Кэннинг».
Сказать, что сегодняшний день выдался тревожным, значит, не сказать ничего.
– У тебя бывали дни и похуже, – снова печатает Имп. – Гораздо более странные дни, Индия Морган Фелпс.
Что есть, то есть. Но этот был действительно странным, мрачным и тревожным. Это слово возвращается ко мне вновь и вновь. Тревога. Двери распахнулись и захлопнулись. Правда или, вернее, факты, в которых я почти успела себя убедить, снова оказались под сомнением. «Шаг назад», – как сказала бы Кэролайн.
Абалин не хотела, чтобы я ехала в Миддлтаун, несмотря на то что именно она привела всё в движение, показав мне ту книгу и некролог, посвящённый Еве.
– Что хорошего может из этого выйти? – спросила она. – Все, что нужно знать, есть здесь, в этом самом некрологе. – Затем она отметила, что плата за проезд по Ньюпортскому мосту будет составлять четыре доллара в одну сторону, а поскольку я сейчас безработная, то не должна так сорить деньгами.
– Тогда я поеду одна, – отрезала я. – Если ты не поедешь со мной, ничего, нестрашно. Я должна увидеть это своими глазами, поэтому поеду в любом случае. – Я стояла у окна, оглядывая раскинувшуюся внизу Уиллоу-стрит. Я уже упоминала, что прошлой ночью пошёл снег? По-моему, нет. Стоя у окна, я разглядывала последствия раннего снегопада, засыпавшего всё вокруг двухдюймовым снежным покровом. По улице только что прогрохотала снегоуборочная машина, нагромоздив по обеим сторонам дороги холмы из снега, наполовину засыпав тротуары. Выезд со двора оказался заблокирован, и мне придётся теперь изрядно поработать лопатой, чтобы моя «Хонда» могла выехать на дорогу. Блин, ненавижу чистить снег лопатой.
– Индия, уже два часа, – напомнила она.
– Ещё не поздно, – ответила я. – Дороги уже, вероятно, чистые, и мне всё равно, который сейчас час.
Она попросила меня хотя бы позвонить доктору Огилви и спросить её, не считает ли она, что поход на кладбище – плохая идея. Абалин сказала, что поедет со мной, если я позвоню доктору Огилви и та не станет возражать.
– Она сказала, что я должна сама найти ответы на свои вопросы, – парировала я. – По её словам, я должна сама это сделать. Доктор Огилви не моя няня. И не мать. Мне не требуется её разрешение. Я взрослая женщина.
– Ты легкоранимая женщина, – вмешалась Имп. – Как давно ты пряталась голая, грязная и совершенно невменяемая в углу своей спальни, бредя фантазиями о волке, который кричал: «Девочка!» – снежной ночью в Коннектикуте?
– Пожалуйста, – взмолилась Абалин. И после всего, что она для меня сделала и на какие пошла жертвы, я не могла ей отказать. Нельзя сказать, что её просьба была такой уж необоснованной. Бессмысленно даже притворяться.
– Хорошо, – согласилась я. – Ладно, позвоню. Но что бы она ни сказала, я всё равно поеду.
– Просто позвони ей, – кивнула Абалин. Что ж, я позвонила доктору Огилви. Так удачно сложилось, и у неё выдалось несколько свободных минут между приёмами пациентов, поэтому мне не пришлось оставлять сообщение администратору и ждать, пока она перезвонит. Тогда я потеряла бы ещё больше светлого времени суток (признаться, мне не нравится шляться по кладбищам после захода солнца, а этот раз, как я прекрасно понимала, будет хуже всех прочих).
Доктор Огилви спросила, уверена ли я, что смогу это сделать. Я сказала ей, что да, и она «благословила» меня на поездку. Она согласилась, что поехать туда вместе с Абалин будет хорошей идеей. Абалин поморщилась, услышав эту новость, но поскольку она сама предложила эту сделку, то не стала спорить.
И вот мы выехали. Из-за снега я ехала медленно и осторожно. Абалин курила, пуская дым в едва открытое окно. Около трёх мы покинули Провиденс, выехали из города и пересекли Западный пролив Наррагансетта по Джеймстаунскому мосту. Вода перед нами переливалась, ослепительно сверкая на солнце, будто ртуть, пролитая на серо-голубой сланец. Мы пересекли остров Конаникут, затем проехали по Ньюпортскому мосту с его бледно-зелёными тросами и ограждениями, двумя белыми стрельчатыми башнями и сланцево-ртутными водами Восточного пролива в четырёхстах футах под нами. Я подумала о тюленях, китах, акулах, о том, что залив когда-то был чередой речных долин, затопленных пятнадцать тысяч лет назад, когда растаяли ледники. Я старалась не думать о том, что мы найдём на кладбище. На бампере машины впереди нас мы увидели наклейку, которая гласила: «Тезаурус[114] – это НЕ гигантская ящерица». Я засмеялась, но Абалин воздержалась, не оценив юмора.
А потом мы оказались на острове Аквиднек. Я обогнула Ньюпорт, следуя указаниям, полученным Абалин от «МэпКвест»[115]. Мы проехали по Миантономи-авеню и Грин-Энд-авеню на восток до пересечения с Тернер-роуд, и здесь я свернула налево, на север. По пути мы миновали жилые дома и детский сад со множеством низеньких оранжерей. Потом мимо нас пролетела череда теннисных кортов, баскетбольных площадок и беговая дорожка, большей частью погребённые под снегом. Затем мы достигли места, где Тернер пересекается с Уайетт-роуд. Кладбище находилось на северо-восточном углу перекрёстка, и я вспомнила, что на перекрёстках всегда хоронили самоубийц. В некрологе кладбище называлось «Кладбище Миддлтауна», но нелепо весёлая сине-золотая вывеска у входа гласила: «Кладбище Четырёх Углов».
Абалин посмотрела на кладбище и вздохнула:
– Это чертовски глупо. Это бессмысленно, Имп.
Я лишь угрюмо промолчала.
Тогда это и произошло. Абалин тоже это видела. Как только мы свернули с Тернера на кладбище, огромная ворона села на надгробный камень всего в нескольких футах от двери со стороны водителя. Много лет назад Кэролайн сказала мне: «Если ты слушаешь чью-то историю и неожиданно появляется ворона, можно побиться об заклад, что рассказчик всё выдумал». Я не стала говорить Абалин, что означают вороны; честно говоря, что это могло означать в данном случае, я не понимала. Но что было, то было.
На острове Аквиднек снега выпало не так много, как в Провиденсе, но узкие асфальтированные дорожки на кладбище оказались не расчищены, поэтому ехать мне приходилось очень медленно. Я знала, как найти могилу Евы Кэннинг, потому что перед отъездом попросила Абалин свериться с парой генеалогических сайтов. Она даже отыскала план кладбища. Могила Евы находилась далеко на северной окраине, где невысокая каменная стена отделяла кладбище от зарослей виноградника с побуревшими в это время года листьями. Однообразная каменная стена окружала всё кладбище.
В Род-Айленде много живописных фотогеничных кладбищ. Но «Четыре угла» явно не из их числа. Здесь нет деревьев, и большая часть каменных надгробий сделана из обтрёпанного ветром известняка и мрамора; лишь немногие из них датируются концом девятнадцатого века. Я припарковалась рядом с огромным мавзолеем. Это оказался всего лишь искусственный