И Песаху хорошо, но он видит то, что будет: душа Титы сольется с душой Ахава, как два листа теста, но душа ее будет еще соединена с насильником, который лишил ее девственности в тринадцать лет, взяв ее затем к себе в жены. Много соединившихся душ он видит, иногда до тридцати-сорока слияний одной души с другими. Иногда душа вырывается из подшивки, слетает вниз и входит в чью-то плоть, и затем присоединяет встреченные внизу души к тем – в раю. Иногда она не может слиться с душами внизу. Иногда умирает со страшным криком, от которого все слившиеся с ней души исчезают, стираются, и все времена смешиваются.
Иногда души не стираются. Лишь кажется, что они исчезли. Так один человек в Венгрии захотел стереть свою душу, поменял свое имя с еврейского – Шлайфер – на венгерское – Йораши. Сын его Матеуш, член венгерского парламента, вспоминает, как отец его на последних стадиях болезни Альцхаймера плакал и говорил «Я – еврей». «Это был единственный факт, который сохранился в разрушенном мозгу моего отца», – сказал Матеуш Йораши. Ну, что скажете на это? История была опубликована в журнале «Тайм».
До такой степени дерзки – эти души. К примеру, душа Деби. А что будет с душой Песаха, что сойдет на землю и войдет в какую-либо из девиц в синем купальнике на краю бассейна в Рамат-Авиве? Может, эта девица учится в средней школе и должна выиграть в лото, отметив номера-1, 2, 9, 13,15, 22? Если вы спросите ее или кого-либо из сидящих рядом с ней, что они знают о хазарах, они будут сбиты с толку и промямлят что-то насчет «Книги «Кузари» Иегуды Апеви», и больше не добавят ни слова. И даже если в друга ее или мужа вселилась душа Песаха, а в нее – душа Титы, они ничего об этом не знают. Ничего.
Многие вещи возникли, раскрылись и стали понятны при этом раскрытии. Необходимы «сыновья пламени» – искры. Нужно читать Священное Писание, чтобы бороться с бесом, и дойти до стиха «…Но человек рождается на страдание, как искры, чтоб устремляться вверх». Должны быть найдены такие искры, или есть такие искры, или, быть может, лишь «устремятся вверх».
Но душа Песаха не может это передать.
Тита сидит в трауре семь дней и не знает, что после этого делать. Поехать к родителям Песаха или к Ханану. Может быть, податься в Кипнисам или на хутор пчеловодов, где живет Дуди? А может стоит идти с Ахавом во все места, куда он собирается со своим войском?
Она советуется с ним, он советуется с ней. Ощущение успеха окрыляет его, и он подумывает плыть в страну Израиля со всем своим воинством слепцов, и привести оттуда молодого воина, лучшего стрелка из лука, живущего недалеко от Иерусалима. Да, так Ахав и сделает. Он привезет этого воина, у которого наконечники стрел необычные, состоящие из двух сортов кремней – кремня с Галилеи и кремня из Негева. Привезет он его в Итиль и разработает план войны против Самбатиона.
После окончания семи дней траура, которые Ахав просидел с Титой, он сказал: «Ладно, я иду в порт – искать корабль, который возьмет меня до Босфора и Константинополя. Оттуда доберусь до Сидона, до Акко или Яффо, короче до одного из морских портов в стране Израиля».
Тита взглянула на него светлыми глазами и откинула волосы со лба, и на миг Ахав ощутил, что не может никуда двинуться отсюда. Но он встал и пошел в порт.
Городок Азов расположен был на холме у небольшого залива. Симпатичные домики выстраивались по пути в тени множества деревьев. У берега были видны деревянные причалы, длинные мостовые, много складов, в которых сложены товары в мешках, в соломенных плетенках, сундуках и грудах свертков. В порту стояли восемь или девять больших красного цвета тяжелых кораблей, сновала уйма рыбачьих лодок и пассажирских суден на небольшие расстояния. Сбоку был военный причал, у которого замерли остроносые длинные судна викингов, на палубах которых расхаживали солдаты. Было ясное утро с чистым небом, и Ахав, насвистывая и подпрыгивая, в отличном расположении духа, шел к берегу.
Он дошел до края деревянного причала и стал всматриваться на юг, в морскую даль. Солнце немного слепило, но ветерок с моря смягчал жар. Не было волн, и синева моря соблазняла прыгнуть в воду.
Ахав никуда не торопился. Знал, что тотчас к нему кто-нибудь подойдет. Так и было.
«Что ты ищешь? Чего желаешь? – спрашивали его симпатичные физиономии, и мгновенно предлагали ему вещи не очень симпатичные.
Он был смущен и начал хохотать. Не поверите, гладкие щеки Ахава зарделись.
«Нет, нет, спасибо, – сказал он, – я хочу добраться морем до Константинополя вместе с девяноста болгарскими воинами-слепцами».
Мгновенно несколько симпатичных физиономий исчезло. Они бросились к одному из домов, постучали в дверь, что-то сказали вышедшему оттуда толстяку. Ахав не слышал их разговора, но не удивился выражению недоверия на лице и даже загорелой лысине приближающегося к нему толстяка.
«Ты хочешь отплыть в Византию вместе с этими твоими слепцами?» – спросил его толстяк. На нем были дорогие одежды, мягкие сапоги, усыпанные небольшими серебряными зеркальцами, серьги с жемчугами в ушах. На кончиках шнурков из золотых нитей, свисающих по сторонам бедер, покачивались золотые колокольчики.
«Да», – сказал Ахав.
«У тебя есть возможность за это заплатить, мальчик? – спросил толстяк. – Нужны для этого два корабля, не менее. Ты же не думаешь, что мы поплывем в обмен на песни твоих слепцов, хотя поют они великолепно».
Симпатичные физиономии вокруг поторопились подобострастно рассмеяться, что доставило удовольствие толстяку.
Ахав отстегнул от пояса небольшую стеклянную банку с отверчивающейся, не удивляйтесь, крышкой. Крышка была из твердой кожи. Он открыл банку и дал толстяку посмотреть в нее.
«А-а», – сказал толстяк, и взгляд его стал весьма уважительным. В банке была мазь густого синего цвета.
«Можно посмотреть?» – спросил толстяк.
«Пожалуйста, – сказал Ахав, – смотри». И дал ему в руки банку.
Толстяк осторожно погрузил палец в мазь, так, что капля прилипла к нему.
Он протер другой рукой ствол стоящего рядом с ними дерева и нанес эту каплю.
«Эй, – закричал Ахав, дир-балак, черт возьми!»
Но толстяк только проверил цвет, вернул банку Ахаву, сказав: «Неплохо».
«Неплохо?» – рассмеялся Ахав.
«Сколько есть у тебя?» – спросил толстяк.
«Сколько мне будет стоить?» – спросил Ахав.
Толстяк погрузился в расчеты, и затем сказал: «Десять баночек, и я довезу твоих слепцов до цепи».
«До Константинополя, да? И о какой цепи идет речь?»
«Нельзя войти в город с моря, – сказал толстяк, – там железная цепь преграждает пролив во всю его ширину. Но можно там сойти и перейти по другую сторону цепи, и затем уже поплыть на византийских суднах. Это уже недалеко и недорого. Если тебе нужны серебряные монеты для этого, я куплю у тебя еще одну баночку».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});