Думала, врач-извращенец пожаловал? – спрашивает насмешливо. – Будет сейчас тебя насиловать? Чести лишать? Давай, признавайся, чего так сильно затряслась. Чуть не бросилась наутек.
- Пусти, - отталкиваю его, точнее пытаюсь, потому как довольно трудно совладать с железными мускулами. – Пусти сейчас же! Ник, хватит! - Нет, - выдыхает он, практически касаясь моих губ, резко становится серьезным: – Я тебя поймал не для того, чтобы отпускать.
- Прекрати, - продолжаю отчаянно вырываться. – Сейчас вернется настоящий врач. Нас застанут в таком положении. Это просто… возмутительное поведение.
- Мне можно, - ухмыляется, прищурившись. – Я же мальчишка.
- Никита, - заявляю строго, жестко упираюсь ладонями в широкие плечи, с ужасом понимаю, что совсем не желаю отталкивать его, наоборот, так и тянет приласкать, провести пальцами по стальным мышцам, задыхаюсь от его напора и жара.
- Чего ты боишься? – кривая усмешка не сходит с красиво очерченных губ, а в зеленых глазах бесы отплясывают дьявольские танцы. – Что осудят за совращение малолетних? Или от самой себя страшно? От своих желаний? От того, что никогда раньше так сильно ни для кого не текла? Не горела?
- Откуда ты можешь знать…
Остаток фразы сгорает дотла в моем судорожном вскрике. Горячие мужские пальцы проскальзывают туда, где недавно проводился медицинский осмотр. Даже материал стерильных перчаток не спасает от огненных ощущений.
Проклятье. Губы кусаю. Выгибаюсь по воле низменного рефлекса. Я и правда мокрая. За секунду ему сдаюсь, даже стараться не нужно. В его присутствии сама себя не узнаю, в момент превращаюсь в голодную самку. Сдаюсь на волю сильнейшего.
Это безумие. Это неправильно.
- Никита! – хватаю его за запястье, лихорадочно пробую отстранить от своего тела, стараюсь не думать о том, что тело жаждет иного, желает гораздо более порочных прикосновений. – Она же придет. Доктор… Она отошла на пару минут.
- Она не придет, - припечатывает мрачно, окидывает долгим взглядом, отдергивает от меня руку. – Никто не придет. Даже не надейся.
Разрывает контакт. И разрывает перчатку. Зубами. Сдирает, раздирая на куски. Сначала одну, после вторую. Дотрагивается до меня, властно и жестко, четко демонстрирует свое превосходство, закрепляет право на собственность. Порабощает единственным выпадом.
- Я твой доктор, - заявляет с ледяной усмешкой. – Привыкай.
Он знает. Все обо мне знает, причем намного лучше, чем я сама. Мысли читает как открытую книгу, поступки предугадывает. Страхи легко вытягивает на поверхность. Сражается со мной. Сражается за меня. Хватка волчья. Жуткая.
Но черт. Он тот, кто нужен. Тело его узнает. Растекается от одного касания. Плывет. И разум в раздрай. Душа в клочья. Иначе с этим мужчиной и не бывает. Нереально.
Ухмыляющиеся губы так близко. И так мучительно далеко. Почти прикасаются к моему рту. Почти, но не совсем. Будто дразнят, намеренно издеваются. Манят и уводят за грань. А пальцы стеснения не ведают, раздвигают влажные складки, проникают в плоть, вмиг на таран берут, насаживают, точно на крюк. Грубость и нежность переплетают. Виртуозно. Ласку и безжалостность сочетают так умело, что напрочь кислород перекрывают.
- Кто кого совращает? – вкрадчивый вопрос как выстрел.
Шанса ответить не возникает.
Зверь не позволяет. Впивается в мои губы. Вгрызается. Неизбежно и жадно крадет мое дыхание, на свое заменяет. Его язык растворяет остатки моей воли, алчно вылизывает нёбо, скользит по деснам, помечает абсолютно все, до чего дотрагивается, вырезает печати, оставляет метку за меткой, выжигает тавро гремучей ненасытностью.
Один поцелуй – и я пропадаю. В бездну срываюсь. Падаю.
Это конец. Или только начало?
Треск фольги. Шорох ткани. Бряцанье пряжки ремня, лязг расстегиваемой молнии. Ничего не отрезвляет. Не избавляет от сладостного дурмана.
- Давай, - шепчет мужчина, отрываясь от моих истерзанных губ. – Прикажи мне бросить тебя. Оставить в покое. Прикажи уйти. Прекратить. Убраться к чертям собачьим. Давай, не сдерживайся. Говори уже правду.
- Никита, - еле дышу, обхватываю его мощную шею ладонями, ощущаю бешеный бой крови под пальцами, выдаю чуть слышно: - Нет.
- Что – нет? – спрашивает резко.
Распахивает полы моего халата. Обжигает холодом и тут же сжигает в объятьях дикого пламени. Проходится по телу как хозяин, как мой единственный на свете повелитель и господин. Скользит от живота к груди, поглаживает, сминает плоть, подчиняя. А потом вдруг горло сдавливает. Слегка. Держит силу, контролирует до последнего.
- Я не хочу, чтобы ты уходил, - выдыхаю судорожно, облизываю враз пересохшие губы и улыбаюсь как чокнутая. – Не хочу, чтобы оставлял в покое. Больше всего я боюсь тебя потерять. Боюсь, что однажды проснусь и пойму, ничего не было. Просто привиделось. Открою глаза и осознаю. Ты только мое воображение. Красивый сон. Мираж, который сама и создала.
- Ира, - бросает неожиданно резко, головой мотает, а после склоняется и сжимает мою нижнюю губу зубами, прокусывает до крови, моментально зализывает рану, упивается вкусом металла, рычит: - Гребаная игла.
Моя. Моя. Моя.
Озвучивать нет необходимости. Это ощущается в каждом его прикосновении. В каждом касании абсолютно. В том, как он произносит мое имя. Истина читается во всех мелочах до единой.
Гигантский возбужденный член наполняет лоно. Входит до упора, пронзает за один удар, сокрушает мгновенно, подавляет и возвышает. Даже не ощущаю наличие презерватива, не замечаю резиновый материал. Жар снедает целиком и полностью. Жидкое пламя льется под взмокшую кожу, жилы выжигает, заставляет кровь кипеть.
Я должна была бросить его. Должна была прервать эти отношения. Провальные. Заведомо обреченные. Я должна была быть разумной и взрослой, принять взвешенное решение.
Дьявол. Жестокая ирония. Безумная.
Из пылающего капкана нет и не может быть никакого выхода. Отрываюсь от земли. Но до небес не дотянусь, лишь в пропасть сорвусь, насмерть разобьюсь.
А я и не знала, что так бывает.
Поцелуи до потери сознания. Только одно на двоих дыхание. Пульс как отражение и продолжение друг друга. Зубы о зубы ударяются, но боли не ощущается. Одержимая жажда как награда за смертный грех. Зверь берет меня, будто шлюху. Грязно и