Читать интересную книгу История России. От Горбачева до Путина и Медведева - Дэниэл Тризман

Успешное принятие Москвой региональных проблем ставит под сомнение одно общее обоснование для вторжения. Позволив Чечне обрести независимость, как некоторые говорили, можно было спровоцировать отделение других республик. Тем не менее к концу 1994 года никакой другой регион не захотел отделения. Как объявил сам Ельцин в августе того года, «опасность распада России миновала».

Некоторые утверждали, что главной заботой Ельцина была нефть. Хотя собственные резервы Чечни сократились до минимума, в 1985 году ею было произведено менее 1 % российской нефти – крупнейший трубопровод, пересекающий республику, шел из Азербайджана в Новороссийск. Однако учитывая огромные военные затраты, оцениваемые в 5,5 миллиарда долларов, не включая восстановление, было бы гораздо дешевле построить новый участок трубопровода в обход республики, чем воевать. В 1999 году этот проект оценили в сумму от 100 до 350 миллионов долларов.

Другие считают, что помощники Ельцина надеялись повысить его популярность за счет проведения молниеносной военной кампании. Один законодатель заявил, что секретарь Совета безопасности Олег Лобов сказал ему, что Кремлю необходима «маленькая победоносная война, для того чтобы поднять рейтинг президента». Несмотря на популярность среди комментаторов, эта интерпретация не подтверждается многочисленными доказательствами. Лобов позже отрицал, что когда-либо делал такое заявление. Опросы до войны показали, что общественность твердо выступала против применения силы, советники Ельцина на самом деле тоже выступали против этого.

Либералы иногда расценивают чеченскую авантюру как заговор сторонников жесткой линии. На самом деле картина еще более сложная. Первый, в поддержку антидудаевской оппозиции, выступил начальник президентской администрации Сергей Филатов, один из ведущих кремлевских демократов. Либеральный министр иностранных дел Андрей Козырев[138] выступал за военные интервенции. В службе безопасности это был Сергей Степашин, глава ФСК, как правило, придерживающийся относительно либеральных взглядов, и его заместитель Евгений Савостьянов, один из основателей «Демократической России», которая заполучила власть в стране в ходе катастрофической ноябрьской атаки на Грозный. Пока некоторые из московских либералов (Гайдар, Ковалёв), последовательно выступали против военной интервенции, не только сторонники жесткой линии поддерживали ее.

Силовики поддерживали военную стратегию по довольно очевидным причинам – для укрепления имиджа Российского государства, повышения роли вооруженных сил, даже создания условий для ограничения свобод где-либо еще. Но почему либералы выступали за применение силы? Это связано с одной из самых фундаментальных мотиваций, хотя иногда ею и пренебрегают. По рассказам Степашина, ключевым фактором была не настойчивость Дудаева относительно независимости Чечни, а проблема безопасности, которой стала Чечня для своих соседей. В начале 1994 года террористические банды переходили через границу в Ставропольском крае, захватывали заложников и требовали выкуп. К лету нападения стали происходить, как сказал Степашин, с «провокационной регулярностью». 26 мая четыре боевика захватили автобус со школьниками в городе Минеральные Воды, а затем улетели в Чечню на вертолете с несколькими миллионами долларов, которые предоставили им власти. 28 июня трое боевиков ворвались в автобус опять же в Минеральных Водах и, забрав 3 миллиона долларов, вылетели на другом вертолете в Чечню. Ровно через месяц, 28 июля, четверо чеченцев в масках захватили автобус с 41 пассажиром близ Пятигорска, потребовав 15 миллионов долларов и вертолет. Четверо заложников были убиты во время штурма автобуса милицией. В середине августа чеченские боевики похитили молодого человека в Кизляре (Дагестан), и потребовали выкуп.

По мнению самого Ельцина, опасность принимала угрожающие размеры. В его мемуарах (написанных позже и с явной целью самооправдания) мало что говорится о территориальной целостности России. В основном касается вакуума безопасности в неудавшемся чеченском государстве.

Черная дыра преступности открылась на территории России. Здесь чеченцы выглядели не хуже и не лучше других людей – каждый народ имеет своих бандитов. Но только в Чечне этот бандитизм стал практически законным способом получения доходов и вопросом гражданской гордости. Одно дело, когда государство пытается бороться с организованной преступностью в городах и на территории, где правоохранительные органы имеют хоть какую-то власть. Другое дело, когда местное самоуправление помогает бандитам и они исчезают с их деньгами, заложниками и оружием в этой черной дыре.

Дудаев либо не смог, либо просто не помешал трансграничным рейдам. Скорее всего, он не мог. К этому моменту учреждения правоохранительных органов в Чечне практически не работали и не подходили для многих вооруженных формирований, имеющихся на территории страны. Централизация государства не была неизбежной. Это стало следствием действий Дудаева. Во-первых, он помог вооружить чеченское население, в одном из своих первых указов он узаконил ношение оружия для всех чеченцев, владеющих огнестрельным оружием, и помог заставить отступающие советские войска продать или сдать свои боеприпасы, исходя из того, что всеобщее владение оружием является наиболее эффективной национальной обороной. Вскоре в Грозном на рынке можно было купить гранатомет по цене телевизора. Во-вторых, в отличие от настороженных националистов, которые пришли к власти в других национальных республиках, Дудаев стремился не столько захватить местные государственные учреждения, сколько заменить их.

Наряду с милицией Дудаев основал свою новую национальную гвардию. В марте 1992 года он ликвидировал российскую налоговую инспекцию и создал свою собственную. Он отменил систему коммерческого суда и реорганизовал Министерство юстиции сначала в Комитет по правовой реформе, а затем обратно в Министерство юстиции, которое затем было объединено с прокуратурой. Приостановил деятельность Уголовной инспекторской комиссии. В апреле 1993 года он распустил Кабинет министров, парламент, конституционный суд и Грозненский городской совет, ввел неограниченную президентскую власть. В этом же месяце он также приостановил деятельность Министерства внутренних дел, а в июне – Службы национальной безопасности. Постоянные реорганизации были направлены на консолидацию личной власти. Попутно Дудаев поссорился почти со всеми своими бывшими сторонниками.

Вместо учреждений советской эпохи Дудаев надеялся на харизматический призыв, националистические лозунги и вооруженных молодых людей из сельской местности. Он пытался реанимировать некоторые элементы традиционной социальной структуры и использовать такие учреждения, как совет старейшин, образованный в 1991 году, который занял здание распущенного парламента. Когда в 1994 году его власть ослабла, он попытался возродить Чеченский национальный конгресс. Эти организации были малопригодны для осуществления политики и при всей их романтической привлекательности даже не были эффективными средствами для общения или установления связей с общественностью. Совет старейшин, включающий в себя около 7000 человек, был слишком громоздким и не контролировал вооруженные банды.

Эта стратегия подрывала государство, в то время как десятки тысяч вооруженных безработных мужчин оказывали огромное разрушительное влияние на страну. Это способствовало появлению экономической преступности и терроризма. Этнические русские и образованные работающие чеченцы подвергались постоянным запугиваниям со стороны вооруженных бандитов, поэтому массово покидали страну. И это устраняло посреднические структуры между президентом и населением. Без эффективных средств мобилизации и контроля своих сторонников Дудаев не смог руководить ими в умеренном направлении. Единственным способом поднять толпу оказалась крайность, даже параноидальность. Вместо политических механизмов он был вынужден применять силу для решения всех проблем. К концу, по меткому выражению татарского президента Шаймиева, Дудаев стал «генералом, в руках которого не осталось ничего, кроме оружия».

Некоторые наблюдатели утверждают, что войны можно было бы избежать, если бы Ельцин согласился лично встретиться с Дудаевым. Но к концу 1994 года более серьезной проблемой был уже не Дудаев и его требования независимости, хотя, конечно, она оставалась актуальной. Если бы Ельцин и Дудаев встретились и стали лучшими друзьями, это бы не искоренило местное беззаконие к югу от границы, которое Дудаев, казалось, был не в состоянии контролировать.

Угроза безопасности была окончательным оправданием вмешательства России, которое произошло неожиданно и было связано с тем, что Ельцин позволил себя втянуть в конфликт и унизить. Совсем недавно, 11 августа, он настаивал на том, что «силовое вмешательство в Чечне недопустимо… поднимется Кавказ, и будет столько волнений и крови, что никто нам потом не простит». В августе и сентябре 1994 года и ФСК, и военная разведка, и ГРУ настойчиво выступали против прямого военного вмешательства. Даже лидер повстанцев Гантемиров сказал, что федеральное вторжение будет «катастрофой», объединившей всех чеченцев против захватчиков. Вплоть до ноябрьского фиаско Ельцин, по словам Филатова, не решался применить силу. Но когда Дудаев провел строем перед прессой захваченных танкистов, угрожая казнить их, это, кажется, было больше, чем Ельцин мог вынести.