Идти рядом тяжело, тесно, но у них получается. Вот и цель пути: низкий гранитный кубик, почти не обтёсанный, грубоватый и дикий. Таких камней полно в горах, но здесь, посреди скучного города, он такой один. На лицевой стороне, выравненной настолько, чтобы прикрепить фотографию и нанести три строчки, снег. Парень наклоняется и стряхивает белую помеху.
Имя. Фамилия. Годы жизни.
- Привет, - говорит он камню. - Это я.
Сил больше нет. Парень тяжело оседает на лавочку рядом с памятником, не заботясь, что плюхнулся прямо в снег. Ничего. Потом отряхнётся. Трость он ставит рядом, прислонив к лавке.
Он так и сидит молча. Потом девушка, которая стоит рядом, тоже не произнеся ни слова, начинает хрустеть заледеневшей газетой, снимает её с пары десятков тёмно-красных гвоздик. Отдаёт букет парню.
Снег вокруг всё гуще, всё сильнее. Настоящая метель. Вокруг всё скрывается в белой многослойной завесе, снежинки лезут в глаза, тают от дыхания, подлетев ближе, хрустко ложатся на лепестки цветов.
- Мы ещё приедем, - почему-то виновато говорит парень, по-прежнему обращаясь к гранитному кубу. - Потом. Позже. Не знаю, когда.
Он привстаёт, наклоняется, и начинает ронять гвоздики по одной на прямоугольник самой могилы, стоящий впритык к кубу. Цветы один за другим падают, в беспорядке, накрывая один зелёный стволик другим, алея в снегу как пятна крови.
Или краски.
Или...
Букет кончается. Сколько ни приноси цветов на кладбище, всегда будет мало, так уж получилось. Всё, что мы можем подарить ушедшим - память. А её символы жалки и нужны больше нам самим.
- У нас теперь другие имена и другой дом. Вечером самолёт до Москвы, потом в Стамбул, а дальше... - Парень запинается, ему не хватает дыхания. - А дальше посмотрим, Филипп. Земля круглая, а жизнь длинная. Все долги я отдал за двоих, с запасом.
А снег идёт и идёт. Над всей этой землёй, смешной и страшной, проклятой и любимой, он нередкий гость. Наверное, в этом и всё дело.