Читать интересную книгу Магнатъ - Алексей Кулаков

– Сергей Николаевич?..

– Кхм. Я бы хотел узнать… Как обстоят дела с вашим пари.

С явным удивлением поглядев на графа, отставной ротмистр чистосердечно признался:

– Благодарю, оно окончилось вполне благополучно.

– То есть вы?.. Кхм. Не будет ли наглостью с моей стороны узнать, во что обошелся вашему приятелю его проигрыш?

– Пустяки, триста тысяч.

Услышав за спиной сдавленный кашель, секундант – «преображенец» натянул на лицо маску деловитой невозмутимости и только после этого развернулся, узрев изрядно удивленного (если не сказать больше!..) темой беседы поручика Шиллинга.

– Пора!

К дуэльному распорядителю генерал–майору Пенскому отставной ротмистр и вполне себе находящийся на действительной службе штабс–капитан подошли одновременно – и если первый был преисполнен всего лишь терпеливого ожидания, то второй отличался едва заметной бледностью, вдобавок был предельно серьезен и убийственно хмур.

– Господа. Я в последний раз предлагаю вам примириться.

Выждав приличествующую паузу, командир Семеновского лейб–гвардии полка негромко скомандовал:

– К оружию!

Первым неприятным сюрпризом для Навроцкого стала шашка в руках противника – с позолоченной рукояткой, анненской «клюквой» и георгиевским темляком. Золотое оружие, награда истинных храбрецов! Второй же неприятный сюрприз заключался в том, как именно его обидчик выполнил короткую разминку. Слишком уж привычно–выверенными были все его движения…

– Господа. Позвольте напомнить вам еще раз: парирование и отвод ударов свободной рукой недопустимы, и если только подобное произойдет, секунданты тотчас привяжут ее к поясу. Так же, в том вполне вероятном случае, если чей–либо клинок придет в негодность, другому дуэлянту полагается немедля прекратить поединок и отойти три шага назад – до замены противником своего оружия. Нарушителю сего правила – смерть.

Вновь сделав паузу, достаточную, чтобы дуэлянты в полной мере прониклись сказанным, генерал рявкнул отменно поставленным командирским голосом:

– Изготовиться к поединку! Бой!

Сшихх. Сших–сшии!..

Несколько пробных ударов окончательно подтвердили все догадки преображенца – его противник был далеко не новичком в искусстве фехтования на длинных клинках. Причем (и это было хуже всего!) стиль князя был явно далек от классического.

– Х–ха!

Сших–сшии–клац!..

Где–то с минуту секунданты наблюдали, как штабс–капитан пытается попасть по верткому и на диво гибкому гражданскому штафирке, явственно начиная злиться от постоянных неудач. И наблюдали бы и дальше, но на выходе из очередного уклонения князь ударил сам – не по чужому клинку, а по руке, что его держала…

– А!..

С предвкушающим шипением рассекаемого воздуха стальной змей слегка зацепил–укусил выставленную вперед ногу, а затем, на мгновение буквально размазавшись от скорости, легко и невесомо коснулся беззащитной шеи. Долгие мгновения полного молчания, нарушенные вырывавшимся из узкой щели клокочущим сипением и фонтанчиками крови – а затем обмякшее тело упало навзничь, еще не веря в свою скорую смерть.

– Грлк!..

Слегка позеленевший поручик Волжин резко отвернулся, граф Татищев едва заметно сглотнул, а встрепенувшийся доктор бросился к побежденному.

– Дуэль окончена!

Многоопытный генерал, успевший повидать за свою жизнь и не такое (особенно во время последней русско–турецкой войны) на судорожные конвульсии быстро затухающей агонии смотрел совершенно спокойно. Да и вообще, чувствовал некое удовлетворение – его симпатии были целиком и полностью на стороне отставного ротмистра с мягкой полуулыбкой на губах и окровавленным Золотым оружием чуть на отлете. А вот преображенец и измайловец, побледневшие от вида и запаха крови так, словно они были и не офицерами русской гвардии, а какими–то изнеженными девицами–институтками, вызвали в нем лишь глухое раздражение. Все же прав был его доверитель – обмельчала гвардейская порода, как есть обмельчала!..

– Доктор, что там?..

Отойдя в сторону от умирающего, князь резко крутнул шашкой, стряхивая на смятую траву тягучие капли густого багрянца. Затем прошелся по клинку извлеченным из–за голенища платком и внимательно осмотрел сталь на предмет возможных царапин и зазубрин.

– Князь, мои поздравления.

Светловолосый аристократ с учтивой признательностью склонил голову, возвращая наградное оружие в теснины ножен.

– Благодарю.

Проследив, как отставной ротмистр возвращает на свои плечи скинутый перед поединком мундир, Пенский перевел взгляд на служителя Асклепия – дабы увидеть, как тот встал и медленно перекрестился.

– Господа секунданты, прошу подойти ко мне, нас ждут печальные формальности.

Сорок минут спустя, когда к рощице подкатил экипаж с командиром лейб–гвардии Измайловского полка, все уже было окончено. Тело штабс–капитана Навруцкого перенесли в один из экипажей и накрыли плотной накидкой, вернувшие себе прежнее самообладание секунданты согласовали и подписали дуэльный протокол, и даже доктор успел отмыть–оттереть свои основательно испачканные руки. Собственно, о случившемся напоминало лишь бурое пятно с весьма характерным запахом и небольшой пятачок изрядно потоптанного разнотравья. Но чтобы увидеть эти свидетельства, надо было четко знать, куда смотреть. Вернее, не так: для начала, требовалось отойти от рощицы примерно на сотню шагов, а вот потом уже и оглядываться…

– Добрый день, Владимир Васильевич.

Генерал–майор Евреинов, принявший на себя обязательства дуэльного распорядителя второго поединка, с интересом поглядел на князя Агренева, коий прилег недалеко от них в теньке на клетчатый плед. И не просто прилег, а внимательно и с явным интересом читал свежую утреннюю газету, время от времени отпивая из небольшой походной кружечки свежезаваренный чай. Словно бы приехал не на дуэль, а на небольшой загородный пикничок в приятной компании… Газета – ладно, но как он умудрился раздобыть горячий чай?!!

– Добрый, Александр Александрович.

– Могу я узнать, как все произошло?

Немного помолчав, командир лейб–гвардии Семеновского полка лаконично обрисовал коллеге по нелегкому секундантскому ремеслу недавний поединок:

– Наш доверитель уложился в минуту и пятнадцать секунд. Вначале прошел его удар в запястье оружной руки, затем по правому колену, и в завершении – шея.

Сняв фуражку, генерал–майор Евреинов благочестиво перекрестился:

– Царство небесное штаб–ротмистру, и вечный покой.

Вернул фуражку и деловито осведомился:

– Ранен ли князь?

– Нисколько. Собственно, он даже и запыхаться не успел.

– Прекрасно!

Понизив голос до интимного шепота, комполка с нотками раскаяния признался, что заключил небольшое пари на результат первой дуэли. Ничего серьезного, да и выигрыш принесет скорее моральное удовлетворение, нежели материальный результат – но все же, все же…

– Добрый день, ваше превосходительство!

На сияние генеральских регалий подтянулись и секунданты–преображенцы, затем штабс–капитан Кашерининов и поручик Шиллинг почти одновременно щелкнули крышечками своих часов.

– М–да.

Покосившись на мирного сестрорецкого фабриканта, приступившего к чтению последнего разворота «Аргументов и фактов», граф Татищев с явным трудом удержался от соответствующего комментария. Вместо этого он глянул на дорогу, по которой вот–вот должны были прибыть его доверители, и поинтересовался вслух – обращаясь ко всем, и ни к кому определенному разом:

– А мне вот интересно, господа. Откуда это взялись такие необычные условия второй дуэли?..

Его надежды полностью оправдались, вот только ответили ему не генералы, а скромный поручик измайловского полка:

– Из Нового Света. Там оскорбленный и его обидчик берут по винчестеру, небольшой запас патронов, и заходят в лес – ну а там уж как Господь рассудит.

– Вот как? И от кого же вы подобную… Подобное услышали, Николай Николаевич?

Пропустив мимо ушей отчетливый намек на слово «чушь», Шиллинг едва заметно улыбнулся:

– От Его императорского высочества Михаила Александровича. Да и служители «Колизеума» об этом как–то упоминали. Мельком.

Все помолчали, признавая авторитет таких источников (вернее источника, родившегося в августейшей семье), а затем Татищев вновь продолжил коротать время за небольшой беседой:

– Занятные обычаи в этой Америке, вы не находите? Вот, к слову…

– Господа.

Шестеро секундантов расступились перед князем Агреневым, умудрившимся подобраться к офицерам практически вплотную. Пара травинок на рукаве, в руках свернутая вдвое газета, и выражение лица, более подходящее для какого–нибудь бала или приема – потому что в нем проглядывала явная скука.