Но именно такое мощное государственное присутствие в этом сложном полиэтническом регионе, где в прошлом были и, по сути, не прекращались кровавые взаимоистребительные столкновения, помогло снизить накал межродовой и межплеменной вражды. Кровавые распри, провоцировавшиеся, в том числе и набегами, были остановлены и практически прекращены под давлением нового государственного порядка, постепенно устанавливающегося на Кавказе. В связи с этим, даже взыскательная западноевропейская пресса после включения края в состав России стала писать о том, что империя впервые за многие века «принесла сюда успокоение», положив «начала мирному преуспеванию». Этот факт отмечал наместник его величества на Кавказе граф И. И. Воронцов-Дашков в телеграмме от 25 августа 1909 года императору Николаю II по случаю 50-летия покорения его северо-восточной части и падения последнего здесь оплота мюридизма.
Тем не менее, в этих оценках есть известная доля преувеличения. Полного замирения в крае тогда достигнуто не было. Время от времени, хотя и в намного меньших размерах, его еще не раз озаряло пламя межнациональных конфликтов. Однако численность реально присоединенного к России населения стала неуклонно возрастать.
Темпы этого естественного роста населения были существенно выше на рубеже веков, чем на предшествующих этапах. Во всех деталях просчитать эту тенденцию из-за пробелов статистики не представляется возможным, но наличие ее на основе имеющихся данных очевидно. Это указывает на благотворность и стабилизирующее значение российских государственных ограничений.
Рост народонаселения, как еще установлено достаточно авторитетной в начале XX века австрийской школой нациологии, является важнейшим показателем этнического развития. По подсчетам Ф. П. Тройно, только с 1868 по 1898 годы он превысил в северо-западной части 160 процентов, а в северо-восточной достиг 200 процентов. Этот рост был выше, чем в среднем по стране за тот же период, а по отдельным этническим группам увеличение численности произошло даже более чем в два раза. Местные народы после вхождения в состав России сохранили «сплошную территорию и традиционный экономический уклад».
Наличие преимуществ по сравнению с теми же западноевропейскими стандартами в подходах к управлению на российских окраинах находило в свое время признание за границей. В политике двух крупнейших империй на Востоке Отто фон Биссмарк, выдающийся политический деятель Германии, много сделавший для ее объединения во второй половине XIX века в период своего канцлерства, при сравнении установил следующие различия: «Англичане ведут себя в Азии менее цивилизованно, чем русские; они слишком презрительно относятся к коренному населению и держатся на расстоянии от него… Русские же, напротив, привлекают к себе народы, которые они включают в империю, знакомятся с их жизнью и сливаются с ними».
Посетивший же в 1914 году Кавказ английский путешественник отец Гарольд Бэксон, до этого неоднократно бывавший в колониях Британской империи, с восхищением отмечал: «… Русские сделали в Грузии за последнее столетие … дело огромного масштаба. Благодаря миру и порядку, которые они ввели в стране, население умножилось, культура развилась, выросли богатые города и селения. Русские чиновники никогда не проявляют в отношении туземцев той надменности и презрения, какие являются характерной чертой британских чиновников в наших колониях; русская природная доброта и радушие дают им возможность быть на совершенно равной ноге с грузинами, что не только не роняет, а наоборот, увеличивает престиж русской власти…».
Системная совмещенность российских государственных ограничений в военно-народном управлении с гарантиями невмешательства во внутренние дела горцев свидетельствует о том, что окончательная стабилизация достигалась при помощи не подавления, как принято думать, а политического компромисса.
На этапе «врастания» нового региона в Россию обеспечивалось официальное признание особых прав народов Кавказа независимо от предшествующих обстоятельств вхождения: добровольных или принудительных, правда, с дифференциацией на переходный период в доверии властей. Предполагалось, что большинство горцев со временем признают Россию своим Отечеством.
Представители русской власти после прекращения вооруженного противостояния организовывали во второй половине ХIХ века неоднократные выезды в нагорные общества, служившие опорой Шамиля в войне против России. Выезды осуществлялись, в том числе и в самые отдаленные районы, для разъяснения покоренному населению, что его «право земельной собственности», вызывавшее у горцев наибольшую обеспокоенность, а также «национальные и религиозные чувства», будут неукоснительно уважаться и соблюдаться.
Кроме того, бывшим сподвижникам Шамиля давались заверения, что после прекращения борьбы все»… независимо от национальности, являются верноподданными гражданами России». Именно гражданское приобщение, «слияние с другими подданными» и было конечной целью этого компромисса.
Подобная практика взаимоотношений с иноэтническими включениями в формировании российского общегражданского пространства прослеживается с ранних стадий и в ней можно даже усмотреть некую традиционность. Так, обладавший обширной территорией Великий Новгород предоставлял ее частям, как известно, значительную самостоятельность. Правившие здесь князья еще в XI веке «назначали на местные правительственные должности людей из местного же общества», сохраняя тем самым привычные для него административные учреждения и их национальный состав.
Проявления политического компромисса на территории, прилежащей к тогдашней России, встречались и в более широком, «евразийском, цивилизационном диапазоне». На его основе строились, в частности, взаимосвязи Северо-Восточной Руси с Золотой Ордой в XIII–XV веках. В Крымском ханстве, предоставившим убежище казакам-некрасовцам, им дана была полная свобода «в делах веры и внутренних распорядков». Их религиозные заведения (скиты, монастыри и т. д.), как и «вера отцов» в целом, находились у татар под защитой властей и считались неприкосновенной святыней.
Зависимость от ханских инстанций казаков-некрасовцев была также чисто внешней, в своей внутренней жизни они руководствовались сложившимися обычаями и установлениями, имея свое самоуправление на выборных началах.
Видимо Россия восприняла отчасти и эту особенность устройства империи Чингисхана, наследницей которой она стала с XVI века, приняв на себя миссию сохранения единства Евразии. Однако политический компромисс в пределах этой империи прежде всего обеспечивал государственную стабильность и максимальную собираемость налогов с подвластного населения, но не предусматривал привлечение подвластных окраинных народов к участию в военных акциях на стороне России.
В Крымском ханстве казаков-некрасовцев за предоставленные привилегии привлекали к набегам против сопредельных христианских народов, преимущественно самих же русских, из чего извлекались также немалые военные и материальные выгоды. В России политический компромисс с вошедшими в ее состав народами, в том числе и на Северном Кавказе, имел совершенно иную нацеленность: постепенное гражданское приобщение их к российской государственности, «слияние с другими подданными»
В итоге российские условия принял, хотя и не сразу, сам прославленный имам, вдохновитель газавата (священной войны) с иноверной православной державой. После сдачи Шамиля в плен 25 августа 1859 года российское правительство признало все его заслуги, «впечатления от которых», как было заявлено посланником русского командования, «никогда не померкнут». Это признание было сделано в самую, пожалуй, тяжелую минуту его жизни, в момент обдумывания рокового, как казалось сначала, решения о прекращении борьбы, когда Шамиль испытывал душевные муки и ожидал расправы, а получил неизменное предельно уважительное и даже сочувственное отношение к себе и членам своей семьи.
Руководивший операцией барон Врангель при встрече с имамом «ответил ласково на его поклон, сказав, что хотя до сих пор русские были его врагами… но теперь он найдет в них лучших своих друзей». Так же вежливо обошелся с ним и наместник, главнокомандующий князь А. И. Барятинский. На его слова сожаления о том, что имам не сдался раньше, Шамиль ответил: «…я не внял твоим советам, прости и не осуждай меня. Я простой уздень, тридцать лет дравшийся за религию… но теперь народы мои изменили мне… Поздравляю Вас с владычеством… над Дагестаном и от души желаю государю успеха в управлении горцами для блага их».
Все мюриды, перешедшие еще до этого финального акта… на русскую сторону, тут же «получали полное прощение» и с доверием принимались при желании на службу, а оставшиеся до конца непримиримыми были отпущены «на свободное жительство» в аулах с личным оружием, чтобы не унижать их достоинства, так же, как, впрочем, оставлено оно было и самому имаму, и с ним он предстал даже перед наместником, а впоследствии и перед российским монархом.