Саммервиллы тоже присоединились к их празднику, и сейчас сэр Джон сидел, задумчиво потягивая бренди и слушая старинные романсы, льющиеся из-под талантливых пальцев Дианы. Леди Саммервилл сидела на маленьком диванчике рядом со своей сестрой, и обе женщины, склонив друг к другу головы, увлеченно беседовали, время от времени бросая нежные взгляды на сидящую возле камина молодую пару. Братья Монсар, которые уже были изрядно навеселе, склонившись над сидящей за клавесином Дианой, подстрекали ее сыграть что-нибудь популярное, в то время как Майкл, переворачивая страницы нот, громко подпевал. Что бы ни готовило им будущее, но такого ужасного Рождества, как в прошлом году, когда с появлением лорда де Лейси одна беда сменяла другую, больше не будет. Эйлин сжала руку мужа и потерлась об нее щекой. Он стольким пожертвовал ради мира в своей семье, что она должна найти способ отблагодарить его за все.
Огонь в камине отсвечивал золотом на складках ее платья, а волосы, аккуратно перевязанные лентой, казались в тени почти красными. Дрейк, не удержавшись, провел пальцем по нежной тонкой шее Эйлин, дрожа от восхищения. Она была его законной женой, и он мог прилюдно позволить себе такую ласку. Маркиз слишком хорошо знал ее, чтобы поверить в то, что она когда-нибудь будет всецело принадлежать ему, но в то же время был твердо уверен, что связывающие их узы никому не под силу разорвать. И куда бы она ни исчезла, он сумеет отыскать ее везде.
Прозвучал первый припев «Добрый король Венцеслав», и Дрейк, наклонившись, прошептал жене на ухо:
– Спой мне что-нибудь, принцесса, но только не хулиганские частушки. Я хочу услышать твой голос.
В глазах Эйлин заплясали чертики, и она посмотрела на своего красивого мужа. Но серьезный взгляд Дрейка предостерег ее от озорного поступка. Пение для Эйлин было крайне непривычным занятием, поэтому она, прежде чем самой присоединиться к общему хору, подождала, пока Дрейк начнет петь.
С каждой минутой Эйлин становилась все более уверенной в своих силах, и голос ее звучал все громче и тверже. Маркиз сжал руку любимой в знак одобрения, наслаждаясь ее чистым и мелодичным пением. Вскоре она окончательно обрела уверенность, и все присутствующие услышали ее звонкий голосок. К концу песни у большинства от восхищения навернулись слезы на глазах. Немой беспризорный ребенок превратился в красивую молодую леди с ангельским голосом.
Когда по окончании праздничного вечера Дрейк отнес ее в кровать, на которой Эйлин спала последние несколько недель, он не покинул ее, как делал это прежде. Опустив Эйлин на простыню, Дрейк, вернувшись к двери, плотно закрыл ее, а затем принялся тушить одну за другой свечи.
Эйлин молча наблюдала, как ее муж сначала сбросил свой великолепный праздничный камзол, а затем принялся развязывать шейный платок. Это его дом, его постель, и Эйлин не смела запретить ему остаться в комнате, но в то же время она не могла пустить Дрейка к себе. Он, конечно же, знал, что еще слишком рано: она еще не оправилась после родов. Когда он снял рубашку и перед глазами Эйлин предстало его сильное мускулистое тело, она буквально задохнулась от волнения. Ей до смерти хотелось вновь оказаться в объятиях этих сильных рук, но сможет ли Дрейк удовлетвориться только этим?
Маркиз задул последнюю свечу и только затем сбросил с себя оставшуюся одежду. И в этот момент услышал шуршание платья, которое Эйлин принялась снимать с себя, и его сердце забилось громче. Невилл прекрасно понимал, что таким образом испытывает собственную силу воли, но ничего не мог с собой поделать: сегодня сочельник, и он хотел уснуть в своей постели рядом со своей женой.
Маркиз скользнул под покрывало и прижался к ее хрупкому телу, облаченному в шелковую ночную рубашку. Она так естественно расположилась в его объятиях, что Дрейк вдруг подумал: как мог он в последние месяцы жить без нее? Он поцеловал Эйлин в лоб и усилием воли заставил успокоиться свое голодное тело.
– Ты признаешь за мной право делить с тобой постель, даже если мы будем просто лежать рядом? – прошептал Дрейк.
– Я никогда не отказывала тебе в этом, – почувствовав огромное облегчение, произнесла Эйлин. После такого, замечательного вечера она ни в чем не смогла бы ему отказать. Благодаря Дрейку сегодня Эйлин наконец поверила, что попала в свой родной дом, и крепко уцепилась за эту надежду. Возможно, он все же полюбит ее.
Уткнувшись носом ей в волосы, пахнущие дикими цветами, Дрейк тихо засмеялся.
– Должен признать, что у меня не было причин жаловаться на тебя по этому поводу. Все-таки ты распутное создание, любовь моя.
Эйлин, поцеловав мужа в грудь, плотнее прижалась к нему и сонно проговорила:
– Если вы надеетесь, что я дам вам повод вернуться к своим лондонским шлюшкам, то вы сильно заблуждаетесь, милорд.
Дрейк рассмеялся, но, почувствовав мерное дыхание спящей жены, мгновенно затих. Ему не нужен был никто другой на свете, кроме Эйлин. Но к сожалению, оставаться здесь он не мог: под угрозой была жизнь его семьи. Враждебное отношение Эдмунда делало присутствие маркиза в собственном доме очень опасным. Пока он не найдет способ избавиться от своего непутевого кузена, Дрейк не может оставаться в Шерборне. Из Лондона пришли вести, что на этой неделе Эдмунда выпускают из Тауэра.
Глава 27
Рождество 1746 года
Эйлин проснулась оттого, что муж осыпал поцелуями ее нежную шею. За дверью слышался плач голодного младенца.
– Дрейк? – сонно пробормотала молодая мать, и в тот же момент сильная рука обхватила ее за талию и перевернула на другой, бок. Теплые губы Дрейка прижались к ее губам. От страстных поцелуев Эйлин проснулась окончательно и, отвечая на ласку, принялась нежно гладить мужа по спине. Резкий стук прервал их занятие.
– Боюсь, что тебе придется подождать, милорд. Сейчас потребности двух маленьких человечков у нас на первом месте, – со вздохом сказала Эйлин.
Не отрываясь от ее губ, Дрейк пробормотал что-то нечленораздельное, затем принялся ласкать через тонкую ткань рубашки сосок ее набухшей от молока груди. Наконец, приподнявшись на локте, он посмотрел на свою жену, лежащую под ним.
– Я так ревнив, что готов запереть тебя в четырех стенах, чтобы любоваться твоей красотой мог только я один. Но сейчас мне не остается ничего другого, как уступить право наслаждаться твоим обществом своему сыну. С Рождеством, любовь моя. – Он наклонился и поцеловал ее в щеку.
Эйлин обхватила его голову руками и, прежде чем отпустить, запечатлела на его губах долгий поцелуй. Затем разжала пальцы и села на постели. Дрейк невольно залюбовался ее темно-рыжими волосами, облегающими тонкий стан жены, и с великим трудом поборол искушение прикоснуться к длинным шелковистым прядям. Свесив ноги с кровати, он встал и пошел за одеждой.