Читать интересную книгу Край навылет - Томас Пинчон

Покамест не в отчаянии, она отправляется, меняя фокус и направление, по дюнам и вади глубокой чистоты, тонко тронутых минеральными оттенками, под скалами и гребнями, пустые пределы, на которых Омар Шариф продолжает не выезжать верхом из миража. Это должна быть всего-навсего очередная видеоигра для подростков-социопатов, вот только она не стрелялка, пока, во всяком случае, здесь нет никакого сюжета, никаких подробностей о пункте назначения, не почитаешь никакое руководство, нет чит-листа. Кому-нибудь достаются лишние жизни? Досталась ли кому-нибудь хоть эта?

Она медлит в тягостных мелизмах пустынного ветра. Допустим, тут все заточено под то, чтобы терять, не находить? Что она потеряла? Максин? Алло? Выразимся иначе, что она пытается потерять?

Виндуст, назад к Виндусту. С прутиком лозы через внеэкранную повседневность, не кликнула ли она в до-11-сентябревом прошлом как-то слишком точно на невидимый пиксел, что и привел ее к нему? Не сделал ли он того же и так оказался в ее жизни? Как кому-то из них реверсировать процесс?

Перескакивая с горизонтального на верхний обзор и обратно, она отыскивает способ варьировать промежуточный угол, чтобы, как археологу на рассвете, можно было увидеть этот пустынный ландшафт под очень плоским углом скоса, отчего она сумеет различить черты рельефа, иначе оставшиеся бы невидимыми. Тут оказываются благодатные источники ссылок, нужных ей, чтобы кликать дальше. Вскоре она оказывается в плавных монтажных переходах на ретрансляционные станции, в оазисы, очень редко навстречу попадается другой путник, оттуда, что лежит впереди, и сказать ему бывает очень мало чего, помимо загадочных намеков на какую-то ледяную реку без русла, на чьем дальнем берегу лежит город, выстроенный из редкого несокрушимого металла, серый и поблескивающий в самодостаточной своей таинственности, куда войти можно лишь после длительного обмена знаками и контрзнаками…

Впереди начинают выситься конструкции, в небе появляются птицы-падальщики. Время от времени, вдалеке, человеческие фигуры, в мантиях и капюшонах, недвижные, встрепанные ветром, выше, нежели предполагается в такой перспективе, стоят и наблюдают за Максин. Никаких попыток приблизиться или поздороваться. Впереди, за областью спекшейся грязи, что ныне высится вокруг, она ощущает присутствие. Небо меняется, прибавляет в насыщенности, гранича с Алисиным Голубым в МВГ[125], пейзаж приобретает причудливое сияние, движется на нее, набирает скорость, рвется ее объять.

Где тут в точности должна располагаться ее точка слета с катушек? Город, касба, чем бы оно ни было, проносится мимо, оставляя ее в ныне уже тьме третьего мира, освещенной лишь изолированными всплесками огня. Немного погодя, нащупывая путь в потемках, она попадает на нефть. Громадный фонтан, внезапный, сильный басами, черный на черном, с грохотом рвется вверх, из ниоткуда возникают изыскатели с генераторами и прожекторами, в чьем жестком сиянье верхушку столба даже не разглядеть. Мечта любого дикого нефтеразведчика, а для многих – смысл странствия. Максин офигевает, щелкает виртуальный снимок, но продолжает путь. Вскоре после выброс вспыхивает и остается видимым на много миль у нее за спиной.

Ночь, длительность которой нельзя выбрать в настройках. Ночная вахта, чья цель – превратить любого, кто в ней бродит, в слепого лозоходца по неведомому, считай, почти что потерявшегося в пустой стороне. Никогда не цепляй взглядом того, что можно увидеть.

На виртуальной заре Максин сталкивается не с кем иным, как Випом Упперосом – на гребне хребта пялится в пустыню. Она не уверена, что он ее узнал.

– Как Шэй и Бруно?

– По-моему, в Лос-Анджелесе. Я-то нет, я по-прежнему в Вегасе. Мы, похоже, больше не троица.

– Что случилось?

– Были в «МГМ-Гранде», я играл на автомате «Придурков», у меня как раз выпали три Лэрри, Мо и пирожок, поворачиваюсь радостью поделиться, а Шэй и Бруно нигде не видать. Забрал свой выигрыш, пошел искать везде, а их нет. Я всегда воображал, что вот они возьмут и сбегут, а я останусь в какой-нибудь неловкой ситуации на людях, прикованный к фонарному столбу или как-то. А тут я вот он, свободный, как любой нормальный гражданин, номер оплачен и кредита в казино в любом случае хватит еще на пару дней.

– Должно быть, не по себе.

– В тот момент меня по-прежнему слишком занимали только автоматы вообще-то. Когда понял, что детки больше не вернутся, я выиграл столько, что хватило подписать аренду двухкомнатной квартиры в Северном Лас-Вегасе. Остальное уже по инерции. – Ныне Вип – профессиональный игральный жокей, пока ему как-то удается опережать на долю процента, завсегдатай, известен всему городу, от ковровых заведений до круглосуточных магазов. Вместе с игроцкой жопой у него выработались соответствующие замашки. Обрел свое призвание.

– Нравится моя тачка? – махнув ниже по склону на «ситроен сахару», сделанную еще в шестидесятых, передний и задний двигатели, полный привод для пустынной местности, отрендерена с любовью к деталям, похожа на нормальную «2Си-Ви» за исключением запаски на капоте. – Их только 600 вообще произвели, реальную выиграл на парочке «рыболовных крючков», про которые никто не верил, что у меня есть. Сними на нее колоду, если хочешь, старшая карта. Если вдруг интересно, красота этого сайта, – оглядывая пустотный пустынный пейзаж, – в том, что это не Вегас. Никаких казино, честные ставки. Случайные числа тут строго легитимны.

– И мне так раньше говорили. Нынче – не очень уверена. А вот тебе лучше бы поосторожней – Вип? ты меня помнишь?

– Дорогуша, да я и последней сдачи не помню.

Максин находит ссылку, которая выводит ее в оазис, опоясывающий сад прямо из исламского рая, воды больше, чем вообще когда-либо протекало по всей той изломанной местности, из которой она пришла, пальмы, бассейны с барами в них же, вино и дым трубок, дыни и фиги, музыкальная дорожка упирает на хиджазовый лад. На сей раз вообще-то у нее подтвержденная засечка Омара Шарифа, в шатре, играет в бридж и сверкает своей убийственной улыбкой. И тут, безо всякого вступла:

– Привет, Максин. – Аватар Виндуста – версия его же, только моложе, пока-еще-не-растленный умник начального уровня, ярче, нежели заслуживает.

– Не ожидала тебя тут встретить, Ник.

Да ну? Не на это она разве надеялась? Что кто-нибудь, какая-нибудь всезнающая кибер-ента, кому всегда принадлежала ее онлайновая история, станет вести журнал всех ее кликов, всех движений курсора? Зная, чего она хочет, не успеет она захотеть?

– Ты нормально в О.К. вернулся? – Что, если звучит слишком уж как «где мои денежки», фигово.

– Не до конца. Теперь установлены запретные зоны. Вокруг моего дома, моей семьи. Я мало сплю. Похоже, меня спустили с крючка. Наконец-то спустили. Все потемнело, особенно в моей адресной книжке, даже те, кто без имен, одни номера.

– Ты теперь где, типа физически?

– В какой-то точке беспроводного доступа. «Старбакс», я думаю.

Он думает. Тут ей приходится неожиданно выдохнуть. Это чуть ли не первое им сказанное, чему она реально верит. Он, блядь, больше не знает, где он. Ее пробивает каким-то прозрачным лучом чувства, и она определит его лишь позже. Вот как давно в последний раз она ощущала жалость.

Внезапно она не уверена, кто сделал первый шаг, они снова посреди пустыни, перемещаются с большой скоростью, не вполне летят, потому что это бы значило, что она спит и видит сон, под месяцем, что светит ярче ему положенного, мимо выветренных скальных выступов, от которых Виндуст имеет склонность неожиданно увертываться и под чье прикрытие так же неистово нырять, как-то умудряясь тащить ее за собой.

– В нас кто-то стреляет?

– Пока нет, но следует допускать, что нас кто-то выслеживает, что бы мы ни делали, держит в оперативке. Решат, что видят закономерность наших поисков укрытия. Тогда мы застанем их врасплох и прятаться не станем…

– «Мы»? мне как бы нравится и за скалами прятаться. Это те же, кто в нас тогда стрелял из «АК»?

– Вот не надо со мной сентиментальничать.

– Отчего же? Мы такими б и могли быть. Любовниками в бегах.

– Ох, вот так заява. Твои дети, твой дом, твоя семья, твои бизнес и репутация – в обмен на дешевую обреченность для всех, кого не можешь спасти. Меня устраивает. – Аватар вперяется в нее, твердо, без угрызений, сплошь весь нарочитая показуха, это да, но кем бы «они» ни были, ей нужно верить, что они гораздо хуже всего, чем Виндуст потом стал, на них работая. Они отыскали его беззаботный дар мальчишеской жестокости и развили его, развернули и использовали, крохотными приращениями, пока однажды он не стал профессиональным садистом с работой серии ОН-1800[126] и без всяких сожалений. Ничто не могло его затронуть, и он думал, что будет так себе и дальше, во глубину своего пенсионного возраста. Чурбан. Мудло.

Она в ярости, она беспомощна.