- Ну, как тут у вас, девушки? Страшно?
И ему отвечали:
- Да нет, Константин Васильевич, холодно. Чего ж страшного?
И вода из химцеха исправно поступала в котлы.
Уйти от котла, струсить, даже если над головой проламывается крыша и все, что держало ее, с воем и грохотом валится вниз, уйти от котла - значит вывести его из строя надолго. Кочегар Савенков оставался на вахте в такие минуты, а наверху, на высоте в сорок метров над землей, где свист снарядов слышен отчетливо, оставался на вахте водосмотр Дубоносов. Три снаряда разорвались над ним, головка одного из снарядов ударила в пол, а он не ушел.
Внизу держал вахту старший кочегар Константин Харитонов. Когда снарядом перебило питающую котел мазутную линию, он пошел искать повреждение, но при выключенном насосе не слышно, где свистит течь, и Харитонов сквозь рев и треск разрывов дал знак пустить насос в подозрительном месте. Поток горячего мазута под давлением в 15 атмосфер ударил в него. Черный, задыхающийся, покрытый ожогами, он стоял под струей, которая могла сжечь его, и продолжал отключать поврежденный участок. Воля этого молодого, веселого человека была сильнее, чем ураган немецких батарей. Полуживого, его хотели подхватить на руки. Он вырвался и, выплевывая мазут изо рта, сердито спросил:
- Кто здесь начальник вахты, вы или я?
Шатаясь, он направился к котлу и включил его сам. Электрический ток снова устремился по проводам к израненному, полуживому, измятому бомбами городу.
Его люди оказались сильнее дальнобойных немецких орудий. Они добывали свет Сталинграду, уцелевшим заводам южной окраины, подземным штабам, обороне. Это был свет человеческой доблести. И гитлеровская машина смерти не могла его погасить.
О, как страшно было людям, когда все рушилось вокруг них, ведь это были так называемые штатские люди, их никто не учил воевать, но война подошла к ним вплотную, и они приняли бой за свет.
У главного щита, который называют алтарем станции, сидел дежурный инженер, связным у него был длинноногий юноша, электрик, большой, видно, любитель музыки, потому что всегда держал при себе патефон, и ему разрешили вертеть какие угодно пластинки - каждый подавляет в себе страх по-своему. А перекрытие над щитом легкое, гул канонады бьет в самое ухо, а ночи длинные, и все, кто мог, ушли в укрытия, и юноша один в темноте.
Пластинки он выбирал на ощупь. После очередного разрыва люди прислушивались - как там обстоят дела у электрика? После некоторой паузы из темноты доносилось легкое шипение, затем пленительный голос вопрошал:
Что день грядущий мне готовит?
Его мой взор напрасно ловит.
В глубокой тьме таится он...
И все вздыхали облегченно:
- Ленского нащупал. Цел паренек...
Однажды свет погас всюду. Связь оборвалась. Здание дрожало от канонады. Снаряд попал в распределительное устройство. В дыму, в каменной пыли, поднятой взрывом, инженеры совещались, что делать. Трансформаторы повреждены, масленники пробиты. При включенных потребителях энергии поднимать в этих условиях напряжение от нуля до нормального - значит нарушить узаконенные долгим опытом правила эксплуатации.
Это совещание здесь помнят до сих пор и называют его Филями Сталинградской ГРЭС. Обороне нужен свет для штабов, для мастерских, для пекарен. Решено пойти на риск, невиданный, кощунственный. Дали пар турбине. Начал вращаться вал генератора, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее; у инженеров захватывало дыхание; напряжение поднималось от нуля, нить в лампочках накалялась, слабый свет становился полнее, ярче, расчет оправдался!
Люди Сталинградской электростанции смотрели на лампочку, в которой медленно разгорался свет, и знали, что свет возрождается в таких лампочках всюду: над штабными картами, в далеких цехах, где люди работают на оборону, в мастерских, где исправляют пушки, всюду, где свет - это бой.
А гитлеровцы продолжали артиллерийскую охоту за неугасимым светом. На ходу приходилось менять всю налаженную годами систему работы станции, всех ее агрегатов, применять тысячи технических хитростей, изворачиваться каждый день, каждый час, только бы свет не угас. Уже не осталось перекрытий над многими цехами. Остался маленький генератор, "домашний", для внутренних нужд станции, и остались люди, - этого было достаточно, чтобы свет не умирал.
Потом и это кончилось. Все кончилось. Ничего уже не было для котлов. Люди отправились на розыски, обшаривали железнодорожные пути, рылись в разрушенных мастерских, на складах и шпалозаводе, нашли креозот и немного мазута. Качали невиданное топливо пожарной машиной.
Немецкая артиллерия надрывалась.
Станция полуразрушена. Но свет есть.
Свет Сталинграда!
Сражались не только за свет.
Не хватало хлеба. Управляющий электростанцией Землянский вызвал начальника электроцеха Львова. Это был удивительный человек, который все умел. Командирам из соседних со станцией траншей Львов чинил часы и пистолеты.
Землянский сказал:
- Лев Владимирович, люди без хлеба, сам знаешь. Есть зерно. Надо бы, видишь, наладить мукомольное производство. Как ты?
Сказал - и сам испугался: мукомольное производство на электростанции! Львов побренчал в кармане инструментами и сказал: "Надо попробовать". Каким-то чудом он в течение суток переделал обычный сверлильный станок, заставил его вращать два наждачных круга. Вот и вся мельница! И хлеб появился.
А гитлеровцы продолжали артиллерийскую охоту за станцией, не желавшей тушить котлы. Жизнь была всюду, где стояли на вахте люди, упрямые, веселые, неунывающие, пересиливающие в себе страх. В часы обстрела, аварий, обвалов главный инженер Зубанов появлялся в дымящихся, дрожащих от взрывов цехах и кричал во мглу:
- Электрики! Живы?
И тогда из-под лестничных клеток мгла отвечала человеческими голосами:
- Ого-го-о! Жи-ивы-ы!
И через несколько минут или несколько часов бешеной работы ведущий к генератору вал начинал вращаться быстрей и быстрей, как бьется сердце человека, пришедшего в себя после обморока; и напряжение тока нарастало; и где-то далеко от станции на земле и под землей свет брезжил в лампочках все ярче и ярче и, наконец, становился белым, как солнечный свет.
Линия фронта прошла через каменное тело электростанции. Стены ее пробили снаряды. Крыша ее обвалилась от бомб. Но электростанция продолжала работать на линии боя. Люди ее держались в этом бою, как бывалые солдаты, и они переупрямили немецкую артиллерию.
До сих пор я помню звонкое, упрямое эхо во мгле:
- Жи-ивы-ы!
Волей судьбы Сталинградская государственная районная электростанция оказалась в центре грандиозного сражения, определившего коренной перелом в ходе войны. Человек в пиджаке и замасленной кепке, человек нашего тыла, среди развалин удержал в своих усталых, окровавленных руках свет города-воина, свет нашей победы на берегах Волги.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});