Сражаясь против реакционных сил, Маркс и Энгельс в своей газете стремились утвердить самосознание рабочих и забитых немецких крестьян, расковать их энергию, призвать к завершению буржуазной демократической революции. Тогда, по их мнению, откроется широкая дорога к последующей борьбе за революцию социалистическую. Это давалось нелегко. Приходилось преодолевать сопротивление не только одной государственной власти. Стефан Борн, член Союза коммунистов, давнишний знакомый Карла и Фридриха, создал в Берлине организацию, назвав ее «Братством рабочих». Он попытался, приспособляясь к самым отсталым ремесленникам, убедить их в том, что важны не общеполитические задачи всего германского народа, а чисто экономические интересы самих рабочих. Борн сводил революционную борьбу к вопросам продолжительности рабочего дня и заработку. «А об этом, — говорил он, — можно сговориться с предпринимателями».
Руководитель кёльнского «Рабочего союза» врач Андреас Готшальк и вернувшийся в Германию из Америки Вейтлинг, не понимая чисто буржуазного характера революции, наоборот, требовали немедленного развязывания гражданской войны и провозглашения рабочей республики. Вейтлинг на собраниях нападал на «Новую Рейнскую газету», обвиняя ее в стремлении объединить все демократические силы в ущерб рабочим.
Невежественные, крайне самонадеянные сектанты соединили в себе демагогическую фразеологию с трусостью, когда доходили до дела. Их выступления вносили путаницу в умы. Это беспокоило Маркса и Энгельса, так как нельзя было допустить раскола в опаснейший момент наступления германской и мировой контрреволюции. Как никогда, нужно было сохранять единство и волю к победе, чтобы спасти то немногое, что оставалось у рабочих и крестьян от мартовских побед.
Вспыльчивый, горячий, Маркс умел быть хладнокровным в минуты наибольшего напряжения и опасности. Таким он был в редакторском кресле «Новой Рейнской газеты», на трибуне собрания коммунистов, «Демократического общества» и «Рабочего союза». Твердостью, смелостью, уверенностью и ясностью мысли побеждал он противников.
Ничто важное для судеб человечества, происходившее в мире, не ускользало от внимания «Новой Рейнской газеты». События в Польше находили отражение на ее страницах в такой же степени, как и вопросы необходимости революционного объединения Германии. Энгельс в статье «Новый раздел Польши» горячо поддерживал национально-освободительное движение польского народа. Он неопровержимо доказывал, что создание демократической Польши является непременным условием создания демократической Германии. Все страны мира — звенья одной цепи.
27 июня 1848 года «Новая Рейнская газета» сообщала:
«…Известия, только что полученные из Парижа, занимают так много места, что мы вынуждены опустить все статьи комментирующего характера.
Поэтому всего несколько слов нашим читателям. Ледрю-Роллен и Ламартин, а также их министры — в отставке; военная диктатура Кавеньяка перенесена из Алжира в Париж… Париж залит кровью…»
Днем позже Энгельс писал о страшных событиях во Франции.
«…Июньская революция — революция отчаяния, и она протекает в молчаливом гневе, в мрачном хладнокровии отчаяния. Рабочие знают, что они ведут борьбу не на жизнь, а на смерть, и перед грозной суровостью этой борьбы умолкает даже веселое остроумие французов.
В истории известны только два момента, подобные той борьбе, которая, вероятно, в настоящее время еще происходит в Париже: это война рабов в Риме и Лионское восстание 1834 года. Старый лионский лозунг «Жить, работая, или умереть, сражаясь» внезапно ожил вновь через четырнадцать лет и теперь начертан на знаменах… Исчезло единение февральской революции — то поэтическое единение, полное ослепительных иллюзий и обольстительной лжи, достойным воплощением которого был сладкоречивый предатель Ламартин».
Подробности трагедии, разыгравшейся в Париже, Энгельс гневно описывал день за днем в «Новой Рейнской газете», горя негодованием против буржуазии.
Печать германской буржуазии прославляла палачей генерала Кавеньяка. Клевета и ложь обрушивались на героев, которые четыре дня сражались на баррикадах французской столицы с превосходящими их во много раз силами противника.
Маркс и Энгельс, зорко следя за маневрами реакции, давно ожидали неизбежного столкновения между пролетариатом и буржуазией Парижа. И все же кровопролитная гражданская война глубоко потрясла их.
Они ждали депеш из Франции по семафорному телеграфу и, главное, курьеров из залитого кровью города. За столом Маркса обсуждали полученные известия, нетерпеливой рукой вскрывали пакеты и просматривали документы и последние французские газеты.
Маркс и Энгельс работали неустанно. Дело, за которое сражались французские пролетарии, было их кровным делом. Каждый из них мысленно сражался на баррикадах Парижа.
«Храбрость, с которой сражались рабочие, поистине изумительна, — писал Энгельс. — От тридцати до сорока тысяч рабочих целых три дня держались против восьмидесяти тысяч солдат и ста тысяч национальных гвардейцев, против картечи, гранат, и зажигательных ракет… Рабочие разбиты, и значительная часть их зверски уничтожена… История отведет им совершенно особое место, как жертвам первой решительной битвы пролетариата».
Июньская революция парижских рабочих потерпела поражение. Снова торжествовала международная реакция. Карл Маркс, следивший за всеми перипетиями борьбы, в своей статье «Июньская революция» подвел итоги чудовищным событиям, происшедшим в столице Франции.
Маркс писал о страшных парижских событиях. Он не покидал редакции. Иногда он вставал из-за стола и подходил к окну. Небо было зловещим, предгрозовым, пунцово-серым. Город изнемогал от зноя и духоты. Ночь не приносила облегчения. Воздух казался неподвижным и окутывал, как густая пыль.
На рассвете в кабинет Карла зашел Энгельс. Маркс протянул ему исписанные листы.
— Уже готово? Это так не похоже на тебя, Карл! И ты не задержишь своей статьи и, как обычно, не захочешь что-то дополнить, выправить, изменить в написанном?
— Время не терпит, Фридрих, — ответил Маркс, все еще во власти мыслей, которые излагал в своей статье. — Обрати внимание — ни одного известного республиканца, будь то из «Национальной газеты» или из «Реформы», не было на стороне народа! Не имея других вождей, других средств, кроме самого восстания, народ оказывал сопротивление объединенным силам буржуазии и военщины дольше, чем какая-либо французская династия… Фейерверк Ламартина превратился в зажигательные ракеты Кавеньяка. Вот оно, fraternite[2] противостоящих друг другу классов, из которых один эксплуатирует другой… Это братство пылало перед всеми окнами Парижа два дня тому назад, когда Париж буржуазии устроил иллюминацию, и какую, в то время как Париж пролетариата сгорал в огне, истекал кровью, оглашался стонами. Все это я изложил в статье.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});