самого быстрого корабля.
На нетвердых ногах я прошел в свою самую уединенную комнату, где закрытые ставни не пропускали внутрь ненавистный свет. Меня трясло, как в лихорадке. Я стянул через голову зеленую шелковую тунику, в которой провел эту жуткую ночь, и отбросил ее в дальний угол. Надел теплую тогу. Снял с руки браслет с кусочком змеиной кожи и аккуратно положил его в шкатулку с украшениями. Больше мне не нужна его защита – я выжил.
* * *
Позже в то же утро ко мне по настоянию Бурра явились капитаны и офицеры преторианской гвардии. Преклонили колени и поздравили со спасением от подосланного матерью убийцы. Через какое-то время мне доложили, что люди устремились в храмы и благодарят богов за мое спасение. Но что Рим? Что сенат?
Мы с Сенекой составили письмо, которое должны были зачитать сенаторам. В письме говорилось о коварстве Августы и божественном спасении императора. Узнав, что покушение не удалось, она покончила с собой. Далее Сенека перечислил все совершенные ею преступления, причем приукрасил их до такой степени, что мать любому показалась бы страшнее демона. Она хотела стать соправительницей, хотела, чтобы ей присягнули преторианцы, сенат и граждане Рима. Когда же все ее усилия не привели к желанной цели и не помогли даже щедрые посулы, она всех возненавидела и подстроила убийства двенадцати благородных, ни в чем не повинных мужчин и женщин. Все скандалы и безумства, которые сопровождали правление Клавдия, были задуманы или спровоцированы именно ею.
– Мы должны выждать и посмотреть, как это воспримут, – предупредил Сенека.
Он был совершенно измотан и подавлен, но, что важно, ни словом не осудил мои действия и даже не намекнул, что я в чем-то был не прав.
* * *
Первый день подошел к концу, и меня снова поглотила ночь. Каждый час приносил новый кошмар: я видел ее корабль, слышал ее крики; кровавая гибель матери заполняла мое сознание. Все было как наяву. Ее последние слова звенели у меня в голове: «Бей сюда! В чрево, породившее Нерона!» История с астрологом правдива или это миф, выдуманный специально для меня?
Мучительное напряжение последних дней сменилось потоком новых эмоций. Это было в реальности? Все именно так и произошло? Матери больше нет, она превратилась в горсть пепла? Смерть матери не была для меня до конца реальной, потому что я ее не видел, а только слышал о ней от других. Но я бы и не смог стать свидетелем ее гибели, даже не знаю, что бы со мной сделалось, если бы я увидел ее мертвой. И одновременно с ее смертью что-то умерло и внутри меня. Наша крепкая темная связь оборвалась, и я остался один.
Я лежал без сна на своей кровати, и со стороны озера Лукрино от виллы матери до меня доносились жуткие вопли и визги. Фурии![46] Я соскочил с постели и выглянул в окно – ничего, один только мрак. Но они были там, преследовали меня, стремились замучить, наказать, свести с ума. Я чувствовал их незримое присутствие. А потом где-то в горах эхом отозвались и стихли звуки военных труб. Мертвые возопили. Ищут отмщения? Надо уезжать из этого проклятого места, долго я здесь не выдержу.
* * *
Я не знал, как меня встретит Рим, и поэтому переехал в Неаполь, до которого от Байи было всего несколько миль пути. Дорога шла мимо Лукрино, где останавливалась мать, и где-то там, рядом с домом, теперь покоился ее прах. Я намеренно отвернулся и, взяв себя в руки, пристально смотрел на сверкающие воды залива. Сразу за Лукрино лежало озеро Аверно с пещерой, которая служила входом в преисподнюю. Нет, мать не могла поджидать меня там! Может, на ближайшем берегу: она еще не успела спуститься в темное царство. А дальше за озером можно было разглядеть Кумы, где знаменитая сивилла делилась своими пророчествами, услышать которые я тогда хотел меньше всего. Покинув полуостров, мы поехали на восток, в Неаполь; миновали смрадные Флегрейские поля – обширное, покрытое серым пеплом пространство с выходящими на поверхность газами. Ландшафт был какой-то неземной и потусторонний, меня аж передернуло.
А вот Неаполь оказался очень даже земным, теплокровным и живым городом. Он принял меня в свои объятия с криками «Добро пожаловать!». Раньше такого со мной нигде не случалось. У меня было чувство, будто я вернулся домой, причем ничего не знал о нем раньше и парадоксальным образом знал его всегда. Впрочем, это неудивительно, ведь Неаполь основали греки, и он был своеобразным островом всего греческого в самом сердце Италии. Каждый его камень говорил со мной, каждый голос звучал идеально и произносил слова именно так, как их следовало произносить. Здесь почитали музыку и поэзию, а музыканты и поэты выступали не только на огороженной сцене, но и прямо на улицах. Наконец-то я на родине! Меня выбросило на незнакомый берег, а оказалось, что я вернулся домой.
Я с головой окунулся в чудеса Неаполя, но мысли о Риме не оставляли меня – я с нетерпением ждал вестей, какая мне уготована участь. Послать за Акте я не решался, потому как все еще пребывал в состоянии, которое вряд ли можно было назвать нормальным. Если я самому себе не мог объяснить, что произошло, то Акте объяснить все это было бы просто невозможно.
Странно, что Сенеку с Бурром и Аникетом я без труда посвятил в свою тайну, но они служили мне, и их судьбы зависели от моей. Они знали обо мне все наихудшее, но я не мог допустить, чтобы все это проведала Акте.
Третий Нерон. Она не должна была его узнать или даже просто увидеть. Он появился под воздействием материнского снадобья, а теперь подрос и вошел в силу. Может, после смерти матери он постепенно ослабеет и вовсе исчезнет, но до той поры я не мог позволить себе встретиться с Акте. Я не стал бы ей лгать и правду сказать не мог. Вот так и получилось, что она ждала от меня вестей, но время шло, а я все не находил в себе сил ей написать.
* * *
Рим сделал свой выбор – поверил в мою историю и ждал своего императора. Сенека мог сколько угодно стенать о низкопоклонстве столицы и был прав, но при этом было заметно, что он тоскует и хочет домой. И вот спустя пять месяцев после фестиваля Минервы я вернулся в Рим и был встречен, как одержавший великую победу генерал. У