20. Разберемся подробно и в вопросе о монархии единого бога и многовластии почитаемых богов, так как ты не умеешь даже определить понятие монархии. Монархом называется не тот, кто существует один, а тот, кто правит один, и правит, очевидно, соплеменниками и себе подобными; Адриан, например, был монархом не потому, что был один, и не потому, что правил быками или овцами, — ими правят пастухи, — но потому, что царствовал над единородными, обладающими той же природой, что и он. Поэтому и бог не мог бы на законном основании быть назван монархом, если б он не правил богами; ибо это подобает божьему величию и высокому небесному достоинству.
21. Ведь если вы говорите, что при боге состоят ангелы, недоступные страстям, бессмертные и по природе своей нетленные, которых мы называем богами вследствие их близости к божеству, то стоит ли спорить об имени, и не приходится ли думать, что разница только в названии? Ведь вот ту, которую эллины назвали Афиной, римляне называют Минервой, египтяне, сирийцы и фракийцы кличут по-иному; однако из-за разницы в имени она не становится отдельным образом (у каждого из этих народов) и не лишается титула божества. Поэтому, называть ли их богами или ангелами, это не составит большой разницы, поскольку их божественная природа засвидетельствована; пишет же Матфей так: «Иисус сказал им в ответ: заблуждаетесь, не зная писаний, ни силы божьей. Ибо в воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как ангелы на небе» [663]. Итак, (с одной стороны), признаю, что ангелы обладают божественной природой; (с другой стороны), воздающие богам подобающее почитание вовсе не считают, что бог заключается в дереве, камне или бронзе, из которых изготовляется статуя, и не думают, что если от изображения отломался кусок, от этого уменьшилась сила бога. Ибо древние воздвигли статуи и храмы для памяти, для того, чтоб прохожие, придя туда, обратили свои помышления к богу или чтобы в праздники, очистившись от всего прочего, возносили обеты и молитвы, прося у бога чего кто хочет. Ведь если кто изготовляет изображение друга, он ведь отнюдь не думает, что друг этот находится в этом изображении или что отдельные члены его тела заключены в (соответствующих) частях портрета, но он посредством изображения обнаруживает свое почтение к другу.
[Что касается приносимых богам жертв, то этим не столько выражается почтение к богам, сколько доказательство расположения верующих и их желания не казаться неблагодарными] [664]. А внешность статуи, естественно, человекоподобна, так как человек считается красивейшим из животных и образом божьим; это положение можно подкрепить другим текстом, утверждающим, что бог имеет пальцы; там сказано: «И дал Моисею две каменные скрижали, написанные перстом божиим» [665]. Да и христиане, подражая устройству храмов, сооружают огромные дома и, сходясь в них, молятся, хотя никто не мешает им делать это у себя дома — господь ведь, очевидно, всюду слышит.
22. Если и среди эллинов попадаются столь тупоумные люди, что думают, будто боги обитают внутри статуй, то у них все же более чистое представление о боге, чем у того, кто верует, будто бог вошел в чрево девы Марии, стал зародышем, родился и его спеленали, перепачканного кровью детского места, мерзостью и кое-чем еще более неприличным, чем это.
23. Я мог бы и в законе показать тебе ясно видимую славу богов, так как закон взывает и наставляет слушателя: «Богов не злословь и начальника в народе твоем не хули» [666]. А что речь идет не об иных, как о тех, кого у нас считают богами, мы знаем из следующего места: «Не пойдете за другими богами» и «если пойдете и будете служить другим богам» [667]. А что речь идет не о людях, а о признаваемых нами богах, не только Моисей, но и его преемник Иисус говорит народу: «Итак, бойтесь его и служите только ему и отвергните богов, которым служили отцы ваши» [668]; и Павел говорит не о людях, а о бестелесных: «Хотя и есть много так называемых богов и господ много или на земле, или на небе, но у нас один бог-отец, из которого все» [669]. Вы поэтому сильно ошибаетесь, когда думаете, что бог гневается, если и другого называют богом и тот получает его имя; ведь правители не ревнуют подданных или господа — рабов за то, что они носят такие же имена; а считать бога более мелочным, чем люди, конечно, не позволительно. Итак, о том, что боги существуют и их следует почитать, — довольно.
24. О воскресении мертвых надо еще раз поговорить. Чего ради стал бы бог это делать и столь опрометчиво уничтожать преемственность сущего, посредством которой он установил сохранение видов, а не их прекращение, вопреки тому, что он изначала законоположил и спланировал? А то, то бог раз решил и соблюдал в течение такого большого времени, должно быть вечным; творец не должен его ни осудить ни уничтожить свое творение, как то, что создается человеком, как тленное, изготовленное смертным. Поэтому неразумно, если за всеобщей гибелью последует воскресение, если он воскресит того, кто умер, скажем, за три года до воскресения мертвых, и одновременно с ним — Приама и Нестора [670], умерших за тысячу лет до того, и других еще более древних, со времени происхождения человека. Если кто захочет принять во внимание еще одно соображение, он убедится, что учение о воскресении полно глупости: многие часто гибнут в море, и их тело становится добычей рыб; многие съедены зверями и птицами; как же возможно, чтобы тела их восстали из мертвых? Давай разберем сказанное подробнее. Скажем, кто-нибудь потерпел крушение; затем его тело съели морские рыбы, затем рыбаки выловили их, съели, были затем убиты и съедены собаками; когда собаки умерли, вороны и коршуны целиком их сожрали. Как же теперь восстановить тело потерпевшего крушение, растворившегося в таком количестве животных? Да и другие опять-таки, то уничтоженные огнем, то искрошенные червями, как могут вернуться снова к прежнему состоянию? Ты скажешь мне, что для бога это возможно; но это неправда: бог не все может. Он никак не может сделать так, чтоб Гомер не был поэтом и чтоб Троя [671] не была взята; когда мы складываем дважды два и получаем четыре, он не может сделать, чтобы получилось сто, даже если б он так решил. Бог, даже если бы пожелал, не может стать злым и, будучи благим по природе, не мог бы согрешить. [Если бог не способен согрешить или стать дурным, то это не вследствие его слабости; те, которые имеют природную способность и склонность к чему-либо, но затем им что-то препятствует делать это, очевидно, испытывают помеху со стороны слабости своей; бог же по природе хорош, и ничто не препятствует ему быть дурным; однако даже и при отсутствии помехи он не может стать дурным] [672]. Подумай и о том, как бессмысленно было бы, если бы творец смотрел равнодушно, как небо, выше которого по красоте никто ничего вообразить не может, плавится, звезды падают, земля гибнет, и стал бы воскрешать истлевшие и сгнившие тела людей, в том числе кое-какие тела приличных людей, но и другие тела, бывшие и до смерти неприятными, безобразными, противными. А если б даже он мог легко воскресить людей с подобающей внешностью, то земля не в состоянии предоставить место для всех умерших от возникновения мира, если б они воскресли.
Гиерокл
В период гонения на христиан при Диоклетиане с антихристианским сочинением выступил видный чиновник, бывший в 307—308 г. префектом Египта, Гиерокл. Будучи наместником Вифинии (303 г.) и занимая должность верховного судьи, Гиерокл, по свидетельству Евсевия и Лактанция, преследовал христиан. Свое сочинение он озаглавил — в подражание, по-видимому, Цельсу — «Philalethes logos» («Правдолюбивое слово»), с подзаголовком «К христианам» (а не «Против христиан»), подчеркивая этим свои добрые намерения. Книга Гиерокла не сохранилась. Но до нас дошло написанное Евсевием опровержение книги Гиерокла под длинным названием «Евсевия Памфила против книги Филострата об Аполлонии Тианском, вследствие предпринятого Гиероклом сопоставления его (Аполлония) с Христом».
Евсевий отзывался о книге Гиерокла пренебрежительно, отмечая, что у него «нет ничего своего, а совершенно бесстыдно нахватанное из других сочинений: не только те же мысли, но и в тех же выражениях буквально». Он поэтому совсем почти не цитирует Гиерокла, направляя все внимание на доказательство того, что Аполлоний Тианский ни в какое сравнение с Иисусом идти не может. Со своей точки зрения Евсевий поступил правильно, так как противники христианства часто ссылались на Аполлония в своих выступлениях против христиан.
Cо времени Евсевия установилось мнение, будто Филострат, написавший около 220 г. «Жизнеописание Аполлония Тианского», имел скрытое намерение противопоставить его Христу. Это мнение ни на чем не основано. У Филострата не было оснований скрывать свои намерения, и, если бы он хотел выступить против христианства, он бы сделал это открыто. Случаи совпадений некоторых сообщений Филострата о чудесах Аполлония с евангельскими мифами объясняются просто тем, что и Филострат и евангелисты черпали свои мифы из одного и того же источника — ходячих преданий о сказочных подвигах, которые приписывались десяткам и сотням действительных и мифических шарлатанов и «чудотворцев» до и после возникновения мифа о Христе. Но на основании материалов Филострата личность Аполлония обнаруживала много сходства с чертами мифического Иисуса, и это обстоятельство немало смущало церковников, в том числе и Евсевия.