– Нет, сударыня, как можно… – в глазах Касьяна появилось что-то вроде испуга. – Барин не велел мне никому отдавать письмо, а только чтобы я самолично отвез его на почту. Воля ваша, но не могу вам отдать, я ведь своему барину служу, а он человек строгий.
– Ну, ладно, езжай с нами, раз уж иначе нельзя, – махнула рукой Софья.
Скоро пролетка уже резво катила по дороге, среди широких полей, зеленеющих рощ и живописных холмов. Яркое майское солнце, ароматы цветущих трав, легкий ветерок, птичьи трели – все, казалось бы, способствовало веселому настроению, но Софья сидела молча, задумавшись и глядя в одну точку. Слуги переговаривались между собой, обсуждая то сельские хаты, то придорожную корчму, то стадо коров, то какую-нибудь кривую крестьянскую телегу, а Софья будто их не слышала и не замечала – так, что скоро и они приумолкли, решив, что барышня сердится, и лишь иногда Пахом принимался насвистывать, подражая пению птиц.
Но, когда въехали в город, Софья встрепенулась, словно готовясь к чему-то важному. Сейчас, совсем скоро, она явится со своей исповедью к отцу Николаю и попросит у него совета… И хотя девушка понимала, что этот совет вряд ли уже сможет изменить ей жизнь, все же какая-то надежда, сопряженная с тревогой, заставляла учащенно биться ее сердце.
На одной из центральных улиц Софья узнала дом полковника Ковалевского, где когда-то был представительный губернский бал, начавшийся для нее успешно, но закончившийся весьма неприятно из-за наглости ротмистра Заборского, которому она дала пощечину. Кажется, с той пощечины все и началось, потому что самонадеянный офицер посчитал себя оскорбленным и решил во что бы то ни стало отомстить. И, наверное, сама судьба подстроила так, чтоб орудием мести оказался Призванов…
Задумавшись, девушка даже вздрогнула, когда ее окликнули по имени. На парадном крыльце дома стояли двое: нарядно одетая молодая дама и мужчина в гусарском мундире. Заслонившись рукой от ярких лучей, Софья уже через секунду узнала Надежду – племянницу Ковалевских, и Валериана Ружича, ее жениха. Помня, как приветливо, без всякой спеси, отнеслась к ней Надежда на том знаменательном балу, Софья не могла не обрадоваться внезапной встрече. Велев Пахому остановиться и ожидать ее на улице, она спрыгнула с экипажа и устремилась навстречу давней знакомой. Обнявшись с Надеждой и протянув руку Валериану, Софья дрогнувшим от волнения голосом сказала:
– Кажется, целая вечность прошла с тех пор, как мы виделись.
– Так оно и есть, – вздохнула Надежда. – Столько всего случилось… А мы не ожидали, что ты объявишься здесь, в Харькове.
– Я вчера приехала в Старые Липы.
– Кто же ими теперь владеет, после смерти Домны Гавриловны? – спросила Надежда и тут же встрепенулась: – Но что это мы на улице разговариваем? Пойдемте в дом! Тетушка с дядюшкой сейчас в отъезде, и я тут полная хозяйка!
И, не слушая возражений Софьи, она потянула ее в дом. Едва присев на диван в малой гостиной, Надежда засыпала Софью вопросами, не дожидаясь при этом ответов. Улучив паузу в ее скороговорке, Софья и сама поспешила спросить:
– А что нового в Харькове? Как поживает местное общество, офицерство? Все ли вернулись с войны?
– Слава Богу, мой Валериан вернулся жив и здоров, да еще и повышен в чине: он теперь майор, – сказала Надежда, с нежностью взглянув на молодого человека. – А остальные…
Тут в разговор вступил Ружич:
– Да, много потерь в наших полках. А среди харьковских знакомых… Поручик Якимов погиб, Цинбалов потерял руку, у Лагунина тяжелая контузия. Заборский получил смертельную рану от взрыва ядра в первом же сражении.
– Кажется, Заборский был твоим врагом, Софи? – осторожно заметила Надежда.
– Может быть. Но я давно его простила. Светлая память всем погибшим воинам…
Женщины опустили глаза и перекрестились. Софья ожидала, что Ружич заговорит о Призванове, но он молчал, и тогда она сама обратилась к нему с вопросом, стараясь приблизиться к интересующей ее теме:
– Скажите, Валериан, могла ли я вас видеть в Вильно? Однажды мне показалось, что вы мелькнули там во главе гусарского отряда.
– Да, я проезжал через Вильно, направляясь за границу. Мне ведь пришлось повоевать и под Данцигом, и под Дрезденом, и под Лейпцигом. Там была настоящая мясорубка, но благодаря Богу и молитвам любимой женщины я остался жив. – Он взял Надежду за руку.
– Нам с Валерианом порою даже неловко, что мы живы, здоровы, недавно счастливо обвенчались, в то время как столько людей погибло, покалечено… – Надежда вздохнула и прижалась щекой к плечу мужа.
– Вы заслужили свое счастье, – сказала Софья.
– А как сложилась ваша жизнь, Софи? – спросил Ружич.
Она рассказала о гибели Павла и его неожиданном завещании.
– Значит, Старые Липы теперь принадлежат тебе? – уточнила Надежда. – И ты не уедешь отсюда в Москву? Мы были бы рады иметь такую соседку.
– И я рада быть вашей соседкой, Надин.
– А не вышла ли ты за это время замуж? – осведомилась молодая дама.
– Нет, но скоро обручусь.
– С Горецким? – одновременно спросили супруги и переглянулись между собой.
– Нет, Юрий женился на другой девушке, но меня это не слишком опечалило. А обручиться я собираюсь с молодым петербургским дворянином Евграфом Щегловитовым. – Софья почему-то постеснялась сообщить, что Щегловитов – вдовец и его женой была ее сводная сестра.
– И ты его любишь? – живо поинтересовалась Надежда.
Вопрос застал Софью врасплох, и она лишь пожала плечами.
– Как странно… – пробормотал Ружич. – А я, признаться, думал, что вы можете сойтись с Призвановым. Когда я встретил его в Германии, он говорил мне о вас. Говорил, что серьезно влюблен и надеется победить в вашем сердце Горецкого. Да, я знаю, что между вами вышла какая-то некрасивая история, но Даниил с тех пор переменился. Это раньше он был донжуаном и повесой, но потом… Он признался мне, что рядом с вами жаждет сменить свою гусарскую свободу на узы брака. И никакая дворянская гордость его уже не останавливала.
Софье сделалось больно от этих слов, и она с трудом выдавила из себя:
– Зачем сейчас об этом говорить? Ведь он погиб…
– Кто погиб? Где, когда?! – воскликнул Ружич.
– Ну как же? Даниил Призванов погиб под Лейпцигом.
– О боже мой, а я уж испугался! – Ружич с улыбкой покачал головой. – Нет, он выжил, хотя был тяжело ранен. Под Лейпцигом была страшная битва, и многих раненых и пропавших без вести посчитали погибшими. Однако Даниила удалось спасти, над ним искусный лекарь колдовал, которого до этого Призванов спас во время обстрела. Да, лечение было долгим, но теперь Даниил жив, здоров, увешан крестами и повышен в звании. Он начинал войну ротмистром, а закончил ее полковником. К тому же его отец, граф Артемий, узнав о храбрости Даниила и разочаровавшись в своем другом сыне, оставил Даниилу состояние и родовое имение под Курском, а Захару – лишь разоренную смоленскую деревню, хотя, по-моему, этот лживый трус и того не заслужил. Потом старик умер, так что Даниил теперь сам себе хозяин, никто ему не указ. Хотя я уверен, что он бы в любом случае не подчинился бы ничьим запретам и женился бы на вас, если бы вы, конечно, были согласны. Еще я уверен, что он вас ищет, Софи. Наверняка уже побывал и в Вильно, и в Москве, а потом, может, и сюда приедет.