Запихнула всех назад в машину и словно помешанная поехала к дому Дэна. А потом увидела его идиотский список, и это было как стрела в сердце. «Что… ты думала, я делаю это, потому что вы мне нравитесь? Не совсем так!»
Продолжая прокручивать эту сцену в памяти, Зои крепче обняла Би, и тут дошла до самого ужасного момента из всех, когда он начал обвинять Патрика в связи с какой-то женщиной. Неужели он намеренно пытался причинить ей боль? Должно быть, он ошибся, попался на удочку мошенницы. Точно, так и есть!
Стоп. Что-то пришло ей в голову. «Лидия», — сказал он.
Где она слышала это имя раньше?
В этот момент Би высвободилась из ее объятий.
— Слишком жарко, мамочка.
— Прости.
Она даже не осознавала, как крепко сжала бедняжку.
Би пристально посмотрела на нее. Лицо Зои грело ее шумное теплое дыхание.
— Если бы папа был здесь, я знаю, что бы он сказал: «Ну же, вы двое, хватит хандрить».
Зои сглотнула, потому что интонация дочери была так похожа на интонацию Патрика, как будто он был с ними в комнате, вызванный воображением маленькой девочки.
— Ты абсолютно права, — сказала она, пытаясь взять себя в руки. Хватит хандрить. Да, именно так сказал бы Патрик — и был бы прав. Это последний день школьных каникул. Она постарается как можно надежнее отгородиться от ужасного разговора с Дэном и напустит на себя храбрый вид. Она может это сделать. Черт возьми, у нее уже солидный опыт в таких делах.
Зои села и обняла дочь, пытаясь подавить печаль.
— Спасибо, Би, — сказала она. — Это было как раз то, что мне нужно было услышать. Больше никакой хандры.
Она с трудом сглотнула, откинула влажные волосы с глаз и расправила плечи. Но когда они с Би вместе спустились вниз в поисках чего-нибудь веселого, слова Дэна продолжали коварно всплывать в памяти. «Она сказала мне, что у них с Патриком была интрижка. У нее дочь от него». Это не может быть правдой, не так ли? Этого просто не может быть!
Тем не менее Зои не могла не напрягать память, пытаясь вспомнить, где она недавно встречала кого-то по имени Лидия. Потому что, как только она вспомнит, эту женщину — эту лгунью! — останется только пожалеть.
Глава двадцать девятая
«Привет, еще раз приношу свои извинения. Честно говоря, это произошло из-за желания быть хорошим деверем и дядей, вот и все. Мне жаль. Я рад продолжить заниматься бизнесом до тех пор, пока не вернусь на работу, но оставлю все документы и прочее, если ты хочешь, чтобы я перестал это делать. Дэн».
Еще один день, еще одно сообщение с извинениями. Охваченный чувством вины за то, что все испортил, Дэн звонил Зои в понедельник вечером, но она не ответила, и он не осмелился настаивать. Ненавидела ли она его? Определенно, это так и выглядело, когда она выбежала из его дома. Последнее, что он хотел — это причинить ей боль, но именно это он и сделал. Очень плохо. Опять.
По закону подлости, в то утро прибыла посылка, в ней лежал костюм супергероя, который он заказал для вечеринки Гейба на следующие выходные: Тор, любимец Гейба. К костюму прилагалась красная развевающаяся накидка, мягкие литые доспехи в шести упаковках, светлый парик и пластиковый молот. Как иронично. Не в силах видеть все это, он засунул костюм назад в коробку. Был ли он еще желанным гостем на вечеринке?
В магазине взгляд Лидии привлекла проходившая мимо витрины женщина с длинными каштановыми волосами, как у ее мамы, и она сразу же вернулась в одно из своих любимых воспоминаний. Ей, должно быть, было около двенадцати, когда она впервые села за мамину швейную машинку и открыла для себя радость изготовления чехлов для подушек и простой сумки-шоппер, а затем однажды Элеонора взяла ее с собой на Голдхок-роуд, и они вдвоем прошлись по множеству тамошних магазинов с тканями.
Элеонора Фокс была фантастической рукодельницей, шила одежду для всей семьи, даже собственное свадебное платье. Все свое детство Лидия засыпала под низкое гудение швейной машинки. «Думаю, ты готова начать использовать выкройки для пошива одежды», — взволнованно сказала Элеонора, когда они вошли в первый магазин, и сердце Лидии подпрыгнуло, когда она увидела выложенные рядами свертки и рулоны разных тканей, так много оттенков и узоров. Мама сжала руку Лидии, разделяя волнение дочери. «Давай себя побалуем».
Она до сих пор помнила выкройку для шитья, которую выбрала в тот день, — вероятно, она все еще хранилась где-то в коробке с рукоделием. Простое платье с круглым вырезом и высокой талией. «О, здорово, — одобрительно сказала мама. — Итак, какую ткань ты бы хотела?»
Готовое платье, по общему признанию, не получило бы никаких призов — оно страдало от несколько своенравных, неуклюжих швов, а молния сзади никак не садилась ровно, — но оно стало началом серьезного любовного романа между Лидией и швейной иглой. С годами это стало ритуалом: они с Элеонорой вместе ехали на автобусе на Голдхок-роуд, чтобы выбрать новый узор, ткань, пуговицы и нитки. «Когда подрастешь — может быть, когда тебе исполнится восемнадцать, — я отвезу тебя в мой любимый швейный магазин в Сиднее, — однажды сказала мама за чашкой горячего шоколада в кафе рядом с автобусной остановкой, после того, как они сделали покупки. — Тебе бы этого хотелось?» С тех пор вкус горячего шоколада у Лидии всегда ассоциировался с чистым счастьем. «Правда? Я бы с удовольствием», — ответила она.
Шитье оставалось каналом связи между матерью и дочерью все оставшееся время, которое они проводили вместе. Когда Лидии исполнилось пятнадцать, Элеонора купила ей собственную швейную машинку, и по вечерам они часто вдвоем занимали кухонный стол, чтобы вместе шить. Делали друг другу подарки на день рождения и Рождество — юбку, сумку, вышитые чехлы для подушек. «Я так завидую, — вздохнула мама, когда Лидия показала ей проспект Лондонского колледжа моды. — Эй, как думаешь, они позволят такой старухе, как я, тоже записаться? Или это будет нечто из ряда вон?» Когда мама заболела и потеряла волосы, Лидия шила легкие шифоновые шарфы, чтобы обернуть их