Читать интересную книгу Мракан-сити - Евгений Павлов

Лакей улыбнулся:

— Сочту за честь — и отправился на кухню делать завтрак.

Время обряда погребения: восемнадцать тридцать…

Как и в случае с похоронами Кристен, на похороны Мэри Бэйл Вэйн явился только когда все ушли. Ему по нраву грустить в одиночестве, без стандартных высказываний богослужителя, без толпы из необязательных друзей и завистливых подруг.

Два рядом стоящих памятника — два родственника, которые не догадывались о родстве. Бормоча очередное раскаяние, Вэйн прижался лбом к памятнику Призрачной Тени.

«Теперь мне придется патрулировать одному, как и раньше. Забавно, не правда ли? Я привыкал к твоей компании, к напарничеству — и, как всегда, голову загружали тяжеловесные раздумья, — Когда привык, мне это понравилось, а теперь я вынужден отвыкнуть, чтобы не сломаться — их бесполезно прогонять, они все равно будет лезть до тех самых пор, пока не посчитают нужным уйти, — У нас были разногласия, достаточные для расставания. Но на их фоне худо-бедно зарождались отношения. Я могу долго дискутировать на тему высшего счастья и низменных инстинктов, пытаться сопоставить прекрасное с пошлым. Но что мне даст философия? Нет тебя — нет любви».

Спауна/Джона оторвал от памятника голос, неожиданный, но знакомый. Подошедшего святым не назовешь, но по причине происходящего хаоса на него сейчас тяжело было злиться.

— Москва с ее бессребрениками и трамвайной романтикой, тогда казавшаяся всем мрачной и до невыносимости скучной, ныне вспоминается раем, в который уже не вернуться… — внутри Борис грустил не меньше Джона, но по сравнению с богачом выглядел настоящим оптимистом, — Бары, кабаки, грязь, мелкие банды, состоящие, в основном, из всяких беспритульных маугли, претензионные нескромные шлюшки, втайне мечтающие стать балеринами московского балета… Абсолютно ненужные для счастья попытки подзаработать, жизнь по воровскому уставу… — он вздохнул, — Если вы меня спросите, мистер Вэйн, я отвечу, что да, я скучаю по временам, когда люди, несмотря на бытовые трудности, на проблемы того времени, оставались людьми. Они справлялись с этими самыми трудностями и проблемами…

— Если говорить о Соединенных Штатов, нужно принять, Великая Депрессия многих положила на лопатки, толком неготовых к проживанию в бетонных джунглях. А что до всего мира, то культ денег существовал еще тогда, спорить не буду, но он не имел такой власти над нами, как сейчас, и это касается почти всех государств. Той же России, из которой я, собственно, прибыл…

Джон повернулся к преступнику:

— Считаете, что остались…?

— ?

— Считаете, что сумели остаться человеком?

— Не мне себя судить.

— Что вы хотели?

Борис несколько раз обошел памятник, обтрогал каждый угол сооружения, предназначенного для увековечивания и долгой-долгой памяти.

— Хотел заключить сделку. Теперь правильный Макси мертв и, следовательно, уже не сможет указывать мне, не будет читать мораль, ведь мертвецы не говорят. Но этого… — Украинец склонился, — Этого мне как раз и будет не хватать…

— Устал всех терять, да? — Борис резко перешел на «ты», — Все устали, не только обеспеченные… — и сказал кое-что, чему Вэйн не удивился (так как за последнее время довольно много негодяев узнали его тайну), но и от чего не расстроился, — При нашей прошлой встрече ты оставил мне шрам на губе…

Мультимиллиардеру ничуть не было стыдно.

— Заслуженно…

— Не спорю. Но ведь я не раскрыл секрет, потому что Максу удалось убедить меня…

— Получается, вам лейтенант сказал обо мне?

— Получается…

«Сейчас самое подходящее время, чтобы узнать…

Что узнать? Конечно же, правду».

Вэйн покосился на стоящего, распрямил брови, но неодобрительный тон менять не стал.

— Мне нужно знать…

Борис поправил ворот пальто.

— Я к вашим услугам.

Богач сначала задал вопрос:

— Почему лейтенанта и эту девушку похоронили вместе?

А потом еще раз спросил, но уже про себя:

«И почему убили в одном и том же месте, в одно и то же время?»

— Думаю, мистер Вэйн, вас не сильно заботят причины… — наркоторгаш, право, не хотел обсуждать эту тему, — Если вы сейчас здесь мочите свой смокинг, не боитесь подхватить простуду, значит, вам так нужно. Не правда ли?

Вэйн согласился, опять же в мыслях:

«Вероятно».

Далёкий и тихий раскат мелькающей вдали грозы, покрытое облаками черное небо, и пока идёт дождь, на кладбище присутствует дух грусти, необходимый для прощения с Мэри Бэйл. Постояв еще десять минут рядом с могилами, случайные собеседники разошлись, кто куда: Борис/Украинец пошел к машине, Джон/Спаун — к поместью.

Резиденция Украины.

Джек просидел в комнате больше двадцати часов, и каждую минуту ждал, когда его мучитель-гестаповец Джерси зайдет к нему вновь и «шо-нибудь» предложит.

Смешливый рассуждал, но уже не про себя, а вслух! И каждое его рассуждение включало в себя как философию, так и бред. Хэлвану лучше всех удавалось совмещать противоположности: бред и философию, драму и комедию, смерть и веселье…

— Ой, как же это все относительно и сложно. Теория вещего Джека о терпении! Итак, что оно собой такого интересного представляет? Интересного, может, и ничё! Но знать надо, шо терпение — особый вид топлива, который регулярно поставляется, только в разных дозах и в строжайшей зависимости от прочих черт! — это была философия, дальше понесся бред, — Но это не значит, шо животные должны терпеть скотское отношение людей! Почему им не загрызть своих обидчиков? Зачем Гризли нужна жалость, если имеются когти и клыки?

— Вот, все дело в каноничности природы!

Джек тонул в пучине резонерства, отчего не услышал скрипа открывающихся ставень и торопливых шагов. Это зашли Джерси с прокурором. Первый дернул шута за руку.

— Будешь сидеть здесь без воды и еды, пока не одумаешься, понял?

Данная угроза никак не повлияла на Безумного. Наоборот. Она его чуть было не рассмешила до болей в желудке. Но свою неестественную веселость Джек посохранил на будущее, чтобы, образно говоря, «не тратить энергию даром».

— А когда одумаешься, когда согласишься взять на себя устранение Спауна, дашь знать…

— Ну, ты и идиот! — улыбка сползла с лица Безумного, на время, — Просто нет слов, чтобы описать, какой степени ерунду ты сейчас несешь! — Джек несвойственно для своего образа «смешливого-присмешливого злодея» посерьезнел, — Хоть обнюхай все словари мира!

— Что я сказал такого, что ты счел мои попытки договориться ерундой? — спросил Джерси.

— Да все! Начиная от первой буквы и заканчивая последней, все сплошная, никаким раком не относящаяся к истине, бредятина, которой ты заливаешь свою неуверенность! — после одноминутного перерывчика Джек заговорил более тихим загадочным голосом, — Твой конец близок, твой и твоей империи! Фигурально выражаясь, красавчик, ты сейчас находишься среди клыков. Могёшь понять, что я имел под словом клычки, э?

Еще через минуту в комнату вбежали «чеченцы». Их настрой показался Баллуку очень нерешительным. Глазки бандитов виляли в разные стороны, смотрели то на него, то на Джека.

Почувствовав неладное, Джерси обратился к Хэлвану.

— Что ты только что сделал?

— А ты не понял! — весельчак встал из-за стола, — Переманил на свою сторону! Всех членов банды Командира, всех громил Шифера! Не переманился только ты, а всех непереманивающихся решено судом верховным сминусовать к чертям, потому что такие отходы никому не нужны, а тем более мне — заядлому эстету, признающему только самые качественные продукты и перед покупкой всегда обращающему внимание на срок годности!

Услышав необлегчающую правду, Джеймс повернулся к брату:

— И ты туда же?

Фредди подумал:

«Всегда мечтал обломать тебя».

И сказал:

— Туда же, брат…

Боссу связали руки и приказали дуть к выходу. Все то время, пока они шли, Джек неустанно ерничал и смеялся.

— Уа-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Я просто не могу с вами, люди! Я, нецензурно выражаясь, херею от ваших самоподстав да самопредательств, которые переносятся пизже, чем самопожертвования да саможертвы! Какие вы смешные и легко управляемые! Но что мне немного не по нраву, так это как раз легкая управляемость! Вы оставляете меня без работы провокатора, не приходится ничего делать, практически! Даже тянуть за нить… — вдруг он остановился. Остальные сделали то же самое. Джеки подошел к Джерси и поправил ему воротник, — Шелк вдруг приобрел душу! А нить… она уже давно тянется по собственной прихоти, как тряпичные куклы тянутся к своим любовникам. И отрицание нужно только лишь для самоуспокоения!

— Пожалуйста — Джек закривлялся, — Выкинь что-нибудь годное, подходящее для ржаки. Я так хочу проржакаться, шо не могу уже. Ведь вещий Джек без смеха — это незакономерно как-то для нашей реальности, это просто неправильно, плохо… Это как наркоман без дозы, как военный без войны и как Гарик Потный без шрама, по которому текут английские школьницы. На худой конец это рекреативно, я разбавляю скуку, а чтобы другие не скучали, мне должно быть хохотно!