– Не говори под руку, – огрызнулась женщина, заканчивая сервировать широкий поднос, перекованный из медного щита. Они подхватили еду и понесли ее наверх.
Лестница была жутко неудобна. Ступеньки были разной высоты, некоторые предательски подавались под ногами, грозя проломиться. Перилам лучше было не доверяться. Старый дом уже давным-давно требовал основательного ремонта.
– Можно? – улыбнулась хозяйка, приоткрыв дверь. Не дожидаясь ответа, она прошла к столу, чуть не задев подолом пирамиду, составленную из кирас и мечей. Мужчины молча смотрели на ее виляющие бедра. «Вот стерва!» – подумал со злостью Горбун.
Женщина наклонилась так, что в разрезе платья стали видны ее дряблые бледные груди, подвинула горящую свечу на угол стола и принялась переставлять снедь с подноса на искромсанную ножами столешницу.
– Приятного аппетита, – сладким голоском пожелала она и, покачивая тазом, опять прошла в опасной близости от кучи доспехов и оружия.
– Идем! – прошипел Горбун, хватая жену за локоть.
– Эй, хозяин! – окликнул его блондинистый Медведь. У Горбуна екнуло сердце. Он остановился и медленно повернулся к чавкающим гостям.
– Да?
– Разбуди нас завтра с восходом солнца.
– Хорошо, господин, – сказал Горбун и плотно закрыл за собой дверь. Стукнул задвигаемый с той стороны засов. Горбун тихо постоял возле двери, прислушиваясь, но больше ничего не услышал и, разочарованный, пошел ругаться с супругой.
Жены на кухне не было. Не было ее и в кладовке, и в большой гостиной, и в их спальне. С огарком в руке он долго бродил по внезапно опустевшему затихшему дому, задумчиво почесывая щетинистый подбородок и заглядывая во все углы, за мебель, под столы и даже зачем-то в крысиные норы. Наконец ему надоело играть в прятки. Обеспокоенно крутя головой, он встал посреди комнаты, зло пробормотал:
– Куда запропастилась, дура?
И жена незамедлительно откликнулась:
– Эй, старый пень! Иди сюда.
– Где ты шлялась…
– Там еще один, – стоящая во входных дверях женщина показала за спину, на улицу. – Помоги затащить.
– Чего… – начал было Горбун, но женщина уже скрылась в вечернем сумраке, оставив дверь открытой. С улицы тянуло сквозняком, и у Сира тотчас разболелась спина.
Ругаясь вполголоса, чтоб не помешать постояльцам, Горбун вышел из дома. Над темными холмами проявлялись первые звезды, и растущая луна своей изъеденной нижней кромкой касалась линии горизонта. Горбун плюнул в ее сторону и испуганно шарахнулся – кто-то коснулся его руки.
– Это я, дурак. Помоги.
Жена волокла по земле что-то темное, бесформенное, похожее на картофельный мешок.
– Чего там у тебя? – Горбун нагнулся посмотреть. Мешок пошевелился и слабо застонал.
– К цыплятам заполз. Полумертвый, а пику свою не выпускает. Я уж отнять хотела – не дает. Ворчит что-то…
– Ну давай его на свет, что ли. Думаешь, он с этими?
Они втащили бесчувственного человека в дом, проволокли его на кухню и стали разглядывать при свете очага.
– Нет, он не из этих, – произнес наконец Горбун. Он расстегнул, расшнуровал потрепанную кожаную куртку, что была на к чужаке, залез во внутренний карман, долго там что-то щупал, затем вздохнул и резюмировал: – Оборванец какой-то. Ни единой монетки. Может, ну его? На улицу?
– Тебя надо на улицу! Придумает тоже!
– Ну, давай его в кладовку, что ли. Пусть отоспится, а завтра разберемся.
Человек вдруг приоткрыл глаза и хрипло спросил, с трудом шевеля растрескавшимися губами:
– Вы кто? Где я?
– Живой! – восхитился Горбун и ответил: – Я – Сир, а это моя жена Соба. Ты у нас дома.
– Пожалуйста… – Незваный гость закашлялся, словно зарыдал. С трудом подавил кашель. Приподнялся на локте. – Дайте мне поспать. Я не спал три дня…
– Ты Двуживущий? – спросил Горбун.
– Да, – слабым голосом ответил незнакомец. – Меня зовут Глеб.
– Ты слышала?! Двуживущий не спал три дня! – восхищенно сказал жене Горбун.
Они помогли подняться обессилевшему человеку и, подхватив его под руки, довели до кладовки. Опустившись на груду старого тряпья, незнакомец слабо улыбнулся и поблагодарил:
– Спасибо.
– Не спи пока, я тебе попить-поесть принесу. – Соба быстро сбегала на кухню и вернулась с бутылью молока и ломтем ржаного хлеба с сыром.
Глеб с трудом приподнялся, сел, спиной опершись на стену. Глотнул холодного до ломоты в зубах молока, нехотя прожевал маленький кусочек бутерброда, кивком поблагодарил женщину и, откинувшись на тряпки, мгновенно заснул.
Хозяин с хозяйкой некоторое время смотрели на него, затем переглянулись, встали и на цыпочках вышли из кладовки. В тот день они больше не ругались.
Когда прокукарекал первый петух, было еще темно. На востоке чуть розовели легкие перистые облака, было тихо и свежо. По ложбинкам меж холмов длинными полотнищами стелился молочный туман, постепенно истаивая и растворяясь в прозрачном чистом воздухе.
Горбун Сир вышел во двор, потянулся и длинно, со знанием дела выругался, восхищенный красотой утра. Его жена Соба кормила кур и гусей. Швыряла горстями сопревшее зерно, внимательно следила за тем, чтобы никто не остался обделенным. Ожидая дойки, в стойле мычала корова.
Горбун сел на ступеньки крыльца и стал ждать, когда взойдет солнце.
Мимо прошла Соба. Она словно ненароком пихнула ногой мужа и негромко буркнула:
– Расселся, старый хрыч.
Он промолчал. Он смотрел, как из-за холмов, высветляя небо, окрашивая траву в изумрудный цвет, разгоняя остатки тумана неторопливо поднимается оранжевый диск.
– Разбудить, когда взойдет солнце, – пробормотал он себе под нос. – Видно, не все они Двуживущие. Интересно, который из них?
– Чего ты там бубнишь? – Рядом появилась Соба. Она держала в руках деревянные ведра, видно, собиралась к роднику за водой.
– Ничего. – Он даже не посмотрел в сторону жены – пусть ей станет ясно, что некогда ему заниматься пустой болтовней, – встал и направился будить постояльцев.
Поднимаясь по лестнице. Горбун вдруг вспомнил про гостя, что должен сейчас спать в кладовке. Кто он? Связан ли с этой четверкой? Может, зря приютили они чужака? Не возникло бы каких неприятностей. Тем более что и денег-то у того нет. Оборванец, одно слово. От них, от оборванцев, ничего хорошего не жди. Все норовят стащить чего…
Он осторожно стукнул в дверь. Прислушался.
Тишина.
Занес уже было кулак, чтоб постучать еще, погромче, но дверь неожиданно распахнулась, и из комнаты выглянул жуткий человек со шрамами налицо. Красные рубцы на измятой подушкой щеке делали его еще более отталкивающим. Горбун аж вздрогнул. А уродливый постоялец молча кивнул и сразу захлопнул дверь, едва не прищемив хозяину нос.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});