания-авеню, Северо-запад, Вашингтон, Округ Колумбия[36].

Почтовый индекс необязателен.

— Доброе утро, мистер президент, — сладким голосом произнес орлиноликий человек с золотыми звездами на плечах, входя в большую залитую солнцем комнату.

Бригадный генерал Винсент М. Бономи произнес ритуальное приветствие тем добродушным, учтивым и многозначительным тоном, каким он делал это утреннее приветствие на протяжении уже трех лет девяти месяцев и двух недель. В многозначительности его тона таилось всезнание. Бономи и человек, к которому он обращался, дружили и доверяли друг другу долгое время, еще с корейской войны, когда они летали в одной эскадрилье бомбардировщиков «Ф-86». Ныне Бономи был генералом ВВС США, на некоторое время «приписанным» к Центральному разведывательному управлению. Худощавый, умный и проницательный, он посмеивался, понимая, что сорок один месяц назад его бы преспокойно спровадили в отставку в чине полковника, если бы в ВВС и в ЦРУ не прознали о его тесных дружеских отношениях с Дэвидом Т. Стивенсом. Дэвид Т. Стивенс, красноречивый и широкоплечий уроженец Огайо, который, по всеобщему мнению, был столь же красив и обаятелен, как и убиенный Джон Ф. Кеннеди, теперь являлся президентом Соединенных Штатов. В обязанности Винсента Бономи входило проведение ежедневных брифингов для президента — кратким изложением «международной обстановки» по подготовленному ЦРУ — разумеется, совершенно секретному — докладу.

Стивенс выслушал обычное приветствие Бономи, кивнул, глядя, как генерал плотно закрывает за собой дверь.

— Доброе утро, сукин ты сын! — ответил президент Соединенных Штатов Америки.

Эта реплика также была частью их ритуала, выработанного еще на продуваемой всеми ветрами военно-воздушной базе в Корее, когда капитан Д. Т. Стивенс поведал своему ведомому и лучшему другу о своем желании стать высшим должностным лицом в Соединенных Штатах. Это была, конечно, только мечта, тайная и почти несбыточная, хотя и вовсе не совсем невероятная. Капитан В. Н. Бономи тогда пообещал другу не раскрывать тайну и сдержал слово — но каждое утро на бегу к своим истребителям он приветствовал товарища по оружию веселым и негромким «Доброе утро, мистер президент!» — на что Стивенс отвечал: «Доброе утро, сукин ты сын!» И вот два десятка лет спустя этот шутливый обмен любезностями свидетельствовал о юношеской жизнерадостности старых асов, но в то же время напоминал обоим, кем они некогда были и кем стали.

Никто не разговаривал с президентом Дэвидом Стивенсом так откровенно и прямо, как Винсент Бономи, — ибо всем прочим от президента всегда что-то требовалось, и он это знал. Он воспринимал эту особенность окружающих как естественный порядок вещей, и это ему не нравилось. Как умного и трезво мыслящего политика, это не должно было бы тревожить его, конечно.

Но тревожило.

До сих пор.

Нынешним воскресным утром это особенно его тревожило, ибо он был утомлен предвыборной гонкой и обескуражен последним опросом общественного мнения, к тому же его мучила легкая головная боль от двух бокалов шампанского, которые он вынужден был выпивать на протяжении последних вечеров. Головная боль могла бы пройти, если бы ему удалось сегодня поспать подольше, однако американский народ и лицемерная пресса — Боже, как же он ненавидел этот термин! — а также Рэй Гамбинер считали, что президент Соединенных Штатов должен хотя бы раз в неделю общаться со Всевышним. Рэй Гамбинер, председатель национального комитета партии, часто указывал, что предыдущий президент многомудро «расширял свое влияние», каждое воскресенье молясь совместно с представителями разных вероисповеданий. Но Дэвид Стивенс не намеревался имитировать этот дешевый спектакль. Стивенс и так уж совершил много такого, чем не мог гордиться, но дешевые жесты он терпеть не мог. Да он не был особенно-то набожен. Правда, в это утро он как обычно посетил церковь: до выборов оставалось две недели.

— Займемся делами государства? — поинтересовался бригадный генерал Бономи, положив черный кожаный атташе-«кейс» на край стола.

Этот «кейс», как и сам генерал Бономи и сфера его деятельности, был особого рода. Его стенки были проложены стальным листом, а номерные знаки соединены с крошечным взрывным устройством. Если перед тем, как открыть чемоданчик, не набирался нужный код из четырех цифр, секретное содержимое этого особого чемоданчика через пять секунд сгорало дотла.

— Как я слышал, вчера ты занимался здесь одним весьма серьезным государственным делом, — продолжал Бономи. — Гулял всю ночь аж до трех утра, если верить весьма достоверной «Вашингтон пост».

— Мда, очередной государственный прием в честь очередного арабского короля, — подтвердил Стивенс, осушив чашку кофе. Он взглянул на серебряный кофейник, потом на своего друга, который укоризненно покачал головой.

— На мое сострадание не надейся, — мягко пожурил его Бономи. — Что касается меня, то я считаю: если ты видел хотя бы одного арабского короля, считай — ты их всех видел. Они же как китайские обеды. Через полчаса после завершения трапезы ты уже не вспомнишь, что ел.

— Лет двадцать назад, Винс, ты говорил то же самое, — напомнил Стивенс своему бывшему ведомому, — только тогда ты вместо китайских обедов ссылался на корейских шлюх.

— Мне запретили в присутствии президента отпускать грубости.

Дэвид Стивенс налил себе еще кофе, отпил и поставил чашку на стол и вздохнул, услышав крики демонстрантов, пикетирующих Белый дом. Ну, и кто там на этот раз? На тротуаре перед оградой Белого дома всегда было так много демонстрантов, протестующих против столь многих вещей, что все их скандирования давно уже звучали одинаково.

— Это тебя тревожит? — спросил Бономи.

— Уже нет. Вот это меня и тревожит. Ведь президенту следует тревожиться — хотя бы самую малость.

— О фатальное одиночество вождя! — пошутил генерал. — Но я не могу слишком серьезно относиться к твоему ворчанью, Дейв. Ведь в конце концов тебя никто не заставлял браться за эту работу. Ты же сам сражался, как лев, лишь бы ее заполучить. И теперь ты опять сражаешься, как лев, чтобы оставить за собой это местечко. Признайся!

Президент улыбнулся и кивнул в Знак согласия.

— И тебе нравится эта работа. Ты тоже должен в этом признаться, Дейв.

— Признаюсь, — согласился Стивенс.

— Так что кончай себя жалеть, властолюбивый ты ублюдок! Тебе это нравится, и у тебя все неплохо получается. К тому же есть вещи, которые тебя тревожат. Ну, скажем, эти государственные приемы с арабскими королями, разве не так?

— Они тревожат меня так, что и сказать нельзя, Винс! Они у меня вот уже где сидят — в печенках! — взорвался президент. — Гамбинер считает, что я рискую потерять значительное число голосов евреев и либералов из-за того, что за две недели до выборов встречаюсь с Ахмедом Вторым, а ребята из госдепа уверяют меня, что с ним необходимо встретиться именно сейчас, дабы продемонстрировать ему американскую поддержку и предотвратить государственный переворот, готовящийся у него за спиной фанатиками-исламистами. ЦРУ — твоя родня — с ними согласно.

— Все это чушь собачья, мистер президент. Моя родня держит сеть пиццерий в Бронксе за исключением младшего братишки, который работает хирургом в Питтсфилде, штат Массачусетс. Какая «моя родня»? Да знаешь ли ты, парень, что, если тебя не переизберут, «моя родня» вышвырнет меня через восемь минут после того, как ты покинешь Белый дом. И не пытайся крутить мозги старому приятелю, Дейв. Король приехал сюда, чтобы обсудить танки и самолеты, а не просто мило поболтать. Ты это знаешь, и я это знаю, и ушлые ребята из госдепа это знают. И израильтяне это знают тоже, и можешь поспорить на президентское кресло, что они сейчас пыхтят не меньше, а то и больше твоего!