— Может, ты и права. Но выпускной год почти закончился, Кэрри. Мы все пойдем по своим собственным жизненным путям. Я, вероятно, никогда больше его не увижу. А до тех пор я должен видеть его постоянно, черт возьми, и не хочу рисковать, чтобы он открыл рот и проболтался всем о том, что произошло той гребаной ночью.
Чертовы наркотики. Если бы Рэн не оставил эту чертову коробку со всеми этими пакетами внутри, мы бы сейчас не оказались в таком положении. Пока у Фитца есть эта коробка, мы все в дерьме. И пока этот дневник существует, есть шанс, что копы наткнутся на него и захотят поговорить с нашим учителем английского языка о его связи с Марой Бэнкрофт.
Этого нельзя допустить.
— О боже, что ты собираешься... — запоздало охает Кэрри. Но я уже бросил дневник в огонь.
Пламя пожирает его, облизывает кожу, опаляет страницы и наполняет беседку горьким запахом дыма. Кэрри смотрит на меня, сверля взглядом мое лицо, ее губы сжаты в тонкую линию, щеки мокрые от слез. Похоже, она подумывает о том, чтобы дать мне пощечину. Вместо того чтобы напасть на меня, девушка издает сдавленный всхлип, а затем поворачивается и выбегает из беседки.
— Карина, подожди!
Тихий ночной воздух отзывается эхом моего крика.
Она останавливается. Оборачивается.
— Мы все совершали ошибки. Большие. Я не думаю, что мы должны продолжать платить за них вот так.
Кэрри снова шмыгает носом, сдерживая слезы.
— Ты говоришь о том, что он сделал? Или что ты сделал со мной?
Я не знаю, кого она сейчас имеет ввиду. На данном этапе это может быть Рэн или Фитц. Какое это вообще, бл*дь, имеет значение? Я смотрю в ночное небо, пытаясь найти в небесах немного мужества, что-то, что облегчит это.
— Да. Я говорю о том, что сделал с тобой. Я ненавижу это. Ненавижу то, что причинил тебе боль. Я позволил ситуации выйти из-под контроля и свернул не туда. С тех пор я жалею об этом каждый божий день. Когда ты сможешь простить меня?
Это смешно, я знаю. Карина понятия не имеет, что я не позволял Амалии сосать мой член. Понятия не имеет, что ее психованный опекун вынудил меня сделать это и не оставил мне выбора, что мне делать дальше, чтобы я мог обеспечить ее безопасность. Так зачем ей прощать меня? С ее точки зрения, я чудовище. Изменяющий мудак, который разрушил ее жизнь. Я должен рассказать ей все, что произошло, но сейчас не могу. Уже слишком поздно. Слишком много всего произошло. Слишком много воды утекло, слишком много месяцев прошло, и нам обоим было больно. Теперь боль — часть нас самих. И думаю, что, если скажу Карине, что ее опекун раскрыл мне ее секреты, это только причинит еще больше боли.
Карина встречает мой взгляд, ее лицо освещено и сияет в лунном свете.
Моя прекрасная Стеллалуна.
— Я не знаю, — говорит она. — Когда ты наконец поймешь, что твое положение в жизни не дает тебе автоматического права на вторую попытку, после того, как ты облажался?
ГЛАВА 48
КЭРРИ
Пару лет назад у меня разболелся зуб. Нерв одного из коренных зубов, который Джейсон сломал кулаком, в конце концов воспалился, и мне пришлось позаботиться о нем. Это было одно из самых несчастных, самых болезненных переживаний в моей жизни. Меня бросает в холодный пот, когда думаю о том, чтобы сейчас пойти к дантисту, но я предпочла бы пройти десять процедур по удалению зубного нерва без анестезии, чем идти на эту вечеринку сегодня вечером.
Я сказала Элоди, что не поеду, но на самом деле у меня нет выбора. Если она идет, то и мне придется. Я не могу позволить ей забрести во что-то вслепую. Никогда не прощу себе, если подруга окажется втянутой в какую-нибудь ерунду следующего уровня парней Бунт-Хауса.
Эта вечеринка, по какой-то нечестивой причине — маскарадная. Я иду вместе с Прес в «Империю вечеринок» и выбираю костюм Безумного Шляпника, на самом деле не обращая никакого внимания и ни в малейшей степени не заботясь о том, что я выбираю. Прес выбирает гротескный наряд Битлджуса, который выглядит как черно-белая пижама — ни в коем случае не сексуальная — но она, кажется, взволнована этим, поэтому я не задаю вопросов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мы болтаем в очереди у кассы, ожидая оплаты за наши вещи.
— Мерси сегодня принесла платье Элоди в ее комнату. Оно прекрасно, — говорит Прес. — По всему лифу кристаллы. В нем она будет выглядеть как маленькая фея. Она сказала, что Рэн купил его для нее. Думаешь... — Она хмурится, обрывая себя, украдкой бросая на меня косой взгляд.
— Что?
— Ничего.
Я заставляю себя улыбнуться, взяв ее под руку. Мы уже почти у кассы. Я едва сказала больше двух слов с тех пор, как мы покинули академию. Бедняжка Прес разговаривала сама с собой последние полтора часа, и до меня доходит, что я веду себя по-настоящему дерьмово.
— Прости, детка. Продолжай. Что ты собиралась сказать?
— Ну. Все происходит за закрытыми дверями. Здесь так всегда бывает. Но... тебе не кажется, что Рэн выглядит по-другому? Как думаешь, может… парень из Бунт-Хауса может измениться?
О, Пресли. Милая девочка. Совершенно очевидно, почему она спрашивает об этом. Она хочет верить, что это возможно, потому что это дает ей надежду. Если Рэн Джейкоби, самый хреновый парень из всех, может исправиться и стать хорошим человеком, то что мешает Паксу сделать то же самое?
Я сжимаю ее руку, кладу голову ей на плечо.
— Прости, детка. Я знаю, что это не то, что ты хочешь услышать, но... нет. Не думаю, что кто-то из них может измениться. Думаю, что это только вопрос времени, когда Рэн сделает больно Элоди. Все, что мы можем сейчас сделать — это быть рядом с ней, когда это произойдет.
Я ненавижу это измученное, несчастное существо, которым я стала. Ненавижу разрушать надежды Пресли. Хотя она совсем забыла о том, как сильно я была раздавлена. Я верила, что Дэш изменился, и посмотрите, к чему это привело. Я не вынесу, если Прес тоже разобьет свое сердце. Она не такая, как я или Элоди. Мы сделаны из более прочного материала. Элоди выживет, если и когда Рэн подведет ее, как и я, но Пресли слишком чувствительна. Ее кожа не такая толстая, как должна была быть, если бы она решила связаться с Паксом. Черт, ее кожа может быть сделана из кевлара, и она все равно не будет достаточно жесткой…
— Странное ощущение, не правда ли? — тихо шепчет Пресли.
— Хм?
— В последний раз, когда мы были на вечеринке в Бунт-Хаусе, мы были с Марой. Я знаю… — Прес тяжело вздыхает. — Она не была лучшей подругой, на которую мог надеяться человек, но мне все равно нравилось, что она была рядом большую часть времени. Я все еще скучаю по ней.
Я тоже вздыхаю, отражая меланхолию Пресли.
— Знаю, детка. Я тоже очень скучаю по ней.
Я извиняюсь и отправляюсь на вечеринку раньше Пресли, зная, что через час или около того она будет в безопасности, спускаясь с горы с Элоди. Я не хочу идти в одиночку, но у меня действительно нет особого выбора, если хочу найти Рэна и поговорить с ним до прихода Элоди. Когда добираюсь до дома, понимаю, что мой план все равно не сработает, потому что здесь уже так много студентов Вульф-Холла, толкающихся за место на первом этаже дома. Мне повезет, если я даже смогу найти Рэна до того, как появится Элоди, не говоря уже о том, чтобы поговорить с ним.
И естественно, поскольку вселенная все еще наказывает меня за то, что я была наивной маленькой дурочкой в прошлом году, первый человек, с которым я сталкиваюсь — это Дэш. На нем простая черная рубашка на пуговицах и серые брюки. Мое сердце пропускает несколько ударов и падает с обрыва, когда я смотрю на него. Дэшил выглядит чертовски потрясающе.
Парень напрягается, когда видит, что я стою немного дальше, опуская бутылку бурбона, которую он пытался открыть.
— Не думал, что ты придешь.
— Потому что предупреждал меня не делать этого? Это был идеальный способ гарантировать, что я приду.