раньше образовывались различные союзы, разве не так? Почему же именно этот представляет такую страшную опасность для нас?
Юстиниан взглянул на Трибониана.
— Все это ерунда, главное — в другом, — сказал он, помедлив.
Трибониан и Велизарий согласно кивнули.
Юстиниан снова повернулся к Феодоре.
— Главная опасность этого союза, дорогая, состоит вот в чем. Мы могли бы уничтожить Персию, начни она войну против нас. Однако Кавад ведет переговоры о помощи еще с двумя крупными государствами и несколькими поменьше. Если эти переговоры завершатся успешно, он начнет войну с нами.
Феодора вопросительно подняла брови.
— Что это за государства?
— Вандалы Африки и остготы Италии — это серьезные силы. Кроме того, Эфиопия, жаждущая вторгнуться в южный Египет, и варварские народы к северу от наших границ — эти кровожадные дикари германцы, герулы[58], гепиды[59], булгары с аварами[60], которые сродни гуннам.
— Но если они все так враждебно настроены, почему же они не выступили против нас раньше? — спросила Феодора.
— Потому что они были разделены как разногласиями, так и расстоянием, — пояснил теперь уже Трибониан. — Вандалы и остготы вечно соперничают друг с другом, а между ними лежит море. И те, и другие отделены от Персии империей ромеев и теми варварскими народами, которые перечислил его высочество.
— Как же они могут устранить эти разногласия теперь?
— Кавад обещает варварам немало золота за то, что они нападут на нас, а его послы в Равенне, столице вандалов, сулят ни больше ни меньше как раздел империи ромеев между ними.
— Успешно вести войну против такого союза просто невозможно, — зловеще прогудел Велизарий. — Наши недруги могли бы обрушиться на нас сразу с нескольких сторон. Вандалы повели бы наступление на Киренаику, где мы плохо подготовлены к обороне, остготы могли бы вторгнуться в Иллирию и Грецию. Диким народам вообще ничего не нужно, кроме грабежа и кровавой резни. Персы же двинулись бы своими ордами с востока, они давно мечтают захватить всю Малую Азию и, в частности, столицу империи.
Феодора молча внимала этой словесной вспышке, осветившей смутно угадывавшиеся угрозы и страшные последствия их осуществления.
Однако она была дитя улицы, и что-то во всем этом показалось ей не соответствующим ее женскому опыту.
Пару мгновений спустя она отважилась поделиться своими мыслями.
— Мне кажется, что при таком союзе персы могли бы рассчитывать получить львиную долю добычи.
Юстиниан согласно кивнул.
— А как бы к этому отнеслись другие союзники? — упорствовала Феодора.
— Для нас совершенно безразлично, как они к этому отнесутся, — угрюмо сказал Юстиниан, — если к этому времени они захватят наши земли, разрушат наши города и истребят наш народ.
Девушка заговорила снова:
— На площади Афродиты дети играют в свои игры. Я часто наблюдала за ними.
Столь явная непоследовательность не понравилась Юстиниану.
— Какое отношение ко всему этому имеют детские игры? — спросил он почти раздраженно.
— Это, если угодно, притча, — сказала она. — Играют втроем, поочередно угадывая, какой стороной выпадет медный обол. Выигрывает один — например, если он называет «решку», а у оставшихся выпадает «орел», тот, у кого «решка», забирает монеты у обоих. Но это такие мерзкие мальчишки, они так и норовят обмануть друг друга.
Увлеченные ее идеей, мужчины не прерывали Феодору.
— Вскоре я заметила, что двое могут объединиться против третьего, договорившись, что один из них всегда будет держать монету в руке кверху «решкой», а другой — наоборот, «орлом», — и таким образом, поскольку третий мальчишка может открыть только одну сторону из двух сторон монеты, он никогда не сможет выиграть, и сговорившаяся пара его просто обчистит.
Юстиниан согласно закивал. В детстве он тоже был знаком с этой простейшей формой жульничества в азартной игре на деньги.
— Однако часто случается, — продолжала Феодора, — что в конце концов один из двоих в этом маленьком союзе замечает, что его партнеру слишком везет. Хотя их жертва и проигрывает, но более удачливый из сговорившейся пары обогащается не только за счет жертвы, но и за счет партнера. Вскоре все монеты оказываются у него, так что игра заканчивается и один становится очень богатым — по детским меркам, а двое других оказываются очень бедными.
Они продолжали слушать ее лишь потому, что им было приятно наблюдать за выразительной мимикой ее лица. Наконец Юстиниан поинтересовался:
— Что ты хочешь всем этим сказать?
— Довольно интересно видеть, — продолжала Феодора, — как проигрывающий партнер в такой момент вступает в соглашение с жертвой заговора и благодаря новой тактике начинает выигрывать у своего прежнего партнера.
У Юстиниана лицо было уже не таким хмурым, как прежде.
— Кажется, мне становится ясно, куда ты клонишь, — заметил он.
— Это просто иллюстрация, раскрывающая природу человека, в игре детей она проявляется очень ярко, — уже вполне серьезно сказала Феодора. — Думаю, что завистливы и жадны не только дети…
— …И подобные принципы можно применить к гораздо более взрослым субъектам, — подхватил Юстиниан.
— Или даже к целым странам, — предположил Трибониан, впервые за вечер улыбнувшись.
Только Велизарий сидел молча, какое-то время «соль» притчи продолжала ускользать от него.
— Я подумала, — заключила Феодора, — что если такое поведение является распространенным, то при образовании коалиции против одного врага самым главным вопросом будет всегда следующий: как разделить добычу между собой. В конце концов зависть разрушит любой союз, потому что непременно кто-то получает больше, чем другие.
Наконец-то Велизарий все понял или решил, что понял.
— Для их жертвы такой разлад ничего не значит, — высказал он свое мнение. — Ведь она-то и есть та добыча, из-за которой возникнет впоследствии спор.
Феодора обвела всех взглядом.
— Я лишь подумала… — Она запнулась, будто подыскивая слова. — А что, если бы зависть можно было вызвать до, а не после нападения…
Трое мужчин переглянулись.
— Продолжай, — велел Юстиниан.
— Мне… мне кажется, — проговорила она с робким видом, — что если бы я управляла империей и опасалась бы образования коалиции других стран против меня, то я бы направила своих шпионов и лазутчиков в столицы каждой из враждебных стран…
— И вместо того, чтобы пытаться привлечь их на свою сторону, следует указать им как можно скорее на угрозу, которую представляет собой персидский тигр! — воскликнул Юстиниан.
— Тигр, который уничтожает все в пределах досягаемости его стальных когтей! — добавил Трибониан.
— Для них втрое более опасным было бы, — сказал Велизарий, — позволить персидскому царю овладеть природными богатствами и людскими резервами империи и таким образом оказаться в соприкосновении с западными странами!
Лицо Юстиниана озарилось вдохновением.
— Она права! — вскричал он, ударив кулаком в раскрытую ладонь. — Зависть обладает такой же силой, как и алчность, а страх — еще сильнее. Если бы мы