Тот, ожив после торопливого, но сытного угощения, уже поставил сапог на подножку кареты, когда Аврора схватила его за рукав.
— Даже не знаю, как вас благодарить! — С этими словами она чмокнула старика в щеку, заставив его зардеться от удовольствия. — Я в вечном долгу перед вами и перед Ее королевским высочеством. Обязательно передайте ей мои слова. Буду молить Бога, чтобы Он вас берег и чтобы все обошлось благополучно! Главное, чтобы путешествие было не слишком утомительным.
Она помогла ему забраться в карету, где он упал на подушки рядом с Ульрикой.
— Я и так уже утомлен, милое дитя. Я, знаете ли, вовсе не герой, но как же мне хочется провести молодого нахала Флеминга, этого мальчишку, в отсутствие государя возомнившего о себе невесть что! Это возвращает волю к жизни!
Дверцы захлопнулись, кучер осторожно выехал из сада и погнал лошадей к южным воротам города, чтобы потом описать полукруг и выехать на дорогу, ведущую в Вольфенбюттель и Брауншвейг, в другое княжество, куда саксонцы уже не могли дотянуться со своими кознями. Во всяком случае, карта подсказывала именно такой маневр. Дальнейший путь до Гамбурга не должен был представлять проблем.
Прошло уже четверть часа с тех пор, как карета скрылась из виду, а Аврора по-прежнему стояла на пороге: ей казалось, что она еще различает стук конских копыт и скрип колес... Она продрогла до костей, в душе ее поселился ужас, что теперь она не увидит своего ненаглядного сыночка очень долго, а то и вообще никогда... В горле застрял до отвращения знакомый горький ком — страх нескончаемой тревоги.
Амалия накинула ей на плечи толстый шерстяной платок.
— Не стой так, превратишься в сосульку!
— Мне кажется, что очень многие желают моей смерти.
— Думай, что говоришь! Надеюсь, на самом деле ты рассуждаешь иначе, а то я и многие преданные тебе люди сочтем себя оскорбленными. Теперь ты — мать прелестного малыша...
— ...которого у меня только что отняли!
— Исключительно для того, чтобы вернуть его тебе живым и здоровым! Или ты предпочла бы отдать его Флемингу? Тебе отлично известно, что в наших родовитых семьях мальчиков совсем недолго прячут под женскими юбками. Они должны с ранних лет приобщаться к мужскому ремеслу. К примеру, мои сыновья! Хорошо, если я вижу их хотя бы пару раз в год...
Пришла очередь Авроры обнимать и утешать сестру.
— Прости мне мой эгоизм. Это у меня с непривычки. Идем, пора готовиться к появлению захватчика.
Первой ее мыслью было изобразить все так, словно никакого ребенка в этом доме вообще не бывало, но, подумав, она пришла к другому решению и отдала соответствующие распоряжения слугам. Наступила ночь, сгустился туман, ударил мороз — и тут подкатила вторая карета в сопровождении четырех верховых. Взглянув на часы, Аврора поняла, что Флеминг сократил свое отставание от Бехлинга всего на пару часов и что беглецы к этому времени должны были добраться по крайней мере до Вольфенбюттеля, католического княжества, где уже можно было передохнуть. Она успокоилась и приготовилась уверенно сыграть отрепетированную роль.
Флеминг, властно ударивший в дверь кулаком, вырос на пороге гостевого зала в высоких сапогах и треуголке. По обеим сторонам от камина смирно сидели две женщины — безутешные, комкающие носовые платки. Они даже не повернулись при его появлении. Флеминг кашлянул, но внимания не добился.
— Фрау фон Кенигсмарк, фрау фон Левенгаупт! — гаркнул он.
Зычный окрик был равносилен оскорблению в этом вместилище вселенского горя. Только теперь обе дружно оглянулись. Аврора встала, но осталась стоять на месте.
— Герр канцлер? — молвила она так, словно не поверила своим глазам, потом быстро сорвалась с места. — Боже, вас ниспослал сам Всевышний! Скорее, умоляю! Быть может, вы их догоните!
— Но... Кого?!
— Тех, кто только что похитил моего ребенка и его кормилицу! За ними, во имя всего святого!
К ней присоединилась такая же безутешная Амалия.
— Вы не можете остаться глухи к отчаянию матери! — отчеканила она. — Тем более что злоумышленники действуют по приказу князя-курфюрста...
— Какой еще приказ? Не может быть!
— Вы смеете обвинять нас во лжи? Говорю вам, мы его видели! Разве иначе мы отдали бы малыша? Даже находясь в меньшинстве, мы бы не сдались без боя. До сих пор не можем поверить, что государь проявил такую жестокость в отношении женщины, которой клялся в безумной любви!
Флеминг замер посредине комнаты, превратившись в неподвижную статую.
— Кто это был? — выговорил он наконец.
— Откуда нам знать? — опять вступила в игру Аврора. — Какие-то люди в масках, не припомню, чтобы я раньше слышала их голоса... Трое, вооружены до зубов. Один навел на нас пистолет, другие двое стали обыскивать дом. Устроили страшный шум. Прямо как сейчас! — И она указала рукой на дверь, из-за которой доносились возмущенные крики.
Внезапно она словно стряхнула с себя сон и сухо продолжила:
— Вместо погони за похитителями вы стоите здесь столбом? А тем временем похитители... А что вам здесь, собственно, понадобилось, господин канцлер Саксонии?
Он вытащил из-под обшлага документ и развернул, демонстрируя красную печать.— Вам показали нечто похожее на это?
— Именно так! — И, не скрывая отвращения, Аврора добавила: — Сдается мне, вы здесь оказались по той же подлой причине — оторвать дитя от матери!
— Да... но ради его же блага! Его высочеству угодно, чтобы его побочный сын воспитывался в том месте и таким образом, как желает он, его отец. Наш господин хочет, чтобы ребенок не знал, кто его родители. Этого требуют государственные интересы. В Дрездене уже есть наследник престола. Всем слишком хорошо известно, что человек, в чьих жилах течет кровь Кенигсмарков, не остановится ни перед чем!
— Да, куда до нас Веттинам![13] — возмущенно бросила Аврора. — У нас с детьми не воюют. Не знаю, кто похитил моего сына, но вы и ваш государь под стать этим людям...
В комнату заглянул один из людей Флеминга.
— Ничего, герр канцлер! Только следы похищения...
— Ищите дальше, в саду, в хозяйственных постройках! Не удивлюсь, — добавил он с ледяной улыбкой, — если здесь перед нами ломают комедию...
Аврора с размаху отвесила государственному лицу полновесную пощечину, заставившую его прикусить язык. На щеке его выступила кровь — там красовалась царапина от перстня. Он провел по щеке рукой в перчатке, увидел свою кровь, вытер руку о спинку кресла, глядя прямо в глаза своей обидчице.
— Об этом поступке вы будете сожалеть до конца жизни, я об этом позабочусь.