Поток мыслей и чувств, самых бурных и безудержных, не нарушает стройности стихотворения, не лишает его грации.
Дешевая откровенность чувств находит место на самых низших ступенях искусства. Подлинная искренность — на высших.
А народная поэзия? Ведь в ней, казалось бы, безыскусность формы сочетается с непосредственной искренностью чувства.
Я полагаю, что такой взгляд на поэзию народа ошибочен.
Настоящая, а не мнимая народная поэзия дает нам образцы высокого, сложного, совершенного мастерства, часто доходящего до нас в осколках и в искаженных вариантах.
<О молодых поэтах>
<Наброски статьи> <1>
Оглядывая пройденный мною более чем полувековой литературный путь и вспоминая судьбы многих поэтов, бывших моими современниками, я хочу высказать здесь кое-какие мысли, которые, как мне кажется, могут пригодиться молодежи.
* * *
В наше время книги стихов, — если не все, то очень многие, — долго не залеживаются на прилавках магазинов и полках библиотек. Расходятся даже томики лирических стихов, которые еще не так давно с трудом пробивали себе дорогу к читателю.
В разных концах нашей страны все увереннее заявляют о своем существовании поэты, о которых мы раньше не слыхали. А целая плеяда молодых успела приобрести за несколько лет такую широкую известность, какую их старшие собратья завоевывали долгими годами труда.
Как в первые годы революции, во дни молодости Маяковского и его ровесников, молодые поэты находят не только читателей, но и многочисленных слушателей.
Стихи, читаемые вслух с эстрады, вызывают немедленный и непосредственный отклик аудитории — не то что страницы стихов в журналах и сборниках. Лучшие поэты тридцатых, сороковых и пятидесятых годов редко слышали столь шумные аплодисменты, какие выпали на долю молодых поэтов последних лет.
Для Маяковского подмостки были трибуной. В сущности вся его поэзия — оратория, рассчитанная на чтение вслух.
Но если эстрада — не трибуна, а только эстрада, она таит для поэтов серьезные опасности. К аплодисментам надо относиться с осторожностью.
Я не хочу, пользуясь своим возрастом, читать молодежи наставления, предостерегать ее словами Дмитриева -
Ах, дети, дети, как опасны ваши лета![32]
Но разобраться в том, что такое успех, расшифровать это общее и довольно смутное понятие небесполезно.
Успехи бывают различного качества, разной цены.
Почти одновременно с Маяковским стал известен Игорь Северянин.[33]
Сенсацию в литературных, а еще больше в окололитературных кругах вызвали его пышные и претенциозные «поэзы», щеголявшие звучными иностранными именами и служившие одной только цели — самопрославлению автора.
В наших газетах были опубликованы несколько лет тому назад грустные и простые, проникнутые тоской по утраченной родине, стихи того же Игоря Северянина, написанные им в эмиграции.[34]
Читая их, видишь, что пышный, жеманный и манерный стиль «поэз», в которых было отведено так много места самолюбованию и самопрославлению, не был органичен для их автора, что поэт мог легко снять его с себя, как театральный костюм или маску.
Таких «ряженых» — то в заграничном плаще, то в русской поддевке, то в кубанке и с шашкой наголо — было в литературе немало.
И, может быть, одно из самых существенных отличий настоящего поэта от поддельного заключается в том чувстве собственного достоинства, которое не позволяет поэту рядиться в поисках дешевого успеха.
Каждый из сколько-нибудь известных литераторов получает немало писем от читателей. Многие из этих писем полны комплиментов. Но по-настоящему радуют писателя не похвалы, а подтверждение того, что самые заветные его мысли и чувства, выношенные в тиши, полностью дошли до читателей и тем самым приобрели какую-то объективную ценность.
В драматических произведениях Пушкина есть два сходных между собою эпизода.
В сцене у фонтана Григорий Отрепьев признается честолюбивой Марине Мнишек, что он не царевич, хоть это признание для него и невыгодно и опасно. Но он не хочет, чтобы «гордая полячка» любила в его лице мнимого царевича, а не его самого.
В «Каменном госте» дон Жуан, добившись свидания с донной Анной, признается ей, что он не дон Диэго, чьим именем он себя назвал, а дон Жуан, убийца командора, ее мужа.
Такое неосторожное, опрометчивое признание должно оттолкнуть от него донну Анну и может погубить его, но он ревнует любимую женщину к тому, за кого себя выдает, ему нужно, чтобы она любила его, именно его — дон Жуана.
Таковы и настоящие поэты. Они предстают перед читателем не ряжеными, а со всей своей подлинной биографией, своим характером и мировоззрением. И если читатели полюбят его именно таким — без румян и маскарадного костюма, — он радуется своему успеху.
Нет карьеры поэта, — есть судьба поэта.
И только человек, лишенный чувства собственного достоинства, может гордиться случайно завоеванным успехом, успехом не по адресу, «тафтяными цветами моды»,[35] как называл такой успех Евгений Баратынский.
Вспомните его стихи:
Не бойся едких осуждений,Но упоительных похвал:Не раз в чаду их мощный генийСном расслабленья засыпал.Когда, доверясь их измене,Уже готов у моды тыВзять на венок своей КаменеЕе тафтяные цветы, —Прости, я громко негодую;Прости, наставник и пророк!Я с укоризной указую,Тебе на лавровый венок.Когда по ребрам крепко стиснутПегас упрямым седоком,Не горе, ежели прихлыстнутЕго критическим хлыстом.
«Тафтяными цветами» моды довольствовался Бенедиктов,[36] а на моей памяти очень многие стихотворцы и беллетристы. Достаточно назвать романиста Арцыбашева,[37] ныне совершенно забытого. А ведь у него была, хоть и недолгая, но гораздо более шумная слава, чем, скажем, у Чехова, слава которого росла медленно, но доросла до славы одного из виднейших в мире писателей и продолжает расти с каждым годом.
Дешевое тщеславие, желание всем нравиться приводит подчас к самым неожиданным последствиям. Надо трезво разбираться в том, кто именно и что у вас ценит, и не уподобляться той анекдотической солдатской невесте, которую «вся рота хвалит».
Репутация такой невесты весьма сомнительна.
* * *
Многие из наших молодых поэтов слишком долго засиживаются в молодых.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});