ни оборонческими. Не обсуждая вопроса по существу, съезд утверждает постановление мандатной комиссии и переходит к прениям по докладам о войне и перемирии.
Речь Либера
Выступавшие ораторы стремились изобразить создавшееся положение как результат победы или поражения той или иной тактики. Марксисты должны бы понимать, что положение, как и господствующая политическая линия, является производным объективных обстоятельств. Это не исключает, конечно, того факта, что и тактика сыграла свою роль и что тактические ошибки дали свои пагубные последствия. Однако прежде всего мы должны установить те объективные условия, преодолеть которые оказалось не по силам русской революции.
Все говорят, что наша революция в обстановке длящейся войны. Для оправдания своей позиции интернационалисты должны были бы доказать, что революция обложена[750] достаточными творческими силами, чтобы эту войну остановить. Между тем тов. Абрамович высказывал здесь положения совершенно отличные от прежней обычной позиции интернационалистов, всегда строивших свои расчеты на развитии классовой борьбы в Европе. Абрамович исходил из оценки международного положения, из оценки боеспособности нашей армии.
Он пришел к продолжению той линии «мира по телеграфу», носителем которой был Ларин, явившийся сюда в качестве шейдемановского агента.
(Сильный шум с мест прерывает оратора.)
Я не из тех, которые отказываются от своих слов, и я повторяю, что Ларин – шейдемановский агент. Он предлагал нам выступить через него с мирными заявлениями и говорил, что ответ будет дан через официальную германскую печать.
Мы не знаем, подобно тов. Абрамовичу, – продолжает оратор, – двух различных интернационалистов. Мы вообще всегда противопоставляем империализм классовой борьбе. Мы знаем, что империалистские акулы готовы проглотить всякую добычу, если она может удовлетворить их аппетит. Абрамович говорил о необходимости развязанных рук. Теперь большевики разорвали с союзниками. Но оказался с развязанными руками именно империализм германский и империализм союзных стран, которые теперь с развязанными руками могут ликвидировать войну за наш счет.
Интернационалисты видят всю беду в коалиции, но пусть они вспомнят, что сами вначале выступали сторонниками чисто буржуазного министерства. Почему же теперь они обвиняют нас, что всему мешала коалиция?
Теперь уже поздно говорить о том, нужна ли оборона или нет. Армии уже нет, борьбы уже быть не может. Нужно думать о том, чтобы добиться возможно лучшего мира. Но полубольшевистскими приемами можно проиграть дело и здесь и превратить Россию в лакомую добычу для европейского империализма.
Только действительно государственная тактика, только напряжение всех национальных сил, только вера в будущее развитие наших сил и богатств может дать нам надежду на возможно лучший выход с точки зрения рабочего класса и демократии.
Речь Астрова
Ошибка наших противников, в том числе и Либера, выражается также и в том, что они находятся во власти прошлого. Необходимо признать факт большевистского восстания и соответственно с ним считаться.
Нельзя вытравить того, что сделано большевиками за 6 недель. Нельзя не видеть, что английский империализм начал спекулировать на укреплении советской власти. Несомненно, Англия признает советскую власть в случае, если выяснится возможность таким путем или продолжать войну, или выпутаться из войны, или, наконец, оставить Россию вне коалиции.
Те, кто склонен рассчитывать на помощь Интернационала, должны считаться с общественным мнением Интернационала. Факт, что Интернационал воспринимает большевистское восстание [так], как воспринимаем его мы. Доказательством служат письма Анжелики Балабановой, Раковского и, в особенности, Клары Цеткиной. Нужно понять, что если западноевропейские массы воспримут большевистское восстание как пролетарское социальное движение, то наше дело может быть выиграно.
Война прекращена. Так решили солдатские массы. Необходимо заключить мир, конечно, за счет России. И никакая власть в течение последних шести месяцев не могла бы заключить мира без ущерба для России.
Речь Дементьева
Только на десятом месяце революции, когда нашей армии уже не существует, интернационалисты заговорили о боеспособности армии. Очевидно, их надежды на восстание западноевропейского пролетариата покинули их, хотя они и не перестают говорить об этом.
Я полагаю, что в ближайшей перспективе и для большевиков, и для меньшевиков – разбитое корыто. Нужно заметить, что в ходе нашей революции оборонческое течение не имело заметного влияния. Тактика же интернационалистов представляет не отстаивание классовых интересов, а подлаживание под мещански настроенные массы. Их тактика никогда не была достаточно ясна, и в результате они были отброшены массами. Теперь нам остается спасать, что возможно. Необходимость укреплять боеспособность армии не для продолжения войны, а для получения мира, но не такого, какой предложит Германия. Массы в здоровой своей части настроены против «похабного» мира. Путь к спасению лежит через Учредительное Собрание, но нужно понять, что оно может быть созвано только без большевиков[751].
Речь Павлова[752]
Опыт трехлетнего пребывания на фронте заставил меня прийти к выводу, что развал начался еще в пятнадцатом году, в семнадцатом году армия была уже убита, а теперь армии уже не существует. С самого начала революции солдаты воспринимали ее как окончание войны.
Оборонческая линия, которой придерживалась наша партия, представляется мне единственно правильной. Неуспех ее обусловливается объективными обстоятельствами, а также ядом агитации большевиков и их помощников, содействовавших ускорению разложения нашей армии.
Нам говорят, что наступление 18 июня было преступлением. Я не знаю, насколько осуществимо было успешное наступление вообще, но я утверждаю, что развившаяся тогда агитация большевиков против этого наступления обеспечила его неуспех.
Нужно было приложить все силы в поисках наилучшего выхода. Но строить какие бы то ни было расчеты на боеспособности армии, говорить о красивой смерти, как это делал тов. Потресов, представляется утопией вредной, опасной и преступной.
Речь Семковского
Я думаю, что никаким красноречием нельзя замазать банкротство оборонческого течения. Дан, Потресов и Либер вели атаку на нас, так как они хорошо усвоили себе фехтовальное правило, что нападение есть лучшая защита. Но этим не спасти положения.
Всю философию Потресова, в сущности, выразил в своей речи в Предпарламенте казак Агеев словами: «Мы протянули руку европейской демократии, но так как наша рука осталась висеть в воздухе, то мы должны свернуть ее в кулак и дать в зубы». Потресов не боялся сказать, что победа одной из империалистических коалиций требуется в интересах прогресса и международного движения пролетариата. Это, если хотите, тоже интернациональная точка зрения, но лишь постольку, поскольку национализм есть явление интернациональное. Если Потресов пораженец для Германии, то ведь и Шейдеман является пораженцем для другой стороны. Такова уже эта предустановленная гармония истории, что Потресовы каждой стороны являются пораженцами именно в отношении к стороне противника.
Если Потресов ничего не забыл и ничему не научился, то Дан же кое-чему научился из опыта последнего времени и хотел бы заставить съезд многое забыть.