развязно, буквально размазав по кушетке в кабинете гинеколога, использует, распластав под собой, будто самую дешевую девку. Проникает вглубь размашистыми толчками, рывок за рывком вбивается до предела. Вгоняет член, словно ударяет молотом по наковальне, выковывает свое собственное наслаждение. Насквозь порочное и совершенно токсическое.
Его рот безжалостно зажимает мой, гасит все крики, пожирает стоны и вопли. Хищник неистов и ненасытен, ничем делиться с миром не готов. Хочет взять больше. Еще и еще. Жестче. До колючих спазмов и тягучих судорог.
Реальность расплывается. Растекается от этих рваных и сокрушительных ударов. Сбегает, надеясь скрыться от жадных и похотливых ласк.
Но выхода нет. Нигде. Клетка захлопывается за моей спиной. Мосты полыхают далеко позади. Призрачная надежна испаряется под натиском голода.
Жгучая страсть. Вот наш приговор.
Глава 37
Обеденный перерыв обходится без обеда. Во всяком случае, без «обеда» в прямом понимании этого слова. Заказать бизнес-ланч я не успеваю. Если честно, я даже не пытаюсь успеть. Вообще, про еду не размышляю.
Темень. Кромешная. Вокруг ничего нельзя разглядеть. Да и не нужно, никакой потребности в этом нет. Есть вопросы поважнее.
Мужские руки жадно изучают мое тело, задирают узкую юбку до талии, беззастенчиво исследуют полуобнаженный зад, оттягивают резинку чулка и отпускают. Боль ощущается точно мимолетная вспышка. Загорается и гаснет за одну секунду. Ослепляет, на краткий миг обостряет чувства, а после отступает, быстро и резко, схлынув будто прибрежная волна.
Рваный бой сердца. Напрочь сбитое дыхание. Удар за ударом. В бездну. В пропасть. В абсолютную темноту. Очертя голову, не разбираясь, не оборачиваясь, не глядя назад.
Еще. Умоляю. Еще.
Губы впиваются в губы. Жестко и алчно, ненасытно, крадут остатки здравого смысла, обрушивают последние преграды, по кирпичам разбирают, вмиг разрушают, выбивают опору из-под ног. Губы клеймят.
Господи. Боже мой.
- Ник, - выдаю сквозь стон. – Никита…
Зверь подхватывает меня под ягодицы, раздвигает бедра, легко удерживая навесу. Очень ловко сдвигает полоску трусов в сторону, обнажая увлажнившуюся плоть. Расстегивает джинсы, высвобождая набухший от возбуждения орган, проникает внутрь толчком.
- Игла, - шепчет на ухо, вынуждая кожу леденеть, а после вдруг склоняется, зубы на шее смыкает, распаляет пламя внутри. – Иголка проклятая.
Но на игле себя чувствую именно я. Нанизанная на раскаленную сталь, насаженная на до одури твердый металл. Не спрятаться и не скрыться, не убежать. Даже тени подобного желания не возникает. Жажду окончательно сгореть в мускулистых руках.
Рывок за рывком. Глубже. Сильнее. Впадаем в неистовство вместе. И вместе сливаемся, сходимся в этом одержимом бешенстве.
Забываю где я. Кто я. Что вообще вокруг творится? Что происходит? Перестаю все анализировать, отключаюсь от реальности.
Огромный член выколачивает из меня стыд и стеснение. Отнимает смущение напрочь. Наполняет греховными желаниями, растравляет скрытые потребности. Оголяет правду. До острых спазмов, до колких судорог.
Выгибаюсь, извиваюсь, словно змея. Плотнее льну к своему хозяину, обвиваю его крепкие бедра своими ногами, оплетаю широкие плечи руками.
- Ты псих, - выдыхаю, прижимаясь губами к его горлу, покрываю мощную шею нежными скользящими поцелуями. – Просто безумец. Ненормальный. Больной.
- Потому что украл тебя? – хмыкает, вбивается внутрь податливого тела особенно грубым и сокрушительным ударом. – Потому что трахаю тут? Прямо посреди ресторана?
- Черт, - всхлипываю, закусываю губу, сдерживая порочный вопль.
- Давай, - подстегивает. – Продолжай. Мне нравится, когда ты выражаешься. Когда ругаешься. Пусть и сдержанно, строго. Не важно. Это заводит. Возбуждает.
Вот как ему удается столько всего произнести? Я сейчас ни единой осмысленной фразы выдать не способна. Задыхаюсь и захлебываюсь от бешеных эмоций. Шалею. Дурею.
Рассудок отказывается повиноваться. Забываю все разумные слова, неразумные также мигом вычеркиваю из памяти.
От мысли, что мы и правда занимаемся сексом практически посреди ресторана, меня пронзает ядовитая стрела гремучего наслаждения.
Я кончаю от этого. От осознания. От ощущения абсолютной наполненности. От всей вульгарности и непристойности. Эмоции захлестывают, затягивают в кипучий омут.
Час пик. Время обеденного перерыва. В главном зале популярного и очень известного ресторана разыгрывается настоящий аншлаг. Куча народа повсюду, столики заняты. Официанты едва успевают обрабатывать заказы.
А мы здесь. Практически в центре. Однако не на виду. В укромном месте. Ограждены от любопытных взоров со всех сторон. Уединяемся в крохотной комнате. Нечто вроде кладовки. Подсобки. Так уж тут дизайн интерьера устроен. Есть возможность при посетителях остаться незамеченными, проскользнуть за дверь, затеряться в четырех стенах, погрязнуть в темноте.
Никита крадет меня постоянно. Регулярно. Примерно в двенадцать дня. На час или около того. Вовлекает в авантюры. Взрывает привычный скучный мир. Уничтожает границы приличия, не оставляет камня на камне.
Проходит неделя этого упоительного сумасшествия. Мы успеваем отметиться в туалете «Строй-Град». Трижды. На разных этаж. В разных кабинах. И один раз зависаем в очень удачно заблокировавшемся лифте. Хорошо хоть там нет никакого видеонаблюдения. Мы также посещаем разные кафе. Бары. Магазины. Точнее – примерочные комнаты. А еще в этом почетном списке значится клуб пейнтбола.
Прозвучит абсурдно, однако за эти несколько дней я успеваю отдаться мужчине гораздо большее количество раз, чем за всю свою прежнюю жизнь. Дикая скачка. Бешеная. И тормозить совсем не хочется. Завязывать не тянет.
Вечером я возвращаюсь домой. Обратно к детям. Играю в хорошую мать. По крайней мере, пробую играть. Мои мысли очень далеко от того, о чем бы следовало думать.
Зверь порабощает разум, занимает собой пространство кругом. Жестко и властно. Единолично, авторитарно.
И хуже всего – я не возражаю. Ни капли. И не раскаиваюсь, не замечаю за собой никаких угрызений совести. Вообще. Совершенно ничего, ни единого отблеска.
Ну почти.
Мы поправляем смятую одежду. Приводим себя в относительный порядок. Покидаем подсобку, держась за руки. Любой, кто хотя бы раз взглянет на нас, сразу поймет суть, уловит тайный смысл происшедшего. По нам четко видно, чем именно мы занимались. Какому разврату предавались. Как долго, как жестко, как сладко.
Не чувствую губ. Рот немеет от страстных поцелуев.